– Не думаю, что это хорошая идея. Во-первых, мальчик еще совсем мал. Во-вторых, Артавазд не согласится. В-третьих – и это самое главное! – своего противника надо уважать. Возможно, еще больше, чем союзника. Никогда больше не говори «армяшка».
Антоний насупился. Клеопатра права, кругом права, но…
– Я и не хочу, чтобы наш мальчик женился на этой армянской девчушке. Мне нужно, чтобы ее отец отказал, и тогда я начну против Армении военные действия.
– А если он согласится?
Антоний, мерявший шагами кабинет, остановился. Об этом он как-то не подумал. А вдруг и вправду согласится?
– Будем решать проблемы по мере их возникновения! – бодро ответил он.
Клеопатра вздохнула. Он совсем не умеет просчитывать на несколько шагов вперед. Смелый человек, решительный командир, прекрасный тактик – но никакой стратег. Впрочем, ему везет. Фортуна любит своих не самых разумных сыновей. Впрочем, Гаю Юлию она тоже благоволила, а человека умнее его Клеопатра не знала. Хотя, пожалуй, это именно Гай Юлий заставлял Фортуну делать то, что ему нужно… А Антонию просто везет. И день, когда его везение окончится, будет последним днем его как полководца. Потому что он попросту сломается.
«Ты не права», – одернула она себя. Ведь поражение в войне с парфянами не сломило его! Хотя… Хотя, несмотря на количество погибших, это было вовсе не серьезное поражение. И его везение пока не кончилось – просто… ушло на каникулы.
С великой Арменией все вышло так, как рассчитывал Антоний: Артавазд отказался выдавать свою дочь за Александра Гелиоса, что послужило предлогом для начала войны.
Эта кампания была проведена Марком Антонием просто блистательно. Столица Армении Арташад была захвачена и разграблена; сам Артавазд, привезенный в Александрию, участвовал в триумфе Антония.
– Не нужно проводить триумф здесь, – сказал Мардиан царице. – Я все понимаю, но ведь он делается изгоем в римском обществе!
Клеопатра грустно усмехнулась.
– Он даже слышать не хочет о возвращении в Рим. Я сказала ему, что римляне никогда не признают триумфа, проведенного вне Рима. По римским законам, триумфатор должен получить право на imperium в городской черте, возможность перейти померий! А тут – ни померия, ни imperium, ни сената, дающего право на триумф. Но, понимаешь ли, после поражения в парфянской войне я сказала ему, что человек должен сам понимать, правильно он поступает или нет, и не оглядываться на завистников. Вот он и не оглядывается… именно таким способом.
Триумф был проведен; Артавазд прошел в цепях в качестве личного пленника Марка Антония.
А когда слухи о триумфе в Александрии достигли Рима, там почти не осталось людей, готовых поддержать бывшего триумвира. Мардиан оказался прав: в римском обществе Марк Антоний стал парией.
Глава 31
– Я не ожидал! Не ожидал от него такой подлости!
Под «ним» явно подразумевался Цезарь Октавиан, а вот о какой подлости шла речь, царица пока не понимала.
– Он вскрыл мое завещание! И зачитал его в Сенате!
Клеопатра пожала плечами. Что такого могло быть в завещании Марка Антония, что этот документ понадобилось зачитывать в Сенате?
– А чего ты ожидал, отправив Октавии письмо о том, что разводишься с ней? Что Октавий бросится тебе на шею и зарыдает от счастья? Ты прекрасно знаешь, как он относится к своей сестре. Поэтому мне лично было сразу понятно, что он станет мстить тебе.
– Я не мог оставаться мужем Октавии, – пробормотал Марк Антоний. – Я хочу жениться на тебе, моя царица. На матери моих детей.
– Ну, Октавия – тоже мать твоих детей, если ты забыл.
– Так получилось! Случайно получилось!
Угу, такому большому мальчику никто не сообщил, что от постельных утех рождаются дети. Причем дочь Октавии Антония-младшая – практически ровесница сына Клеопатры Птолемея Фладельфа, младше его всего на пару месяцев.
Но отчаяние Антония – трогательно.
– Послушай, – мягко произнесла царица, – мы с тобой столько лет вместе… Какое имеет значение, женаты мы или нет?
– Я так решил! – громадные ладони Антония сжались в не менее громадные кулаки.
Смешно: она столько мечтала, что на ней женится Цезарь, а сейчас ей – все равно. Может быть, потому, что Марк Антоний – не Гай Юлий?
– Я подумаю, Марк. Не торопи меня. Подумаю и скажу тебе в самое ближайшее время.
Время можно и потянуть, а там, будем надеяться, он забудет.
– Так что там с завещанием?
– Завещание каждого римского гражданина священно! Никто не имеет права вскрывать его до его смерти! А он выкрал, вскрыл и прочел!
– А откуда он узнал, где именно хранится твое завещание?
Антоний удивился:
– Все завещания хранятся у весталок.
– Но ведь их там множество! Как он нашел именно твое? Ему помогли весталки?
Антоний побагровел. Он вообще достаточно быстро наливался гневом.
– Весталки не могли! Это нарушение всех традиций, их за такое могут казнить!
– Я знаю, это ему помогла эта… Ливия Друзилла! Вот уж кто действительно за мужа всем глотку перегрызет!
– А что было в завещании?
– Я написал в завещании, что считаю единственной женщиной в своей жизни тебя, моя царица.
Боги, какое унижение для римлян! «Единственная женщина» римского триумвира – «царица зверей», как ее презрительно называли римляне из-за звероголовых египетских богов!
– Я завещал тебе, а после тебя твоему сыну Цезариону все земли, которые мне принадлежат. И еще я упомянул, что считаю Цезариона истинным сыном Цезаря и считаю, что по праву именно он является наследником Цезаря.
У нее перехватило дыхание.
– И еще я велел похоронить себя в Египте, рядом с тобой, если ты умрешь раньше меня, – почти шепотом окончил Антоний. – И теперь я являюсь врагом римского народа. Меня лишили всего, всего! У меня ничего не осталось, только ты и дети!
В Риме Агриппа, довольно потирая руки, сказал Цезарю Октавиану:
– Ну вы с Меценатом молодцы! Все прошло как по маслу.
– Причем здесь Меценат? – удивился Гай Октавий.
– Ну такой слог! Марк Антоний, наверное, удивился бы, если бы узнал, что именно сказано в его завещании.
Гай Октавий, склонив голову на плечо, внимательно глядел на Агриппу.
– То есть ты считаешь, что это мы с Меценатом состряпали завещание Марка Антония?
– А разве нет?
– Послушай, Марк Випсаний Агриппа, – тихо начал Октавий, и Агриппа насторожился: вот точно так начинал шептать Цезарь, когда был в ярости.
– Если бы ты не был моим другом… моим лучшим другом, я бы сейчас ударил тебя по лицу. И мне было бы наплевать, что ты на пятьдесят фунтов тяжелее меня и гораздо сильнее. Но я… прощаю тебя.
– То есть ты хочешь сказать, что Марк Антоний вырыл себе могилу собственными руками? – воскликнул пораженный Агриппа.
– Завещание подлинное, если ты имеешь в виду именно это, – сухо отвечал император. – А моя совесть должна мучить меня только за то, что я выкрал его из хранилища и предал огласке. Но поскольку я действовал во благо Рима, моя совесть молчит.
– Мама, я все слышал. Выходи за него замуж.
– Зачем, сынок? – Клеопатра с любовью потрогала золотистые кудри сына. Он так напоминал Цезаря, ее маленький Цезарион! Впрочем, не такой-то он уже и маленький: вон как вытянулся! Уже на голову перерос мать. Пятнадцать лет! Почти мужчина.
– Мама, он любит тебя по-настоящему. А ты его, похоже, нет?
– Сын, я скажу это только тебе. Я люблю Марка Антония… по-своему. Просто у некоторых людей в жизни бывает… такая любовь, после которой… Словом, такая – одна-единственная, а все остальные кажутся лишь ее зыбкой тенью, понимаешь? Именно такой любовью я любила твоего отца.
– Мама, Марк Антоний – хороший человек…
– Хороший, я не спорю… Но…
– Если тебе самой все равно, почему бы тогда не сделать ему приятное? К тому же это было бы приятно и малышам.
Старшие «малыши», Александр Гелиос и Клеопатра Селена, были младше Цезариона всего на семь лет, Птолемей Филадельф, правда, аж на одиннадцать, но старший брат упорно продолжал именовать всех троих «малышами».
– Царица, Марк Антоний разыскивает Цезариона…
– Скажи ему, что мы здесь.
– Сынок! – с порога начал Марк Антоний. Он нечасто называл Цезариона сыном, хотя мальчику, Клеопатра видела, такое обращение нравилось. – Сынок, тебе срочно надо уехать. Начинается… начинается настоящая война. Октавий… постарается стереть нас в порошок.
– Тогда я останусь.
– Нет, ты не останешься, – вмешалась Клеопатра. – Ты уедешь, Марк Антоний прав. Ты отправишься… в Индию. Там ты сумеешь обучиться воинской науке и набрать искусных воинов, которые помогут тебе победить Октавия, если вдруг случится такое, что он сумеет разбить наши войска. Помни, сынок: превыше всего – Египет. Ты – его царь, и от тебя зависит, чтобы твоя страна оставалась свободной.
Цезарион хмуро кивнул.
– Когда я должен ехать?
– Сразу после нашего с Марком Антонием бракосочетания, – твердо ответила мать.
Глава 32
Клеопатра с флотом прибыла к Марку Антонию, флот которого барражировал Ионическое побережье.
Теперь объединенный римско-египетский флот насчитывал более трехсот вымпелов.
Их могло быть и больше, но часть кораблей Антоний предложил сжечь.
– Мы посадим команды с этих кораблей на децимремы. Это, моя царица, настоящие плавучие крепости! Их не протаранишь! Любой корабль, который станет таранить эннеру или децимрему, рискует не только остаться без тарана, но и попросту треснуть, как орех!
– Они весьма неповоротливы, – буркнул Сосиген, как всегда призванный на совет в качестве «разрушителя версий».
Марк Антоний бросил на него уничижающий взгляд, и ученый замолк.
– Им и не надо быть поворотливыми. Они повезут множество солдат. Именно децимремы и эннеры станут основой нашего флота и нашей победы!
Марка Антония неожиданно поддержали Эмилий Волумний и Клавдий Лоллий.
Что же, они уже участвовали в морских сражениях, им виднее…