– Нет! – закричала она. – Боже, пожалуйста, нет!
Не знаю, как мне удалось сохранить ковыляющую походку и не показать, как мне больно оттого, что я заставляю ее испытывать такие муки. Но Гарретт был настолько взбешен, что если бы узнал, что я жив, то пристрелил бы меня на месте. В обличье мертвеца у меня был слабый шанс выжить. По крайней мере, я на это надеялся.
Он сбросил меня с фургона. Я распластался в грязи, словно тряпичная кукла. Поднимаясь на ноги, я сделал это нарочито медленно, чтобы мои движения выглядели заторможенными и разболтанными, как у упыря. Пэм всхлипывала и тянула ко мне руки. Потребовались усилия двух дюжих помощников с бычьими шеями, чтобы оттащить ее обратно.
Толпа вокруг стала больше, но притихла. Даже братья Слокум прекратили лаять в громкоговоритель и пробились в передние ряды. Склонив голову набок, с бессильно болтающейся одной рукой и скрюченной у живота второй – я старался делать вид, что происходящее вокруг меня совершенно не волнует. Но при этом не упускал Пэм из виду.
Гарретт спрыгнул с кузова и надвинулся на нее.
– Посмотри на своего драгоценного Марвина. Не хочешь его обнять?
Все это время я продолжал сжимать в руках оторванную ногу. Для большего эффекта, я поднес ее ко рту и оторвал зубами добрый кусок мяса. Когда я это сделал, то увидел, как в Пэм что-то резко переменилось, будто кто-то нажал на выключатель. Словно она вдруг смирилась с тем, во что отказывалась верить.
– Ты и мизинца его не стоишь, – произнесла она голосом, в котором было больше решительности, чем печали.
С этими словами она вытащила пистолет у ближайшего помощника из кобуры и взвела курок.
«Срань господня, она собирается убить этого сукина сына!» – подумалось мне в тот момент. Но затем она навела этот чертов ствол мне прямо в лицо. И это меня совсем не обрадовало.
Пэм была хорошим стрелком. Действительно хорошим. Уж я-то знаю – это ведь я ее научил. Однажды я видел, как она снимает наперсток с забора с расстояния четыреста ярдов при сильном ветре – редкое мастерство. Поэтому я сомневался, что она промахнется с дистанции в двенадцать футов.
Затем все завертелось с бешеной скоростью. Стоящие вокруг люди в панике отхлынули в стороны от линии огня. Гарретт двинулся к Пэм и прорычал:
– Давай… прикончи его.
Ее намерения было очевидны: убийство из милосердия. Того же самого я желал упырю, которого по ошибке перепутал с нею в том трейлере, но мне в данный момент такое милосердие было не нужно. В отчаянии, я открыл рот, собираясь закричать, но прежде чем я успел издать хоть малейший звук, Пэм выстрелила мне в голову.
Я не помню, как потерял сознание, но полагаю, что оно и к лучшему. Поскольку, когда я очнулся, то обнаружил себя лежащим под кучей обезглавленных трупов и оторванных конечностей, сочащихся кровью и смердящих так, что вонь наверное поднималась до самых небес. Должно быть, меня посчитали мертвым и бросили тут вместе с остальными.
Мой рот был полон запекшейся крови. Лицо горело от адской боли. Ощупав изнутри языком ротовую полость, я понял, что выпущенная Пэм пуля прошла прямиком сквозь левую щеку, не убив меня и даже не выбив ни единого зуба. Черт возьми, ни единого!
Под всей это массой трупов было темно, но сквозь окно проникало достаточно размытого лунного света, чтобы я мог различить уставившиеся на меня стеклянные глаза – безжизненные глаза козлов, птиц, барсуков и окуней. Эти бедные засранцы занимали каждый дюйм окружающих меня стен.
Получается, я находился внутри хибары Слокумов, в которой они изготовляли чучела. Еще до того, как я успел обмозговать, что мне это сулит, скрипнула входная дверь.
– Марвин?
Это был голос Пэм, шепчущей мое имя.
– Марвин, где ты?
Я попытался ответить, но смог исторгнуть из себя лишь нечленораздельные булькающие звуки.
– О, малыш! – Пэм бросилась к накрывшей меня куче разлагающейся плоти и начала яростно разбрасывать в сторону оторванные части тел. Когда ей удалось освободить меня и помочь подняться на ноги, я крепко сжал ее в своих объятиях. Какое-то время все, что я мог, – это держать ее лицо в своих ладонях и смотреть на нее, убеждаясь, что она настоящая… что мы наконец-то вместе, и все еще живы.
– Прости меня, – сказала она. – Я пришла сюда так быстро, насколько это было возможно. Надо было подождать, пока все не успокоится, ты понимаешь.
Мне наконец-то удалось прочистить горло от запекшейся крови.
– Как… как долго я был в отключке? Который сейчас час?
– Чуть больше полуночи.
Я попробовал улыбнуться ей, невзирая на дыру в моей щеке.
– Я рад, что ты не промахнулась, милая.
– А, черт! У меня было достаточно времени, чтобы прицелиться, потому что ты, дурень, все никак не мог додуматься открыть рот. Я уже было решила, что ты никогда этого не сделаешь.
Умная девочка. Она выждала, пока я не попытался крикнуть, и таким образом мой раскрытый рот превратился в отличную мишень. Для толпы это выглядело как достойный приза выстрел. А для меня означало освобождение.
Конечно, я собрал все фрагменты в единую картину гораздо позднее. В тот момент мой разум был все еще, словно в тумане.
– Но как ты узнала, что я – это все еще… я?
– Потому что, милый, – она закатила глаза, – ты кусал человеческую ногу так же, как обычно грызешь кукурузный початок – оттопырив мизинчик.
Она подшучивала над этим годами. Никогда бы не подумал, что однажды эта привычка спасет мне жизнь.
– Мы должны идти, – она толкнула меня к двери. – Моя машина стоит снаружи с работающим двигателем.
Мы выскользнули наружу и отправились на задворки хижины. Прожекторы были выключены, поэтому мы передвигались в темноте. Но это не имело никакого значения, потому что ранчо теперь опустело. Те, кто искал укрытия от упырей, укрылись в палаточном городке по другую сторону от главной дороги. Мы были уже в нескольких шагах от попыхивающего на холостом ходу «Шеви Корвэйр»[49] Пэм, когда мое внимание привлек свет фар. Еще один фургон приближался к усадьбе Слокумов, битком набитый свежим урожаем кровожадных упырей. Даже отсюда я мог слышать их голодное рычание.
Пэм, должно быть, тоже их услышала. Она потянула меня к пыхтящему «шеви».
– Пойдем, дорогой, нужно идти, пока у нас есть шанс.
Она была права. Конечно, права. Нам надо было идти. Но будь я проклят, если остановлюсь на полпути.
– Подожди, детка. У меня появилась идея.
Было около двух часов ночи, когда мой удар сорвал с петель дверь в однокомнатную дыру Гарретта к востоку от озера, где он сидел, развалившись в кресле, напившийся вусмерть, все еще в форме, с двенадцатым калибром на коленях и номером «Пентхауса» на груди. Он потянулся было за ружьем, но я впечатал носок своего ботинка ему прямо в челюсть. Пока я приковывал его запястья к креслу его же наручниками, этот негодяй продолжал выплевывать выбитые зубы.
Когда я выпрямился перед ним, он выглядел одновременно шокированным, испуганным и обозленным.
– Фто за хелня? – процедил он сквозь окровавленные десны. – Ты зе был мертв!
– Нет, Гарретт, я не мертв. И не «немертв» тоже. Я жив и со мной все в порядке, – я вздернул подбородок и широко улыбнулся, чтобы он хорошенько разглядел зияющее отверстие от пули в моей щеке. – А вот тебе теперь конец.
Пока я шел к двери, он боролся с наручниками. Открыв дверь, я издал резкий свист. Тут же раздался рев мотора. Звук крутящихся колес. Из темноты, рыча, выехал фургон, быстро приближаясь… задним ходом. Я спрыгнул с крыльца, чтобы освободить его.
В тот момент, когда фургон с открытым задним бортом врезался в переднюю стенку дома, из него вырвалось сильное облако пара.
Когда пыль осела, в зеркале заднего вида я увидел, как Пэм ухмыляется мне из кабины фургона. Она открыла пассажирскую дверь. Я забрался внутрь и крикнул:
– Заводи, детка!
Она выжала сцепление, а потом нажала на газ. Кузов дернулся, вывалив груз плотоядных тварей поверх опущенного заднего борта прямо внутрь дома.
Последнее, что мы слышали, когда уезжали, – это полузадушенные крики Гарретта из-под орды пирующих упырей.
Он умолял меня убить его из милосердия.
Но мои запасы милосердия иссякли.
Это случилось четыре часа и две сотни миль назад. Последние новости, услышанные нами по радио, сообщали, что этот район по-прежнему кишит упырями… но о том, что происходит за границей штата, не было сказано ни слова.
Я сижу здесь и пишу эти строки в разграбленной комнате заброшенного мотеля, слышу, как Пэм дышит во сне, и любуюсь танцующими на ее прекрасном лице бликами от свечи. Я не знаю, что ждет нас в будущем… кроме того, что мы обязательно выживем – и сделаем это вместе.
Напоследок я скажу вам еще одну вещь, которую почерпнул из своего опыта: «быть немертвым» совершенно не то же самое, что «быть живым». Я твердо уверен, что это урок всем нам.
Орбитальный распад
Дэвид Веллингтон
Дэвид Веллингтон – автор двадцати романов, которые изданы на восьми языках мира. Его романы в жанре «хоррор» включают в себя «Остров монстров», «Тринадцать пуль», «Обморожение» и «Позитив», а серия триллеров о ветеране войны в Афганистане Джиме Чэпеле насчитывает в данный момент три романа: «Химера», «Протокол “Гидра”» и «Инициатива циклопов». Также он пишет фэнтези под псевдонимом Давид Чендлер и научную фантастику под именем Д. Нолан Кларк (под этим псевдонимом вышел такой бестселлер, как трилогия «Тишина»). В данное время живет и работает в Нью-Йорке.
[Ниже приводится запись последнего радиоконтакта с Международной космической станцией, обнаруженная на резервном диске в «Космическом центре имени Линдона Б. Джонсона» в Хьюстоне, штат Техас. В ту ночь на борту станции были три астронавта и один космонавт, чьи имена стали нам известны благодаря инициалам, обозначенным в стенограмме:
ДХ: Джексон Харцфельд, «Харц», командир экипажа;