– Нет.
– Что ж, я думаю это хорошо, что среди наших парней в военной форме нет тех, кто отрезает уши и носит их на шее, – сказал он, затем поднял свое пиво, и мы снова чокнулись.
Можете в это поверить?
Мы действительно это сделали – чокнулись за то, чтобы не отрезать уши.
Когда мы это сделали, он улыбнулся, и его мертвый кривой зуб снова вылез наружу, тогда я решил – к черту, я не могу больше ждать!
Поэтому я прикончил свое пиво, ощущая, как во мне растет знакомое ощущение – чувство предвкушения, которого я не знал со времен войны. Когда дрожат руки и зубы сжимаются в преддверии того, что должно произойти.
Было чуть меньше двух часов, когда я встал и произнес:
– Пивко просится наружу.
– Пить пиво – это как ловить форель.
– Это как?
– Поймай и отпусти, – произнес он и слишком громко засмеялся, а затем сказал что-то о том, что он выпил больше меня, но до сих пор еще ни разу не отлил.
Я оставил свое ружье прислоненным к ветке, а сам прошел футов двадцать в глубь зарослей, скользнув за ствол широкого дуба. Моча выходила короткими, тяжелыми, слегка жалящими толчками, забрызгав дуб и землю вокруг. Кислый запах, лужицы у моих ботинок. Я застегнул ширинку, сделал глубокий вдох-выдох, а затем полушепотом позвал Бо:
– Бо, я вижу одного. Иди сюда, он твой.
Я услышал, как Бо встал, при этом все его болтающиеся гаджеты зазвенели, а затем протопал по траве, замедлив шаг, когда стал ко мне подкрадываться.
– Ты где? – спросил Бо, и я живо представил себе, как он сейчас выглядит: глаза суженные, выискивающие и тревожные – очевидно, он воображал себе, что он на войне.
Я прижался спиной к дубу. Слушал, как он нетерпеливо приближается. Так нетерпеливо, что, наверное, не перестает облизывать языком этот свой клык. Я посмотрел на землю и увидел, как на нее упала тень Бо, услышал треск его шагов, словно от сгорающих в огне щепок, и задержал дыхание.
– Я его не вижу, – сказал Бо, и больше он ничего и никогда не говорил, потому что я выскочил из-за дуба и схватил ствол его винтовки калибра.270. Его глаза расширились, он издал короткий, словно икота, смешок, на мгновение не поверив свои глазам и думая что-то вроде «слушай, это странная шутка», – но потом я дернул ружье к земле, потянув за ним Бо, мой палец нащупал спусковой крючок и я нажал его, не прекращая тянуть вниз. Предохранитель уже был снят, раздался выстрел, звук получился слегка приглушенный, поскольку ствол был плотно прижат к подбородку Бо – ему снесло всю челюсть, как будто парень решил попробовать на вкус М-80[52]. Половина его черепа вылетела сквозь затылок, словно вращающаяся в воздухе тарелка из кости, плоти и жирных волос.
Приклад винтовки уперся в грязь, ткнувшись Бо прямо в рот, отчего тот упал на спину.
Его челюсть, горло, земля вокруг – сплошь влажная, сочащаяся красная плоть повсюду. То, что он продолжает дышать, можно было распознать лишь по пузырькам слюны – так бывает, когда пытаешься выпить шипучку через соломинку с трещиной.
Бо нашел меня глазами. Его верхняя губа – единственная оставшаяся губа – поднялась, и я увидел тот самый сгнивший серый зуб. И бегающий по нему кончик языка.
Умри.
Ну, давай же.
Его язык облизал этот зуб еще два раза, а затем его глаза напоследок сфокусировались на мне – и только тогда я осознал, что за все это время не сделал ни единого вздоха.
Тогда я вздохнул, и в этот момент кончик языка Бо наконец-то остановился.
Он умер.
Я протер носовым платком ствол ружья там, где его схватила моя рука. Затем вернулся на вырубку и выпил большую часть оставшегося пива. Проверил часы. Была четверть восьмого.
Это надо было сделать.
Но тот кривой зуб…
Эта изогнутая, отвратительная штука – торчащая наружу так, что ее мог видеть каждый. Этот зуб пережевывал мясо, перекусывал треску каждое воскресенье на методистском пикнике… он оставил его, чтобы все могли видеть.
Неожиданно я услышал голос Бо:
– Ты когда-нибудь это видел? Как парни отрезают уши? И носят их на шее словно трофеи?
Я подумал было, с екнувшим сердцем, что эти слова произнес покойник, но нет: это был всего лишь шум, родившийся у меня в мозгу.
«Давай, Джек, – сказал я сам себе. – Ты на последней ступеньке, просто подтянись наверх и двигай прямиком к вершине».
Но я этого не сделал.
Охотничий рюкзак Бо остался в засидке. Я вытащил из него изогнутый заточенный нож и направился обратно к телу.
Его язык вывалился наружу, лицо залила бледность.
Разве кто-нибудь об этом узнает?
Нет.
Его нижнюю челюсть сорвало выстрелом, на ее месте зияла окровавленная, мясистая рана. Я присел на корточки и оттянул ему верхнюю губу. Затем загнал нож в десну и аккуратно начал двигать им взад-вперед, раскачивая этот кривой зуб.
Все еще открытые, его глаза смотрели на меня.
В моей голове снова раздался голос Бо:
– Ты когда-нибудь это видел? Как парни отрезают уши? И носят их на шее словно трофеи?
– Да, – ответил я, и продолжил работать ножом, пока зуб не выпал мне на руку.
Я прошел к воде и сунул руку с зубом в воду, позволяя течению смыть с него кровь. Затем этот кривой зуб отправился в мой карман для часов.
После этого я вытащил ключи от машины из пальто Бо, бросил последний взгляд на тело и побежал обратно через лес.
Было около половины десятого, когда я добрался до «шеви» – и тогда мой план первый раз дал сбой. Рация Бо поломалась. Бо был пожарным-добровольцем, и его рация была изрядно изношенной – но хоть это и пробило дыру в моем плане, зато позволило почувствовать себя не так паршиво из-за всего произошедшего. Не подумайте, что я так уж плохо себя чувствовал, но если вы работаете пожарным-добровольцем, то ваша рация должна работать, а если нет – надо попросить, чтобы вам ее починили.
Поэтому я сам поехал в город. Мои колеса скрипели, когда я оставил позади магазин «Все по пять и десять центов», чувствуя, как люди смотрят на меня, но зная, что это хорошо – это было частью плана.
Шефа полиции звали Тарп; когда я вошел, он сидел за своим столом. Я прошел мимо помощника, сказав, что у меня срочное дело. Меня распирала гордость за себя и за то, как я это преподнес: слегка задыхаясь и добавив в голос напряжения.
– Шеф, произошел несчастный случай. Бо Линн подстрелил самого себя. Он мертв, я уверен в этом, и черт… черт, вот дерьмо-то – я видел все собственными глазами, когда он упал… черт возьми, шеф, это была ужасная случайность.
Рыжие муравьи уже начали поедать тело Бо, маршируя по его развернутой выстрелом глотке, забегая и выбегая из ноздрей, толпясь на раскрытых глазах – несколько утонуло в луже крови, в которой он раскинулся. Тарп долго смотрел на тело, затем зажег одну из своих длинных сигарет.
– Расскажи снова, как все произошло.
– Я стоял здесь. И вдруг увидел самца оленя, но у меня с собой не было ружья – я отошел отлить, – поэтому я шепотом позвал Бо. Он появился, но тут я увидел, как он зацепился ногой за корень и начал падать. Он падал как в замедленной съемке, и я уже раскрыл рот, чтобы чутка его отругать, но тут раздался выстрел. Он вроде как ударился о землю, либо его ружье – либо и то и другое. Затем, он как будто отпрыгнул назад, а когда повернулся – кровь била фонтаном.
Когда я говорил это Тарпу, то думал, что со стороны так оно все и выглядит.
– Ты пытался вернуть его к жизни?
– Оживить? У него горла не было.
– Ты проверил пульс на его запястье?
– У него не было горла, Тарп.
Шеф Тарп взглянул на меня.
– На тебе кровь, – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал он.
Я посмотрел на свой палец, которым выковыривал кривой зуб. Кровь была на самом кончике, под ногтем, она уже засохла.
– А, ну да, конечно. Мне пришлось вытаскивать ключи из его пальто. Я не говорил, что не касался тела, просто я не проверял пульс, поскольку у парня пол-лица снесло к чертям собачьим. Кроме того, она могла попасть на меня, когда он падал. Я уверен, что был от него не дальше пяти футов.
Тарп продолжал молча смотреть на тело.
– Понимаете, ключи были у него, потому что это он был за рулем, – продолжил я, мысленно улыбаясь, поскольку знал, как все было на самом деле. – Настаивал на том, чтобы мы поехали на его новом «шеви». Хотел похвастаться новой кожаной обивкой.
Тарп медленно кивнул:
– Это похоже на Бо.
Тарп говорил еще какое-то время: про рапорт об этом инциденте, про то, что надо позвонить в «Игру и рыбу», про Деб, про то, что мне надо будет дать показания под запись, и о том, какой это позор. Он не хотел оставлять тело, но здесь нас вряд ли кто-то мог найти. С неохотой он решил, что нам обоим надо отсюда выбираться, а потом он пришлет сюда солдат штата. Он поднял ружье Бо, сказав, что заберет его с собой. Следующим он взял мое ружье, сказав, что должен его проверить, и я ответил, что все понимаю.
Мы прошли обратно сквозь чащу. На поляне стояли облокотившийся на свой «круизер» солдат и машина «скорой помощи» с двумя фельдшерами.
Я прикусил губу и прошел мимо – пусть себе говорят, нет смысла их слушать.
Мне казалось, что зуб извивается в моем кармане – но когда я засунул туда руку, он лежал совершенно спокойно. Я тер его пальцами, когда вдруг услышал, как Тарп зовет меня, как будто уже не первый раз:
– Джек! Ты слышишь меня?
– Да, конечно, – ответил я, быстро вытащил руку и повернулся. – Только слегка потряхивает. Просто сначала тебя не услышал.
– Ты можешь вернуться в город.
– Ты хочешь, чтобы я рассказал об этом Дебби? – спросил я.
– А, дерьмо. Нет, надо, чтобы это сделали из моего офиса. И побыстрее, пока бедная женщина еще ничего не услышала. Я свяжусь с ними по радио, дам поручение Леонарду.
Так я уехал на «шеви» Бо. Уезжая, я обернулся и увидел, что Тарп, солдаты и фельдшеры уходят в лес.
Перед тем, как въехать в город, я завернул в придорожную забегаловку Рути и заказал открытый сэндвич с куском мяса. Но вместо картошки взял себе салат из капусты. Вскоре я увидел, как в направлении дома Деб и Бо промчалась машина помощника Леонарда, чтобы доставить новость о несчастном случае.