Единственное, что мне оставалось, — это вернуться к себе в офис и затребовать файлы с пометкой «Рейс № 800. „Бейвью-отель“». По крайней мере ничего другого мне в эту минуту в голову не пришло.
— У вас есть на этот счет какие-нибудь мысли? — с тайной надеждой спросил я Мари.
— Нет. Но я обещаю об этом подумать.
Я вручил Мари свою визитную карточку и сказал:
— Позвоните мне на сотовый, если что-нибудь надумаете. Только ни в коем случае не звоните в офис.
Мари кивнула.
— Вы можете назвать мне имя какого-нибудь надежного человека? — спросил я.
— Нет. Но я могу позвонить и узнать, не согласится ли кто-нибудь из копов, работавших в нашей следственной группе, поговорить с вами.
— Это было бы чудесно.
— И все-таки чего вы добиваетесь, Джон?
— Ладно, я скажу вам то, о чем не сказал Гриффит. На брошенном на пляже покрывале была обнаружена крышка от объектива видеокамеры.
Ей потребовалось не менее двух секунд, чтобы переварить услышанное и снова обрести дар речи.
— Боже мой! Уж не думаете ли вы, что…
— Кто знает? — сказал я и поднялся с места. — Но эти сведения я вам советую держать при себе. Лучше припомните на досуге, что вы слышали об этом деле, когда работали в «Бейвью-отеле», и потом — когда вас перебросили в другое место. И большое вам спасибо за то, что согласились уделить мне немного времени. Поверьте, вы мне очень помогли.
Я подошел к сидевшему в манеже малышу, помахал ему на прощание и направился к выходу:
— Не надо меня провожать. Я знаю, где дверь.
Мари по-приятельски положила мне руку на плечо.
— Будьте осторожны, прошу вас.
Глава 21
Слободан сидел в такси и болтал по мобильному. Я нырнул в машину, захлопнул за собой дверь и сказал:
— К вокзалу Святого Георга. И побыстрее.
Продолжая говорить на своем каком-то шелестящем наречии, водитель тронул машину с места.
Мы прибыли на морской вокзал за десять минут до отхода парома. Я заплатил по счетчику и дал Слободану пять долларов сверху. При этом я мысленно напомнил себе представить миссис Мэйфилд отчет о транспортных расходах.
Рядом с вокзалом стоял фургон, торговавший мороженым, и в приступе ностальгии я купил сахарный рожок, посыпанный сверху фисташками.
Потом я взошел на паром, где по-прежнему не взимали плату за проезд, и поднялся на верхнюю, палубу. Через пять минут мы отчалили, взяв курс на Манхэттен.
Путешествие продолжалось двадцать пять минут. За то время я прокрутил в голове все, что знал об этом деле, а также то, чего не знал наверняка, о чем лишь догадывался. Нечего и говорить, что я не раз возвращался к вопросам, ответов на которые у меня не было и, возможно, никогда не будет.
Обычно, пытаясь решить какую-либо проблему, мы в равных долях используем информацию и интуицию. Все, что остается в сухом остатке, относится к сфере удачи. Когда мы проходили мимо статуи Свободы, я ощутил некоторый рост патриотического чувства и даже вспомнил о данной мною клятве защищать Конституцию Соединенных Штатов и демократические ценности. При этом, заметьте, я еще не был убежден, что причиной катастрофы рейса номер 800 стала атака иностранных террористов.
Правда, были еще люди — жертвы этой катастрофы, их родственники и любимые. Как детектив убойного отдела, я старался не примешивать к работе эмоции, но, к сожалению, это у меня далеко не всегда получалось. Эмоции, конечно, вещь хорошая — они по крайней мере обеспечивают мотивацию, но, если разобраться, далеко не всегда идут на пользу тебе лично и делу, которому ты служишь.
На мгновение я представил себе, что раскрыл это дело. (Говорят, если можешь представить себе, как выглядит успех, то он обязательно к тебе придет.) Перед моим мысленным взором промелькнули Кениг, Гриффит и мой непосредственный начальник из полицейского управления капитан Дэвид Стейн. Все они почтительно пожимали мне руку, в то время как остальные мои коллеги дружно аплодировали, время от времени издавая приветственные возгласы. Естественно, после всего этого я должен был получить приглашение на обед в Белый дом. Никак не меньше.
Увы, в действительности ничего подобного в случае, если бы мне даже удалось заставить начальство вновь открыть это дело, меня не ожидало. Честно говоря, мне даже думать не хотелось, что могло произойти на самом деле. Если разобраться, у этой медали была лишь оборотная сторона, а парадная и блестящая отсутствовала. Единственное, что я получал, ввязываясь в эту авантюру, — так это сомнительную возможность слегка потешить свое самолюбие и как-то заявить о себе миру.
Конечно, была еще и Кейт, которая на меня рассчитывала. А теперь давайте вспомним, сколько мужчин выворачивались наизнанку, чтобы произвести впечатление на женщину. Как минимум шесть миллиардов. Или даже больше.
Когда паром пришвартовался, я сошел на берег и поймал такси до бара «Дельмонико» на Бивер-стрит, неподалеку от морского вокзала.
Насколько мне известно, «Дельмонико» существует в этом городе уже лет сто пятьдесят, поэтому опасаться того, что он вдруг закрылся и миссис Мэйфилд осталась на улице, не приходилось. Поскольку заведение располагалось в деловом и финансовом центре города, его посещали по преимуществу парни с Уолл-стрит, а вот обитатели Федерал-Плаза, 26, туда практически не заглядывали. Мой выбор был продиктован еще и этой причиной.
Войдя внутрь, я сразу же направился к стойке, где миссис Мэйфилд вела беседу с двумя сексуально озабоченными типами, по виду финансовыми воротилами с Уолл-стрит, вклинился между ними и спросил Кейт:
— Больно, да?
— Почему, интересно знать, мне должно быть больно?
— Всегда больно, когда падаешь с небес на землю.
Кейт улыбнулась и сказала:
— Полагаю, тебе-то уж падать не приходилось?
— Мне — нет. — Я заказал себе виски с содовой. — Но почему твое лицо кажется мне знакомым?
Кейт опять одарила меня своей очаровательной улыбкой.
— Представления не имею. Я недавно приехала в этот город.
— Я тоже, — ответил я. — Только что сошел на берег. Хотя это был всего-навсего паром со Стейтен-Айленда.
Официант принес мне виски, и мы с Кейт чокнулись.
— Так где же ты был?
— Я тебе сказал. На Стейтен-Айленде.
— Я думала, ты пошутил.
— Такими вещами не шутят. Я действительно там был.
— Но зачем ты туда ездил?
— Присматривал для нас дом. Скажи, ты когда-нибудь думала о том, чтобы завести детей?
— Ну, положим… думала. А почему ты спрашиваешь?
— Я в положении.
Кейт похлопала меня по животу и сказала:
— Понятно. Интересно, что это навело тебя на мысль о детях и собственном доме?
— Просто я поговорил с одной женщиной-полицейским, которая находится в отпуске по уходу за ребенком. В 1996 году она работала в ОАС и допрашивала свидетелей в «Бейвью-отеле».
— Неужели? И как же ты ее нашел?
— Я могу найти кого угодно и что угодно.
— Ты не можешь найти даже пару носков одного цвета. Ну и что же тебе рассказала эта дама?
— Она допрашивала горничную, которая видела парня, выходившего из гостиничного номера с покрывалом. Тем самым, которое потом нашли на пляже. Эта горничная видела и его спутницу.
Кейт с минуту обдумывала мои слова, потом спросила:
— Федералам удалось установить их личности? Что думает по этому поводу твоя знакомая?
— Насколько она знает, не удалось. Парень зарегистрировался в гостинице под вымышленным именем, — сообщил я и глотнул виски.
— Что еще ты от нее узнал?
— Я узнал, что три федеральных агента, занимавшихся этим делом, не делились информацией со своими коллегами из Департамента полиции Нью-Йорка. Впрочем, я и раньше об этом догадывался.
Кейт промолчала.
Я посмотрел на нее и сказал:
— Меня интересует вот что — как рапорт из Уэстгемптонского отделения полиции о найденном на пляже покрывале попал в твои руки?
Кейт помолчала еще несколько секунд, потом нехотя произнесла:
— Это произошло случайно. В мотеле я перебирала пачку полицейских отчетов, и вдруг по какой-то непонятной причине мое внимание привлек рапорт офицера из Уэстгемптона…
— Ответ неверный. Попробуй еще раз.
— Ладно… Попробую. Как-то вечером мы с Тедом выпивали, и он проболтался об этом рапорте. Должно быть, потому, что слишком много тогда выпил.
Я почувствовал себя так, словно меня окунули в дерьмо, но не подал вида и нежно произнес:
— Помнится, раньше ты говорила, что ни с кем, включая Нэша, это дело не обсуждала…
— Я соврала. Ты уж извини.
— О чем еще ты мне лгала?
— Больше я тебе не лгала. Клянусь.
— А зачем ты вообще мне лгала?
— Полагала, что тебе не так уж важно, как я раздобыла эту информацию… К тому же ты всегда бесишься, стоит мне только упомянуть о Теде Нэше, поэтому я решила не говорить тебе правду.
— Бешусь?
— Просто с ума сходишь.
— Чушь собачья!
На нас стали обращать внимание — должно быть, потому, что я несколько повысил голос. Бармен посмотрел в нашу сторону и осведомился:
— Эй, у вас все в порядке?
— У нас все в полном порядке, — сказала Кейт, потом посмотрела на меня и спросила: — Может, пойдем отсюда?
— Это почему же? Мне здесь нравится. Кстати, если ты забыла мне сказать кое-что еще — скажи сейчас.
Хотя Кейт вела себя сдержанно, я видел, что она расстроена. Что же касается меня, то я просто дымился от злости.
— Давай выкладывай — чего там!
— Только не надо на меня давить. Ты не…
— Говори, Кейт. И не пытайся меня надуть, прошу тебя.
Она глубоко вздохнула и произнесла:
— О'кей… Я скажу тебе кое-что… Только это не то, о чем ты думаешь…
— Не важно, о чем я думаю. Говори…
— Ну хорошо… Тед тоже работал над этим делом, о чем тебе сейчас наверняка уже известно. Я знала его очень давно… но мы никогда не были близки, о чем я тысячу раз уже тебе говорила.
— Какая разница? Он умер. Меня сейчас больше интересует, почему он вдруг рассказал тебе о покрывале и найденной на нем крышке от объектива видеокамеры.