Я ничего на это не ответил.
— Кто-нибудь еще беседовал с вами?
— Нет.
— Вы подписали какое-нибудь соглашение с ФБР?
— Нет.
— Ваша беседа записывалась на аудио- или видеопленку?
— Нет… По крайней мере, я этого не заметила. — Потом она добавила: — Но человек по фамилии Гриффит делал какие-то записи.
— Где эти люди с вами беседовали?
— Здесь.
— Прямо у вас дома?
— Да. Когда муж был на работе.
— Ясно. — Ситуация, конечно, несколько необычная, но неслыханной ее тоже не назовешь. Так иногда поступают, когда речь идет об анонимных свидетелях. Совершенно очевидно, что демонстрировать эту свидетельницу федералам не хотелось. Я спросил: — А тот джентльмен, что был с вами?
— А что вас интересует?
— Его допрашивали?
— По-моему, с ним разговаривали у него в офисе. А почему вы спрашиваете?
— Я просто проверяю, правильно ли осуществлялись все необходимые в таких случаях процедуры.
Она помолчала, а потом спросила:
— Какая новая информация всплыла в связи с этой катастрофой и о чем вы хотите со мной поговорить?
— Я не имею права сообщать кому бы то ни было новые сведения по вышеупомянутому делу. Что же касается вас, то мне хотелось бы с вашей помощью кое-что прояснить.
— Что именно?
— Мне, например, нужно выяснить, когда у вас закончились отношения с вашим любовником. А также узнать его имя.
Похоже, мой вопрос был ей неприятен, тем не менее она ответила:
— Не представляю, какое значение это может иметь теперь, но если вы настаиваете, отвечу, что после той ночи мы с Бадом расстались.
С Бадом?
— Но вы ведь продолжаете с ним видеться и разговаривать.
— Да, время от времени мы с ним встречаемся. На светских вечеринках или в клубах. Эти встречи неизбежны и никакой радости у меня не вызывают.
— Я вас понимаю, поскольку тоже время от времени сталкиваюсь на Манхэттене со своей бывшей женой и бывшими любовницами, — сказал я с улыбкой.
Джилл улыбнулась мне в ответ:
— Вы с ним разговаривали?
— Нет. Сначала я хотел поговорить с вами. Он проживает по прежнему адресу?
— По прежнему адресу и с прежней женой.
— И работа у него все та же?
— И работа.
— Как вы думаете, он сейчас в городе?
— Полагаю, да. Я видела его на барбекю по случаю Дня труда… — Помолчав, она посмотрела на меня и сказала: — Знаете, увидев его, я вдруг подумала…
— Вы подумали: что я в нем тогда нашла?
Она кивнула.
— Все это того не стоило.
— Когда увлечение проходит, всегда кажется, что оно того не стоило. Но в свое время оно казалось неплохой идеей.
Она опять улыбнулась.
— Похоже на то.
— По-моему, вы в нем разочаровались. Ведь, по вашему мнению, он не должен был называть ваше имя ФБР. Ему следовало, как говорится, защитить вашу честь.
Она пожала плечами.
— Если честно, не думаю, что ему хватило бы сил. Они так задавали вопросы, что иногда это больше походило на угрозы… Однако более сильный человек, возможно… — Она рассмеялась. — Думаю, он выложил все через три минуты.
— Не будьте к нему так строги. Он выполнил свой гражданский долг.
— Бад всегда сделает то, что полезно для Бада. — С минуту подумав, Джилл добавила: — Возможно, если бы федералы вначале заявились ко мне, я бы поступила точно так же. Но меня больше поразило то, что произошло потом. Он оказался настоящей…
— Тряпкой? — высказал я предположение.
Она рассмеялась.
— Да. Тряпкой и трусом. И уж конечно, не джентльменом.
— Почему?
— Я хотела пойти в ФБР, все рассказать и показать пленку. Но он отказался. Однако когда федералы его прижали, он сказал им, что это я не пожелала пойти в ФБР и сделать заявление. Это было так ужасно… Он думал только о себе…
— Наверняка ваш Бад адвокат по профессии.
Она снова залилась смехом — мягким, глубоким. У меня появилось ощущение, что мы с ней могли бы достичь взаимопонимания. Я мог вести с ней доверительную беседу или, напротив, прибегнуть к угрозам, но Джилл Уинслоу скорее всего выслушала в свое время такое количество угроз, что у нее наверняка развился к ним иммунитет.
Я дотронулся до ссадины у себя на подбородке, и Джилл Уинслоу сказала:
— Ссадина совсем свежая. Хотите, я ее чем-нибудь смажу?
— Нет, спасибо. Я продезинфицировал ее в морской воде.
— Правда? И где же вы ее получили?
— В Адене на меня прямо на улице набросились наемные убийцы. Аден — это в Йемене. Шучу, — сказал я, — но в принципе кусок пластыря мне бы не помешал. У вас есть пластырь?
— Ну конечно. — Она поднялась с места, подошла к комоду, достала из ящика кусочек лейкопластыря, противовоспалительную мазь и все это передала мне.
— Спасибо, — поблагодарил я. Намазав ссадину мазью, я наклеил сверху кусок бактерицидного пластыря. Пока я занимался этим, она стояла рядом, готовая оказать необходимую помощь. Но я справился самостоятельно.
Она села на стул и сказала:
— Главное, чтобы туда не попала инфекция.
В сущности, она была очень милой женщиной. И нравилась мне. Вполне возможно, я тоже ей понравился. Правда, в ближайшие десять минут я должен был ее разочаровать. Я положил на стол упаковку от стерильного пластыря и некоторое время сидел молча.
Наконец она спросила:
— Зачем вам знать о Баде и наших с ним взаимоотношениях?
— Имеются некоторые противоречия между вашим и его рассказами. Например, я хотел бы услышать, что вы сделали с пленкой после того, как просмотрели ее в своем номере в «Бейвью-отеле»?
— А что сказал он?
— Не важно. Меня интересует ваша версия.
— Ну хорошо… После того как мы ее просмотрели, он настоял на том, чтобы мы стерли запись. И мы, перед тем как покинуть отель, ее стерли.
Это никак не соответствовало тому, что мне поведал старина Тед Нэш. Но в принципе картина выстраивалась. Хоть и совсем другая.
— Хотелось бы услышать от вас некоторые подробности. Итак, вы убежали с пляжа, вернулись в отель и… что?
— Сначала — еще в машине — я просмотрела пленку на дисплее видеокамеры, чтобы выяснить, что мы сняли… увидела взрыв самолета и… — Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. — Все это было ужасно. Так ужасно… Я бы не хотела увидеть что-нибудь подобное еще раз.
Я сочувственно кивнул, глядя, как она неотрывно после этих слов смотрит в свою чашку. У меня возникло ощущение, что пять лет назад это была совсем другая женщина. Возможно, более счастливая и энергичная. Должно быть, то, что произошло 17 июля 1996 года, нанесло ей серьезную травму, а то, что последовало за этим, глубоко разочаровало, обидело и даже испугало. А ведь был еще Марк Уинслоу, чье лицо мне удалось рассмотреть через стекло «мерседеса». И она все еще жила в этом доме и знала, что будет жить здесь и дальше очень долго. Если разобраться, жизнь — это непрерывная цепь компромиссов, разочарований, предательств и сомнений. Иногда верное решение удается принять сразу, иногда, что случается гораздо реже, судьба дает тебе второй шанс. Я решил предоставить его Джилл Уинслоу и надеялся, что она захочет им воспользоваться.
— Итак, вы просматривали пленку на дисплее видеокамеры. Я правильно вас понял?
Она согласно кивнула.
— А Бад, значит, вел машину?
— Да. Я сказала ему: «Остановись у обочины — ты должен на это взглянуть, немедленно!» Или что-то в этом роде.
— А он что?
— Ничего. Никак не отреагировал. А ведь я ему сказала, что мы записали на пленку весь взрыв целиком.
Некоторое время я сидел молча, не решаясь задать следующий вопрос. Но я должен был его задать, ведь именно для этого я сюда приехал.
— Вы видели восходящий поток света?
Она с удивлением посмотрела на меня и ответила:
— Конечно.
Я посмотрел в окно на большой внутренний двор-патио, где находился плавательный бассейн и не меньше акра занимали декоративные растения, кустарники и газоны. Несмотря на начало осени, розы были все еще хороши. Как это она сказала — «конечно»?
Я налил себе еще одну чашку кофе, откашлялся и спросил:
— Этот поток света не был отражением выливающегося из топливного бака пылающего горючего?
— Нет. Я видела, как огненный столб поднимался с поверхности воды. Сначала я увидела это воочию и уже потом — на видеопленке.
— В этот момент вы стояли на пляже?
Несколько секунд она молчала, потом ответила:
— Скажем так: я сидела… когда на горизонте неожиданно возникло свечение и столб света стал быстро подниматься с поверхности океана в небо… Я сказала что-то по этому поводу Баду; он сразу же повернулся и тоже стал смотреть. Мы оба видели этот красно-оранжевый столб… Потом, через несколько секунд, в небе появился огромный огненный шар… а еще через несколько секунд шар начал распадаться на части… Минутой позже мы услышали звук взрыва…
Это уж вообще никак не вязалось с тем дерьмом, которое пытался скормить мне мистер Сказочник из ЦРУ. Но если честно, я вовсе не был этим удивлен.
— Знаете, Джилл, в рапорте, который я прочитал, говорилось, что вы занимались на пляже любовью — как раз в тот момент, когда взорвался самолет, — и ваше внимание к происходящему привлек именно звук взрыва. То есть вы подняли голову к небу через сорок секунд после того, как все это случилось.
Джилл покачала головой:
— Мы уже закончили заниматься любовью… — Она покраснела. — Я сидела на нем и смотрела на океан.
— Спасибо. Простите, что заставил вас об этом говорить. Поверьте, я не стал бы спрашивать, если бы не крайняя необходимость.
Склонив голову, она сказала:
— Пять лет назад отвечать на все эти вопросы было сущее мучение, но теперь они меня уже не шокируют. — Помолчав, она добавила: — Такое ощущение, что всего этого не было, а если и было, то не со мной.
— Понятно. Что вы сделали после того, как самолет взорвался и его обломки рухнули в океан?
— Мы с Бадом побежали к дюнам, туда, где оставили свои вещи.
— Почему?
— Потому что мы знали, что взрыв привлечет на пляж людей… а мы были совершенно голыми. Поэтому мы первым делом оделись, потом схватили треножник и видеокамеру и помчались к машине.