Верхушки деревьев едва заметно подрагивали на фоне серого неба. Изабелла неожиданно представила, как Тьерри, размахивая палкой, идет по саду. Ее скрипка лежала рядом. Слишком дорогая, слишком блестящая и совершенно неуместная на этой обшарпанной кухне. Ее единственная связь с прежней жизнью.
– Нет! – отрезала она. – Я не могу снова срывать детей с места. В их жизни и так было слишком много потрясений. Деваться некуда, придется отремонтировать дом. – Мэтт пожал плечами. Голос Изабеллы внезапно окреп. – Мы сделаем самые неотложные работы. Если этот дом простоял больше века, то на нашу жизнь его точно хватит. – И она выдавила слабую улыбку.
Лицо Мэтта оставалось непроницаемым.
– Вам решать, – бросил он, барабаня карандашом по столу. – А я, со своей стороны, постараюсь по возможности урезать расходы.
Следующие двадцать минут он потратил на то, чтобы обойти дом с рулеткой, делая записи по ходу дела. Изабелла попыталась было продолжить репетировать, но присутствие Мэтта мешало ей сконцентрироваться. Звуки его шагов и небрежное посвистывание сбивали с ритма и заставляли ошибаться. В результате она спустилась в столовую, где и застала Мэтта за изучением дымохода.
– Мне нужно взять лестницу, забраться наверх, чтобы осмотреть вот эту штуковину, – сказал Мэтт. – Думаю, дымовая труба развалилась от старости. Но ничего страшного, – добавил он. – Работа пустячная. Мы можем просто заменить свод. За это я с вас денег не возьму.
– Вы очень добры. Спасибо, – улыбнулась Изабелла.
– Ладно. Пожалуй, съезжу за материалами. – Мэтт кивнул в сторону окна. – Ну что, вам понравилось у нас дома?
Надо же, Изабелла совсем забыла, что Лора – жена Мэтта.
– О-о… – сказала она, спрятав руки за спину. – Очень мило со стороны Лоры пригласить меня в гости. – Спохватившись, она поняла, что в ее голосе не слишком-то много энтузиазма.
– Настоящее испытание, да? Общение с нашими домохозяйками.
– Кажется… я не оправдала их ожиданий, – покраснела Изабелла.
– Не берите в голову. Они только и умеют делать, что сплетничать. Да за соседями подглядывать. Я уже не раз говорил Лоре, что нечего ей с ними водиться. – И, уже стоя в дверях, Мэтт добавил: – Расслабьтесь. Завтра я приду прямо с утра. Если успеете освободить столовую, перво-наперво займусь полами. Посмотрим, что там внизу.
– Спасибо, – сказала Изабелла.
Она испытывала к Мэтту необъяснимую благодарность. А ведь поначалу его присутствие ее здорово нервировало. Но теперь она поняла, что, наверное, зря волновалась.
– Эй! – помахал он ей уже на ступеньках. – На что тогда нужны соседи?
Нет на земле места тоскливее, чем пустая двуспальная кровать. Лунный свет, проникший через окно, падал светлым пятном на потолок. Изабелла лежала в кровати, прислушиваясь к умиротворяющему дребезжанию оконных стекол в рамах, к голосам диких животных в лесу. Она давно перестала пугаться этих криков, и тем не менее они усиливали стойкое ощущение, что она сейчас единственный человек во всем мире, который не может сомкнуть глаз.
Уже лежа в постели, Изабелла вдруг услышала тихие всхлипывания. Она встала, надела халат и поспешила в комнату Тьерри. Мальчик лежал, накрывшись с головой, и, сколько она ни упрашивала, ни за что не соглашался открыть лицо.
– Поговори со мной, дорогой. Ну пожалуйста, поговори со мной, – умоляла она, но Тьерри упрямо молчал, хотя и без слов все было ясно.
Изабелла обняла его за плечи, дрожащие от едва сдерживаемых рыданий, и сидела так до тех пор, пока его слезы не смешались с ее. В конце концов она прилегла рядом, прижавшись к спине сына. Когда Тьерри наконец уснул, она отодвинула одеяло с его лица, поцеловала в щеку и неохотно побрела по шатким ступеньками к себе в спальню.
Она стояла босиком, ощущая подошвами ног шершавые доски пола, и любовалась садом, окутанным рассеянным лунным светом. Деревья вдали превратились в багровую бездну. Стены и колонны прятались в полумраке. Что-то темное перебежало через дорогу, юркнув в черноту. И неожиданно она увидела его. С курткой, переброшенной через плечо, он вышел из-за деревьев и неожиданно исчез, словно призрачная игра воображения.
– Лоран, – прошептала Изабелла. Зябко кутаясь в халат, она залезла в холодную постель. – Вернись ко мне.
Она попыталась представить, как он ложится рядом с ней: матрас прогибается под тяжестью тела, скрипят пружины, его рука покоится у нее на талии. Ее руки казались ей слишком миниатюрными и тонкими на фоне тяжелого шелка халата, а их прикосновения – чересчур легкими и невесомыми. Она остро чувствовала пустоту рядом с собой, холод соседней подушки. Тишину комнаты нарушало лишь ее собственное тяжелое дыхание. Неожиданно она представила Мэтта в домике у развилки дороги; его мускулистое тело прижимается к телу Лоры, а Лора сладко улыбается во сне. И все пары в округе дышали одной грудью, шептали друг другу ласковые слова, обмениваясь нежными прикосновениями. Никто и никогда больше не обнимет меня, думала она. Никому и никогда я не смогу подарить наслаждение, как в свое время дарила ему. И Изабеллу вдруг накрыло такой сильной волной желания, что она задохнулась.
– Лоран, – шептала Изабелла в темноту, слезы струились по щекам из-под опущенных век. – Лоран… – Она извивалась на шелковых простынях, пытаясь извлечь музыку из своего тела, которое отказывалось ее слышать.
А далеко в лесу Байрон, услышав, что его терьерша Элси носится в зарослях как оголтелая, решил подозвать ее к себе. Он поднял фонарь, направив луч под ноги, спугнув невидимых в темноте лесных обитателей. Парни из паба болтали, будто браконьеры ставят в этой части леса капканы. Байрон знал, что его смышленая собачонка вряд ли угодит в засаду, но решил от греха подальше убрать ловушки, дабы уберечь от опасности кого-то еще. Невозможно смотреть, как попавшие в капкан лиса или барсук отгрызают себе лапу, пытаясь освободиться. Ну и вообще, лучше уж бродить с собаками по лесу, чем куковать в одиночестве в пустом коттедже, с тоской думая о будущем.
Внезапно ночную тишину нарушил звонок мобильника, и Байрон, свистнув Элси, которая послушно уселась у его ног, достал телефон из кармана.
– Байрон. – Мэтт считал ниже своего достоинства представляться, словно считал, будто имеет право распоряжаться Байроном в любое время дня и ночи.
– Да?
– Ты закончил со столбами?
– Да, – потерев шею, ответил Байрон.
– Хорошо. Тогда завтра поможешь мне разобрать пол в столовой Испанского дома.
Байрон на секунду задумался.
– В столовой? Но ведь во всем доме только эта комната в более-менее приличном состоянии.
Недаром в деревне любили шутить, что у Поттисворта единственная целая комната – именно та, которой он не пользовался годами.
После многозначительной паузы в трубке снова раздался голос Мэтта:
– Интересно, а с чего ты это взял?
– Ну, когда я там бывал…
– Байрон, кто у нас строитель? Ты или я? Ты что, так хорошо разбираешься в сухой гнили? Досконально изучил вопрос, когда бывал в доме?
– Нет.
– Жду тебя там завтра в восемь тридцать. И когда мне в следующий раз понадобится твой совет по ремонтным работам, я непременно его попрошу.
В лесу, куда не попадал узкий луч фонаря, было не видно ни зги. Кромешная тьма.
– Вы босс, – сказал Байрон.
Он захлопнул телефон, засунул его в карман и, тяжело ступая, зашагал в чащобу.
9
Китти сидела в жестяной ванне, подтянув коленки к груди и откинув голову на сложенное ручное полотенце, которое пристроила сзади. Полотенце уже успело насквозь промокнуть, но это был единственный способ расслабиться, не свернув себе шеи. А еще надо было подбирать ноги, чтобы они не свешивались с края ванны, нарушая циркуляцию крови. На полу лежал кипятильник, чтобы подогревать моментально остывавшую воду и не трястись от холода все двадцать минут, пока моешься. Мама ругала ее почем зря, говоря, что, учитывая состояние дома, не ровен час – и она убьется электрическим током, но, по мнению Китти, игра стоила свеч.
Услышав шум мотора за окном, девочка поняла: пора приступать к утомительной процедуре сливания воды, поскольку жестяная ванна была, естественно, наполнена до краев. А еще она не слишком доверяла сливному отверстию; более того, необходимость ломать спину, осторожно наклоняя жестяную ванну над чугунной, отбивала всякое желание наполнять ее снова. Внизу послышался голос Мэтта, и Китти поспешно завернулась в полотенце. Мэтт что-то там говорил насчет завтрака, просил маму сварить кофе, смеялся шуткам, которые Китти не расслышала.
Людям, как правило, не слишком нравилось присутствие в доме строителей. Китти прекрасно помнила, как матери некоторых учеников в ее прежней школе жаловались на пыль и грязь, на цены и общий разгром. По их словам, это было суровое испытание, которое очень сложно пережить. Типа хирургической операции.
И вот прошло уже десять дней с начала ремонта в их доме, но, несмотря на хаос, опасную для жизни раскуроченную лестницу, оглушительный стук молотков и надрывный треск отрываемых балок или половиц, Китти была в восторге от происходящего. Она радовалась возможности снова оказаться в окружении людей, так как ей до смерти надоело общество только мамы, вечно где-то витавшей, или Тьерри, из которого в любом случае вообще слова не вытянуть.
Мэтт Маккарти болтал с ней, как со взрослой, а его сына она знала по школе. Она стеснялась заходить в комнату, когда там был Энтони, поскольку в его присутствии краснела и терялась. Ей ужасно не хватало старых подруг: уж они бы точно сказали, действительно ли он такой привлекательный, или это просто ее пустые фантазии.
Когда Мэтт впервые пришел вместе с сыном, Китти было безумно неловко за этот жуткий дом, ведь он мог подумать, будто они так жили всегда. Ей хотелось сказать: «Знаешь, а ведь раньше мы жили в нормальном доме. С холодильником». Мама держала скоропортящиеся продукты в маленьких корзиночках за кухонным окном, на каменном козырьке, чтобы до них не добрались лисы, а фрукты – в сетках для апельсинов, подальше от мышей. С одной стороны, Китти это даже нравилось, потому что снаружи их дом напоминал этакий домик-пряник, а с другой – она чувствовала себя униженной. Ведь кто, кроме них, вывешивает продукты за окно? А еще она боялась, что Энтони растрезвонит обо всем в школе и над ней будут смеяться, но он, слава богу, держал язык за зубами.