Ночная погоня — страница 3 из 4

Уильям ПауэрсНечем дышать

В горах

Куда ни глянь, сосновые иглы втоптаны в пыль, и все же это было вполне приличное место для лагеря. Оно находилось близко к вершине хребта, а от прочих стоянок было отделено кустарником, росшим между соснами. Под деревом удачно встала палатка. Вечером, когда поднимался ветер и накрапывал дождь, крона сосны служила надежным прикрытием.

К востоку лес спускался по склону. На противоположной стороне ущелья была громадная скала. Предзакатное солнце превращало ее в золотой занавес на фоне темно-синего неба. Авансценой служили темно-зеленые, скрывавшиеся в тени вершины сосен внизу.

Питер Лэтроп стоял у костра, любуясь этой картиной. Потом взглянул на часы, глубоко вздохнул, задержал дыхание, с сожалением выпустил воздух, допил пиво из банки и отбросил ее в сторону.

— Здесь такой воздух, Грейс, — произнес он, — что его можно пить.

— Не везде, — откликнулась Грейс. — Во всяком случае, не в палатке, где я меняю пеленки…

— Куда делись дети?

— Откуда мне знать? Наверно, внизу, у большой скалы. Ты лучше за ними сходи.

— Ладно. — Питер снова поглядел на часы и пустился вниз по тропинке.

Тропинка вилась вокруг огромного камня, преграждающего склон. На камне сидели четверо ребятишек. Старший, уже подросток, стоял на самой вершине, глядя на горевшую в лучах солнца сосну. Остальные — мальчик лет девяти и две девочки, одна десятилетняя, другая не больше пяти, маленькая для своего возраста, — играли неподалеку.

Они увидели Питера.

— Привет, папа, — сказал подросток. — Поднимайся к нам.

— Нет, это уж вы спускайтесь, Тим. И помоги спуститься Пиви.

— Я не хочу уезжать, — отозвалась Пиви.

— Джуди, Майк, спускайтесь, кому я сказал!

— Пап, давай останемся дотемна. Еще так рано!

— Мы и так опаздываем. За два дня нам надо одолеть тысячу миль. Хватит. Все вниз.

Пап, поднимись к нам, ну на секундочку! Питер начал сердиться:

— Майк, немедленно слезай. Ты что думаешь, мне самому хочется отсюда уезжать? Сколько можно повторять одно и то же?

Нехотя дети подчинились. Тим спускался первым, помогая младшим. Вереницей они вернулись в лагерь. Питер замыкал шествие. Грейс вылезла из палатки в тот момент, когда они показались на лужайке. Она держала на руках грудного ребенка, а двухлетняя малышка держалась за ее юбку.

— Пора ехать? — спросила она.

— Уже пять часов.

На лужайке воцарилось подавленное молчание. Наконец Питер нарушил его:

— Тим, складывайте с Майком палатку. Девочки, переносите вещи в машину.

Мальчики сняли палатку и принялись прыгать на ней, чтобы скорее вышел воздух. Девочки подбежали к машине, неся полные ладони сосновых шишек. Старшая спросила:

— Пап, можно мы их возьмем с собой? Питер выглянул из «фольксвагена».

— Куда я их дену? Выбросьте их в лес.

— Милый, а можно я парочку захвачу с собой? — спросила Грейс.

— Ты же знаешь, что отсюда ничего нельзя брать. Ну ладно, каждая берет по две шишки — остальные бросайте.

Обрадованные девочки отбежали, высыпали добычу на землю и принялись выбирать самые красивые шишки. Мальчишки сложили палатку и взгромоздили ее на крышу «фольксвагена». Палатка уместилась между чемоданами и большим пропановым баллоном, приваренным к крыше. Две медные трубки тянулись от него к двигателю.

— А нам тоже можно взять шишек? — спросил Тим. Они с Майком побежали к девочкам.

— Захватите одну для мамы! — крикнула Грейс.

— Дети, поглядите вокруг — мы ничего не забыли? Поехали.

Питер подергал за трос, которым были примотаны чемоданы и палатка.

Грейс вышла из машины, за ней выбрались дети с драгоценными шишками в руках. Все они глядели на гору, которая потемнела и стала оранжевой.

— Пап, а нам обязательно надо уезжать? — спросил Тим. — Давай останемся еще на денек.

— Не хочу уезжать, — захныкала Пиви. Питер смотрел на гору.

— Пап, я ненавижу жить внизу, — сказала Джуди. — Я хочу остаться здесь.

Она заплакала, и от этого во весь голос зарыдала и Пиви.

— Грейс, убери детей в машину! — раздраженно проговорил Питер, не отрывая взгляда от горы.

— Хорошо, милый. Джуди, дорогая, ты первая. На заднее сиденье. Пиви — за Джуди. Майк, ты возьмешь Крошку. Подвиньтесь, Тиму совсем нет места. — В голосе Грейс звучали слезы. — Да не кладите ноги на коробки с едой!

Грейс посадила двухлетнюю малышку на колени, заняв место рядом с водителем. Питер отвернулся от горы, сел в машину и захлопнул дверцу.

— Можно закрыть окна, — сказал он, заводя машину. Облако газов вырвалось из выхлопной трубы, застилая кучу пивных банок и картонных тарелок, оставленных ими на поляне.

— Это был хороший отпуск, — сказала Грейс.

С заднего сиденья доносились приглушенные всхлипывания.

Машина съехала с лужайки на пыльную дорогу, которая вилась между деревьями. Когда они проезжали поляны для пикников, отдыхающие махали им руками. Никто в машине не отозвался. Спускались все ниже. Было тихо, лишь гравий скрипел под колесами. Лес постепенно редел, деревья были ниже и тоньше, чем наверху, трава у дороги совсем побурела.

Машина достигла широкой площадки, Питер прижался к краю и выключил двигатель.

— Все, — сказал он. — Доставайте. Никто не двинулся, и Питер рассердился:

— Вы что, не чувствуете? Надевайте и закрывайте окна.

— Дети, слушайтесь папу, — сказала Грейс. — Он прав. Тим, передай мне мой, отцовский и малышкин.

Тим вытащил из сумки три противогаза и передал их вперед. Остальные он раздал соседям. Все стали оттягивать резинки, чтобы надеть маски.

— Совсем как свиное рыло! — сказала, плача, Джуди. Она прижала маску к лицу и откинула назад волосы, чтобы они не мешали. — Я его ненавижу!

— Перестань реветь, — сказал отец. — У тебя очки запотеют. — Голос Питера звучал глухо, искаженный маской. Он поглядел в зеркало и увидел, что Тим смотрит в окно. — Тим, надень маску Крошке, сколько раз нужно говорить!

— Не стану я надевать эту штуку на него, — упрямо сказал Тим.

— Черт побери! — взорвался отец, но Грейс положила ладонь ему на руку.

— Я сама, — сказала она.

Мать открыла дверцу, вышла из машины, поставила малышку на дорогу и нагнулась к заднему сиденью.

Грудной ребенок начал кричать. Потом рыдания младенца стали глуше. Грей сказала:

— Тим, нет, ты, Майк, держи ручки Крошке, ему надо привыкнуть.

Она вылезла наружу, подняла маленькое существо в маске и снова села на переднее сиденье.

Дверца захлопнулась, подняли стекла, и машина покатила дальше.

За поворотом деревья были бурыми, а дорогу покрывал толстый слой пыли. Машина миновала дом лесничества, спуск стал более пологим. Впереди дорога тонула во мгле. Мгла становилась все более плотной и с каждым километром желтела. Питер двумя руками крепко держал руль и, не отрываясь, вглядывался в дорогу. Грудной снова закричал, потом заплакали Пиви и Джуди, и машина растворилась в плотном желтом тумане.

Наблюдатели

Самолет-наблюдатель вырвался на чистый воздух лишь на высоте 3500 футов. Желтоватая облачная пелена внизу казалась бесконечной равниной.

Пилот поправил микрофон на груди.

— Станция, Четвертый на связи. Высота четыре тысячи футов. Видимость отличная.

— Четвертый, вас понял. Через две минуты меняйте курс.

— Есть. До связи.

Наблюдатель, сидевший позади пилота, тронул его за плечо:

— Можно снять респираторы?

— Снимайте.

Они сняли маски, оставив их висеть на ремнях.

— Ни одного разрыва, — послышался голос сзади.

— Все затянуто. Но мы все равно пройдем по маршруту. Поворот через минуту. Проходим Балтимор, курс на запад.

— Порядок. — Наблюдатель нажал несколько кнопок на небольшой контрольной панели и посмотрел на экран перед собой. На его лице играли желтые отсветы дисплея.

— Пора.

Самолет повернул, солнце осталось сзади. Оранжевая полоса выхлопных газов протянулась в сторону Бостона.

По мере удаления от самолета она расширялась, превращаясь в вытянутое оранжевое облако.

Снимки, сделанные с самолета, передавались по нескольким каналам. Релейная станция в Балтиморе принимала их и тут же ретранслировала в Чикаго. Там информация расшифровывалась компьютером и уже в таком виде появлялась на шести экранах, установленных в зале на верхнем этаже Службы наблюдения. Прохожие с мостовой в желтом мареве не видели верха этого здания, а с сорокового этажа не было видно ни мостовой, ни вершин других небоскребов по соседству.

Два человека следили за монитором, который дублировал изображение с одного из экранов.

— Слушай, Джо, какой смысл это записывать? — наклонился стоявший к тому, что сидел в кресле напротив экрана, на котором видна была бесконечная желтая муть.

— Не знаю. Уже десять дней ни единого прорыва. Давай все-таки запишем, по крайней мере в инфракрасном.

— Тогда я перенесу изображение на масштабную сетку.

— Хорошо, Мак.

Маколей уселся в соседнее кресло и взял микрофон.

— Четвертый, — сказал он. — Четвертый, вызывает Служба.

— Четвертый на связи.

— Измеряйте высоту над уровнем моря через каждую милю. Держитесь на четырех тысячах.

— Вас понял.

На главном экране и дублирующем мониторе возникли два красных огонька. Сблизившись, они слились, и по нижнему срезу экрана начали ритмично вспыхивать цифры, указывавшие границу верхней кромки облака: 3528–3535—3535—3570–3550—3510… Практически верхняя граница была постоянной.

— А что было вчера? — спросил Джо.

— Примерно три четыреста. Сегодня на сотню футов выше.

Джо взял микрофон и произнес:

— Четвертый, говорит Служба. Вы меня слышите? Прием.

— Четвертый на связи.

— Продублируйте данные лазером. Высоту не менять.

— Вас понял.

Красный огонек раздвоился, затем воссоединился вновь.

— Служба, данные лазера совпадают с радарными. Высота полета четыре тысячи.

— Вас понял. До связи.

— Надо поговорить с Тейлором, — сказал Маколей. — Продолжай наблюдения, Джо.

Когда Маколей ушел, Джо включил внутреннюю связь и что-то спросил. За стеклянной стеной ему хорошо был виден большой зал, некогда служивший телестудией. Несколько десятков человек сидели перед консольными столами по его периметру. Динамик над головой Джо ожил:

— Так точно, Джо, — послышался голос. — Мы сейчас на связи с Денвером и Солт-Лейк-Сити. Как только канал на Солт-Лейк-Сити освободится, мы свяжемся с Седьмым.

Маколей закрыл за собой дверь, спустился этажом ниже и остановился перед дверью с табличкой «Служба наблюдения Востока и Среднего Запада». Он кивнул секретарше за барьером, отделявшим приемную от конторы, и, миновав столы, за которыми строчили машинистки, постучал в дверь с надписью «Координатор Службы наблюдения Джеймс Тейлор».

Послышался голос. Маколей вошел.

Джим Тейлор диктовал стенографистке. Он обернулся к вошедшему:

— Привет, Мак, подожди минутку. — Он продолжал диктовать: — Несмотря на то, что в наши функции входит лишь наблюдение, полученные за последние десять дней данные вызывают серьезную тревогу и требуют принятия срочных мер… Вычеркните «тревогу», напишите «озабоченность»… Концентрация двуокиси серы, углекислого газа и прочих вредных примесей, начиная с прошлого вторника, резко увеличилась. Принятие экстренных мер затрудняется… Мэр Чикаго Финли настаивает на создании резервов качественного угля ввиду неизбежных трудностей с отоплением. Он утверждает, что любое снижение напряжения в сети может создать угрозу самому существованию города и окрестностей. Возможно, это и так. Фильтрационные и холодильные установки не справляются с нагрузкой, и уже на высоте сорока этажей давление в системах резко падает.

Тейлор сделал знак стенографистке, что кончил диктовать, и спросил Маколея:

— Что у тебя?

— То же и даже хуже. Высота облака на сто футов больше, чем вчера. Ни одного разрыва от Балтимора на двести миль к востоку.

— На сто футов? Там нет возвышенностей?

— Я говорю о средней высоте.

— Понятно. — Тейлор устало вздохнул: — Что мы и предполагали. Слушай, Мак, ты мне понадобишься. Бетти, не уходи, я продолжу.

Последние слова относились к стенографистке. Он начал диктовать дальше:

— Ситуацию можно охарактеризовать как угрожающую. Наши доклады за последние десять дней направлялись по обычным каналам, но ввиду отсутствия заместителя министра никакой официальной реакции на наши сопроводительные записки не последовало. С новой строки… В дополнение следует указать, что местные власти пытаются разрешить проблемы таким образом, словно в других районах тех же проблем не существует. Города соревнуются между собой, стараясь урвать как можно больше энергии. Они достигли предела, исчерпав собственные резервы, и для поддержания статус-кво им приходится обращаться к центральной энергетической системе. Последнее расширение производства энергии в Чикаго достигнуто путем введения в строй в дополнение к атомной энергии оборудования, работающего на угле, так как запасы природного газа и нефти практически израсходованы. Существует острая конкуренция между потребностями общественного транспорта и системами отопления. В то же время не ослабевает конкуренция между потребителями. Эти факторы способствовали увеличению выброса в атмосферу вредных примесей. Такое положение существует во всех крупных городах нашей зоны. Абзац… Как я уже отмечал выше, очевидно, мы достигли точки, когда требуется введение особых мер по борьбе с выбросами, увеличивающими загрязнение. Наблюдается резкий спад в экономике, поскольку в условиях, когда все силы уходят на поддержание жизни в атмосфере, непригодной для жизни, никакая созидательная работа невозможна… Абзац…

В настоящее время картина осложняется возникновением нового феномена — заполнением всех разрывов в облачном слое, который покрывает северо-восток страны. Вскоре это явление поставит под угрозу сельское хозяйство, и уже сейчас изменения атмосферных условий… Вычеркните, Бетти, предыдущую фразу. Вместо нее напишите так: и уже сейчас резко уменьшилось количество осадков и коренным образом изменилась климатическая модель. Облачный слой, как только в нем исчезли последние разрывы, стал утолщаться. Полученные нами данные свидетельствуют о том, что утолщение слоя продолжается… С новой строки…

Служба наблюдения убеждена (Маколей кивнул в ответ на взгляд Тейлора), все принятые до сих пор меры себя не оправдали, и если ограничиться ими, катастрофа неминуема. У нас существует лишь выбор между неконтролируемой и контролируемой катастрофой. Абзац.

Наши рекомендации, основанные на неопровержимых фактах, заключаются в следующем… Мак?..

— Закрыть заводы.

— Первое. Немедленно прекратить производство сталелитейным, автомобильным, нефтеперерабатывающим, химическим предприятиям (исключение составляют лишь атомные станции), по меньшей мере, на шестьдесят дней.

— Выключить свет.

— Второе. Под угрозой строжайших наказаний запретить использование электроэнергии во всех других целях, кроме поддержания жизни. Эта мера включает освещение жилых помещений, кондиционирование воздуха (исключая работу фильтров), освещение учреждений, улиц, использование любых электроприборов, за исключением холодильников.

— Автомобили.

— Третье. Запретить использование личных автомашин. Все поездки должны ограничиваться абсолютной необходимостью. Предусмотреть строгие наказания за нарушения этого пункта. Пункт не распространяется на личные средства передвижения, не загрязняющие атмосферу. Ну как, Мак? Мы ничего не забыли?

— Это должно помочь. Но я не вижу объяснения утолщению облака. Возможно, началась цепная реакция, и облако будет утолщаться независимо от предпринимаемых мер.

— Хорошо, если ты ошибаешься в своем предположении. Бетти, начинай с новой строки. Все названные меры означают, что нормальная деловая деятельность будет приостановлена. В настоящий момент перед нами стоит лишь одна задача — просуществовать в течение шестидесяти дней. После этого, возможно, задача не упростится, если понадобится прожить еще шестьдесят дней на том, что останется. Дальше обычные формальности. Бетти, исправь мои ошибки и перепечатай. Список адресатов для рассылки я дам позже.

Стенографистка захлопнула блокнот. Еще несколько секунд она сидела, глядя на Тейлора полными слез глазами, затем поднялась и молча вышла.

— Умница, — сказал Тейлор, — будь у меня свободная минута, я бы тоже поплакал.

— Думаешь, кто-нибудь нас послушает? Кому ты посылаешь доклад?

— Министру внутренних дел. В Белый дом. А копии всем, кому возможно. Я пошлю их Первым сегодня же вечером.

— Значит, ответа ждать завтра или в пятницу?

— Если его не будет, мы летим в Вашингтон.

— А как насчет заместителя министра? Ты действуешь через его голову.

— Он изучает перспективы загрязнения атмосферы, вдыхая свежий воздух Аляски в сопровождении жены, детей и проводника, который знает, где скрываются последние медведи.

— Совещание не отменяется?

— В три тридцать. Быть всем заведующим отделами. Позови Джо. Он в курсе дел Четвертого. И скажи ему, чтобы захватил сообщения со всех остальных самолетов.

Тейлор повернулся в кресле, чтобы поглядеть в окно. Сквозь мглу просвечивали смутные очертания ближайших небоскребов.

— Хоть бы сегодня был не август, а апрель. Ведь через месяц начинается отопительный сезон.

Ночной полет в столицу

Маколей стоял в кабине самолета, разговаривая с пилотом, который недавно летал по маршруту Четвертого. Свой портфель он положил на пустое кресло второго пилота.

— Я предпочел бы, чтобы вы летели не один, — сказал Маколей.

— Не беспокойтесь, — ответил пилот. — Обычно мы летаем с наблюдателем. А наблюдать сегодня нечего.

— Над восточным берегом ни одного просвета.

— Справлюсь. В письмах, что вы дали мне прочесть, чистая правда. Уж поверьте моему слову — сделаю все, чтобы доставить их в целости и сохранности.

— По крайней мере, заправьтесь безопасным горючим.

— Как раз сейчас идет заправка. Я приказал сменить топливо, когда мы получили доклад из Далласа.

— Ну и слава богу. Хоть при вынужденной посадке не взорветесь.

Ничего себе перспектива. Впрочем, я эту смесь не выношу. Приходится поддерживать в двигателе высокую температуру. К тому же оставляешь за собой оранжевый хвост во все небо. Не к лицу это Службе наблюдения.

— Забудьте об этом. Если они нас послушаются, обратно приедете в карете, запряженной парой лошадей.

Вошел механик из группы обслуживания и протянул пилоту путевой лист. Тот подписал его.

Пожав руку пилоту, Маколей покинул кабину. Он закрыл за собой люк и поспешил через поле к зданию аэровокзала. Наземная команда убирала трап и отсоединяла шланги. Оранжевый заправщик обогнал Маколея как раз перед тем, как он вошел в стеклянные двери вокзала.

Маколей только успел подняться на галерею, как самолет уже вырулил на взлетную полосу. Красные огни на крыльях зловеще светились сквозь ползущий туман. Минуту спустя самолет растворился во мгле.

Маколей подождал, пока не стих в ночи звук двигателей, и покинул почти пустой вокзал.

На высоте 3800 пилот увидел звезды.

На востоке над горизонтом поднималась луна. Холодный свет ее, отражаясь от поверхности облаков, помогал вести машину.

— Чикаго, вы меня слышите? Говорит Первый. Покидаю контрольную зону. Прошу разрешения сменить канал связи.

— Вас понял, Первый. Счастливого пути.

Пилот снял противогаз. Самолет поднялся на высоту восемнадцать тысяч футов. С высоты казалось, что он летит над бесконечным молочным морем. Дважды он выходил на связь с Землей. Ветра почти не было. Кливленд показался пилоту смутным пятном света, пробивающимся сквозь облако. Ни Питтсбурга, ни Балтимора ему разглядеть не удалось. Он начал снижение.

— Даллас, вызывает Первый наблюдательный.

— Первый, Даллас вас слушает.

— Прошу посадки.

— Посадку не разрешаю. На сколько у вас горючего?

— Минут на тридцать. Что изменится за это время?

— Идите в Балтимору, — сказал диспетчер после минутной паузы. — У нас авария в сети энергоснабжения, перешли на аварийные резервы. Мы не сможем вас посадить.

— Вас понял, — мрачно сказал пилот. — До связи. Он перешел на другой канал связи:

— Балтимор? На связи Первый наблюдательный.

— Я вас слышу, Первый.

— Даллас не дает посадки. Вы можете меня принять? Я нахожусь в двадцати милях к северу от вас, высота полета восемь тысяч.

— Первый, вы меня слышите? У нас авария в энергосистеме. Столкновение на посадочной полосе. Основная полоса вышла из строя. Сколько сможете продержаться?

— Минут двадцать пять. Резервная пол®са свободна?

— Свободна.

— Радар работает нормально?

— Пока да.

— Вам придется меня вести.

Пилот включил радар. Дисплей взорвался искрами. Он настроил его.

— Первый, не меняйте канала, — послышался голос диспетчера. — Мы видим вас. Восемнадцать миль к северо-востоку. Сделайте поворот на сто восемьдесят градусов.

— Вас понял.

Горизонт наклонился, ушел наверх и оставался там до тех пор, пока пилот не закончил поворот. На новом курсе самолет оставался несколько минут, постепенно снижаясь.

— Балтимор, — вызвал пилот, — говорит Первый. Моя высота четыре тысячи пятьсот. Она совпадает с вашими данными?

— Нет. Вы идете на высоте три тысячи девятьсот. Но я не доверяю нашему радару. Постараемся корректировать по вашему альтметру. Передавайте нам его показания через каждые пятьсот футов. Вы находитесь слева от полосы, возьмите десять минут вправо.

— Десять минут вправо.

— Так держать. Будьте готовы к повороту на десять минут влево.

— Вас понял.

— Вы видите поле на вашем экране?

— Вижу. Я различаю разбитую машину, две полосы. Мне садиться на левой?

— Да.

— Три тысячи пятьсот. Машина вошла в густой туман.

— Вас понял. Превышение высоты. Ускорьте снижение.

— Вас понял.

Через несколько секунд снова послышался голос пилота:

— Три тысячи. Снова пауза.

— Две тысячи пятьсот. И еще после паузы:

— Две тысячи.

— Вас сносит вправо. Возьмите пять градусов левее.

— Понял.

— Так держать.

— Тысяча пятьсот футов.

— Не спешите, Первый.

— Понял. — Пилот немного увеличил обороты, затем снова перешел на снижение. — Одна тысяча футов.

— Первый, вас сносит влево.

— На сколько?

— Поправка — десять градусов вправо. Теперь десять влево. Вы видите землю?

— Не вижу. Только по радару. Пятьсот футов.

— Нормально. Первый, теперь не прерывайте меня. Пять градусов влево. Хорошо. Два вправо. Чуть-чуть правее. Вы над ограничительными огнями. Держите скорость двести футов. Снова сносит влево! Еще, еще вправо! Вы видите посадочную полосу?

— Не… — и больше ни звука.

В контрольной башне диспетчер сорвал наушники и откинулся в кресле. Потом он наклонился вперед, вглядываясь в туман за окном. Оранжевое зарево прорывалось сквозь мглу там, где лежал пассажирский, который при посадке налетел на антенны наведения. Остальное поле было черным. Синие огоньки вдоль посадочных полос не могли пробиться сквозь туман. Диспетчеру показалось, что он видит слабый желтый блеск неподалеку от пассажирского лайнера. Наверное, «скорая».

— Джек, замени меня, — сказал диспетчер и поднялся. Он вышел из башни и остановился на краю поля. Вскоре подъехала «скорая».

— Вы были у наблюдательного, который только что сел? — спросил он водителя.

— Так точно. Он не загорелся, наверное, шел на спецгорючем.

— Сколько человек на борту?

— Один.

Диспетчер обошел машину и остановился возле задних дверей, откуда санитары доставали носилки. На теле покрытом одеялом, лежал портфель.

— Как его дела? — спросил диспетчер. — Плохо?

— А, знакомый голос, — послышалось с носилок. — Пока жив, спасибо.

— В конце вас снесло влево, — сказал диспетчер.

— Я жив — это главное. Погодите минутку, ребята. Мне нужно сказать пару слов диспетчеру. Слушайте, вы должны помочь. Дело государственной важности. Откройте портфель и прочтите инструкцию. Сегодня же ночью эти письма должны быть в Вашингтоне. Там есть копии — можете прочесть. Они должны быть доставлены сегодня вечером. Вы поймете почему. О'кей?

— О'кей.

— Спасибо. Теперь тащите меня отсюда. Черт возьми, больно уж очень, видно, ноги переломаны.

Меньше всего в тот момент интересовали диспетчера дела государственной важности. Он только что разбил второй самолет за вечер. Вся техника диспетчерской отказала. Хуже дня не придумаешь.

Удушье

Грейс и Питер свалили чемоданы, тюки и плащи у двери и вошли внутрь дома. Тим внес грудного.

— Тим, закрой дверь. Я не дождусь, когда сниму эту дрянь с лица, — проговорила Грейс.

Она прошла в телевизионную комнату, зажигая по пути свет. Там она включила фильтр, занимавший целое окно. В комнатах замигали красные огоньки.

— Дети, можете пойти в уборную и ванную, но не снимайте противогазов, пока не загорится зеленый свет.

Питер вышел из кухни, держа открытую банку пива.

— Поспеши, зеленый огонек, — сказал он. — Я умираю от жажды.

— Я тоже умираю от жажды, — сказала Пиви и стащила с лица маску.

— Пиви! — Питер бросился к ней.

Пиви задохнулась и хотела закричать, но зашлась кашлем. Она шарила руками, стараясь отыскать брошенную маску. Питер схватил маску, одной рукой прижал ее к лицу дочери, другой сгреб девочку и бегом понес в телевизионную, где почти сунул головой в фильтр. Свежий воздух, струившийся сквозь решетку, обвевал лицо девочки. Она пыталась отдышаться.

— Что случилось, Пит? Что она сделала? — вбежала Грейс.

— Не волнуйся, — ответил Питер. — Пиви, дыши спокойнее, дорогая. Все обошлось, Грейс. Она была без маски секунды две.

Наконец Пиви смогла сесть. Она не хотела отходить от фильтра. Отец надел ей маску и закрепил ремешком. Но на девочку снова напал приступ кашля, глаза были полны слез. Она судорожно прижала маску к лицу.

Грейс вышла в общую комнату.

— Милый! — крикнула она оттуда. — Бери свое пиво. Зеленый свет!

Питер только отмахнулся.

Из спальни слышались восторженные крики:

— Зеленый! Зеленый! Стаскивая маску, вошел Тим.

— Я их всех уложил, — сказал он. — Только Кроху пришлось перепеленать.

Грейс и Питер глядели друг на друга, держа уже ненужные маски в руках. Она потянулась к мужу. Питер поцеловал ее.

— В таком виде ты мне нравишься куда больше, — сказал он. — Пиви, все уже сняли маски. Тебе тоже можно.

Он наклонился и потянул за резинку, которая прижимала противогаз.

Грейс ушла к грудному.

— Нет! — закричала Пиви и начала отталкивать отца, прижимая к лицу маску и цепляясь другой рукой за решетку фильтра.

Питер опустился рядом с ней на колени.

— Девочка моя, воздух хороший. Видишь, я уже снял маску, и мама сняла. И Тим. Погляди.

Но глаза Пиви были зажмурены.

— Нет, — повторяла она. — Нет, нет, нет!

— Оставь ее, — сказала Грейс, заглянув в комнату. — Я сейчас приготовлю вам поесть.

Она отправилась на кухню.

— Пап, вот твое пиво, — сказал Тим, протягивая банку.

— Что-то оно теплое, — заметил Питер. — Послушай, Пиви…

Но девочка не двинулась с места. Питер включил телевизор.

— Я погашу свет? — спросил Тим.

— Конечно, конечно, я совсем забыл.

Тим включил свет, горела только одна лампа в телевизионной.

— Опять напряжение упало, — сказал Тим, усаживаясь перед экраном. — Смотри, желтая лампочка.

Изображение на экране телевизора было мутным. Тим до предела прибавил яркость. По экрану пошли черные полосы.

— Еле тянет, — сказал он. — Кто это выступает?

— Наверное, какое-то объявление. Не знаю. Прибавь звук.

— Звук на пределе, — сказал Тим.

— Дай-ка мне. — Питер заглянул за телевизор. Появился звук.

Человек в респираторе отвечал на вопросы:

— …Нет, мы надеемся, что северная станция будет в порядке к утру.

Камера перешла на задававшего вопросы телекомментатора, на маске его виднелись буквы Эн-би-си.

— Что же было причиной аварии, мистер Спивак?

Мистер Спивак выглядел усталым и растерянным, словно весь день отвечал на один и тот же вопрос. Растерянность обнаруживалась лишь в глазах и голосе — остальное скрывал противогаз.

— Я уже говорил мистеру Филипсу, что мы не установили точной причины. Я полагаю, что когда вчера ночью было снижено напряжение в сети… Я должен пояснить: во многих жилых домах в северной части города установлены бустеры, которые не позволяют понижению напряжения в сети отразиться на напряжении в квартирах. Мы понижаем напряжение в ночное время для того, чтобы уменьшить нагрузку на генераторы. Но бустеры в жилых домах срывают эту меру. Более того, они ведут к обратному эффекту. При падении напряжения расход энергии в городской сети возрастает, так как увеличивается сила тока. В результате при падении напряжения нагрузка на сеть тоже не уменьшается, а увеличивается.

— Понятно. Следовательно, если везде будут установлены эти… бустеры, назовем их регуляторами, уменьшить нагрузку на линии вы уже не сможете?

— Вы правы. Единственный выход — снизить напряжение настолько, чтобы бустеры не могли работать. Вероятнее всего, именно это и произошло прошлой ночью, однако, должен заявить, без нашего участия. Комбинат по переработке канализационных отходов обладает мощными электронасосами. Прошлой ночью все они работали. Именно это послужило последней каплей. Напряжение упало ниже критической точки, вызвавшие перегрузку насосы перегрелись, произошло короткое замыкание, и вышли из строя наши генераторы.

— Мистер Спивак, станция снабжает электроэнергией большинство жилых районов города, как богатые дома, так и бедные. У обитателей бедных кварталов тоже имеются регуляторы?

— Эээ… я бы сказал, что нет. Регуляторы дороги, и в муниципальных домах их не устанавливают.

— Будет ли справедливым утверждать, что обитатели богатых домов, снабженных регуляторами, несут ответственность за происшедшую прошлой ночью смерть четырехсот человек в бедных кварталах?

— К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. Наверное, справедливее было бы сказать, что регуляторы были одним из факторов аварии. К тому же смертные случаи имели место во всех районах города.

— Но в бедных семьях нет респираторов или их не хватает на всех членов семьи, и потому им приходится отсиживаться в домах, снабженных фильтрами. Как только прекратилась подача электроэнергии и отключились фильтры, эти люди были обречены на смерть?

— К сожалению, я не смогу ответить и на этот вопрос. Обратитесь в городское управление. Если больше вопросов нет, я хотел бы вернуться к работе. У меня много неотложных дел.

— Перед вами выступал мистер Спивак, главный инженер Управления городского хозяйства. Мы возвращаемся в нашу студию.

На экране возникли два человека без респираторов, сидевшие за низким столом.

— Спасибо за интервью, — произнес один из них. — Мы снова в студии. Передачу ведет наш комментатор Том Френдли. Продолжаем передачу, посвященную катастрофе в Северном районе. Рядом со мной находится мистер Энтони Капуццо, старейшина сорок четвертого микрорайона, так сильно пострадавшего прошлой ночью. Мистер Капуццо, разговаривал ли с вами по поводу этих событий мэр Чикаго?

Капуццо отвечал глубоким басом:

— Его честь позвонил мне сегодня рано утром. Он принес свои искренние соболезнования осиротевшим семьям моего микрорайона. Мы все так много пережили.

— Что, по вашему мнению, послужило главной причиной катастрофы?

— Придется подождать, Том, что нам скажут эксперты. А пока что мы бросили все силы на очистные работы вокруг канализационного комбината и на то, чтобы восстановить подачу энергии в те районы, которые все еще отключены.

— Вы слышали, что говорил мистер Спивак, согласны ли вы с тем, что основной причиной аварии были регуляторы?

— Мне не хотелось бы спешить с выводами, — сказал Капуццо. — Вы же знаете, наверно, что состояние оборудования на канализационном комбинате оставляет желать лучшего.

— Вы имеете в виду споры между мэром и мистером Спиваком о приобретении нового оборудования?

— Послушайте, Том, я знаю, что газеты стараются раздуть этот спор, но мистер Спивак — достойный джентльмен, несмотря на то, что он республиканец, — добродушная улыбка во все лицо, — и мэр трудится с ним рука об руку. Выход из строя двух насосов мог быть и случайностью. Факт остается фактом — генераторы на электростанции вышли из строя, как только перегорели насосные двигатели. Но я не эксперт. Давайте лучше подождем, что скажут специалисты из комиссии.

— Мистер Капуццо, насколько мне известно, в небоскребе, где вы проживаете, было зарегистрировано два смертных случая, а в домах Кабрини погибло двести человек. Как вы это объясните?

— Том, мы занимаемся расследованием. Поверьте мне. Но сейчас я должен вас покинуть.

— Мистер Спивак указал ранее, что регуляторы в богатых домах могут поддерживать напряжение в сети в течение шести — двенадцати часов после отключения электроэнергии, тогда как в муниципальных домах не предусмотрено никаких мер для того, чтобы фильтры в случае аварии продолжали работать.

— Я убежден, что мистер Спивак спешит с выводами. Простите меня, Том, но я спешу к себе в контору. Дела не терпят.

Из кухни донесся голос Грейс:

— Питер, ты только погляди на это.

— Подожди минутку, — сказал Питер.

— Теперь мы переходим… — произнес диктор на экране.

Изображение начало тускнеть и пропало.

— Тим, попробуй настроить, — сказал Питер и пошел на кухню.

— Питер, в холодильнике все испортилось!

— Прошлой ночью большая авария электросети была, — сказал Питер. — Они включили свет как раз перед нашим возвращением. Видишь, на сколько электрочасы отстали.

— Пит, послушай, как странно гудит холодильник. Питер прислушался.

— Ты права. Опять напряжение садится. — Он открыл холодильник и сунул руку в морозильную камеру. — Совсем не охладился. То-то пиво было теплым.

Пиви вошла на кухню. Она так и не сняла противогаза.

— Мама, я хочу пить и есть.

— Сними маску, дорогая. Мы скоро будем обедать — если я отыщу что-нибудь, что не испортилось. Сними ее, сними, неужели ты не устала в ней ходить три дня подряд?

Пиви подумала и сняла противогаз. Вошел Тим.

— Я его выключил, — сказал он. — Полная безнадега.

— Я слышала, что они говорили о регуляторах напряжения. Что это такое?

— А я читал в газете рекламу, — сказал Тим. — Они не дают упасть напряжению.

— Интересно, они в самом деле помогают?

— А то зачем бы их продавали?

— На весь дом? — спросила Грейс.

— Наверняка.

Питер задумчиво поглядел на холодильник.

— А почему бы и нам не купить такой регулятор? — подумал он вслух.

Проблемы безопасности

— Ну и жарища сегодня, — сказал Джо, наблюдая, как желто-серые полосы ползут по экрану. — Кондиционеры отключили?

Маколей отхлебнул кофе.

— Сегодня работают только фильтры, — ответил он. — Ты утром смотрел новости?

— Я больше их не смотрю. Маколей взял микрофон.

— Четвертый, — сказал он. — Четвертый, вызывает Служба.

— Четвертый на связи, — ответил женский голос.

— Милочка, дайте нам цифры в инфракрасном спектре.

— Вас поняла. Уточняю, я — Четвертый наблюдательный, а не милочка. До связи.

— До связи. — Маколей поднял брови. — Самолюбие.

— Три тысячи восемьсот, — сказал Джо после паузы. — На двести футов выше.

— Служба вызывает Четвертого.

— Четвертый слушает.

— Поднимитесь на четыре тысячи пятьсот и повторите замеры.

— Вас понял.

Через несколько минут Джо сказал:

— То же самое. В лучшем случае три тысячи семьсот пятьдесят.

Маколей подошел к Тейлору. У того в кабинете было еще жарче. Тейлор был один. Маколей сел у окна.

— Наши письма дошли?

— Я как раз стараюсь это выяснить, — сказал Тейлор. — Ты слышал, что вчера ночью не было электричества в Вашингтоне?

Маколей удивился:

— Я не думал, что одно с другим связано. Ему там не следовало садиться. Где он сел? В Балтиморе?

— Он сел в Балтиморе, но посадка оказалась не совсем удачной. Он жив, но в каком состоянии, не знаю. Все утро телефонная связь практически не работает. Уже час, как я стараюсь дозвониться до Нью-Йорка, Вашингтона или Балтимора. А в Бостоне ничего не знают.

— Может, воспользоваться радиосвязью Службы? — спросил Маколей.

Зазвонил телефон. Тейлор с минуту слушал, потом кивнул и сказал:

— Спасибо, девушка. Считайте, что я отказываюсь от заказа. — Он положил трубку и сказал Маколею: — Пошли, попробуем.

Они перешли в зал, и Маколей связался с радистом Службы в Балтиморе.

— Попробуйте телефонную связь с Вашингтоном, — сказал ему Маколей.

— Кому звонить в Вашингтоне?

— Вызывайте Министерство внутренних дел. Будете транслировать разговор через передатчик.

— Вас понял, — ответил радист. Они слышали, как он набирает номер. Потом раздался голос телефонистки министерства:

— Министерство внутренних дел слушает. Маколей передал микрофон Тейлору.

— Нажми здесь, — сказал он.

— Говорит Джеймс Тейлор, директор Чикагской службы наблюдения. Соедините меня с министром.

— Минуту, сэр.

Почти сразу телефонистка сказала:

— Приемная министра, мистер Тейлор. Мистер Хомер будет говорить лично.

— Добрый день, Тейлор.

— Доброе утро, господин министр. Прибыл ли мой курьер?

— Мы говорим по секретному каналу, Тейлор? Тейлор взглянул на Маколея, тот отрицательно покачал головой.

— Нет, сэр, — сказал Тейлор.

— Тогда без подробностей. Ваше письмо прибыло, человек, который его доставил, находится здесь. Здесь же министр обороны. Вертолет ждет вас на базе ВВС в двенадцать ноль-ноль. Прошу вас, а также всех, кто ознакомлен с содержанием письма, прибыть туда. Сколько ваших сотрудников знают об этом?

— Я уточню, сэр. Но думаю, трое. Включая моего секретаря и помощника.

— Хорошо. До встречи.

— Сэр, предпринимаются ли какие-нибудь меры?

— Мы обсудим это здесь. До свидания.

— Чикаго, говорит Балтимор. Министерство отключилось.

Маколей взял у Тейлора микрофон:

— Я понял, Балтимор. Спасибо.

— Пошли ко мне в кабинет, — сказал Тейлор Маколею. — Джо, вы ничего не слышали?

Джо кивнул, не отрывая взгляда от экрана. По пути они захватили Бетти. Тейлор закрыл за собой дверь кабинета.

— Я как-то об этом не успел подумать. Бетти, кто еще знает о содержании писем?

— Больше никто. Я сама их все запечатала, а вы заперли портфель.

— Отлично. Я не думал, что органы безопасности так скоро этим заинтересуются. Но Хомер, видно, полагает иначе. Министр обороны уже в курсе дела, а это означает, что и Пентагон все знает. А если они все еще боятся, как бы за границей не узнали, в каком мы состоянии, это означает, что они ни черта не поняли из нашего письма. Я не стал говорить об остальных письмах — они должны быть у всех сенаторов, в Белом доме и у всех министров. Если, конечно, пилот не отправился прямиком в Министерство внутренних дел. Вроде бы при посадке он не сильно пострадал. Как я понимаю, он в Вашингтоне.

— Ты надеешься, что письма доставлены? Но если они попали к Службе безопасности, мы уже ничего не сможем поделать. Так что лучше собирайся. Времени почти не осталось.

— Куда мы едем? — поинтересовалась Бетти.

— Мы, дорогая, в тисках секретности, хотим того или нет. Нас вызывают в Вашингтон. И тебя, Бетти, тоже, потому что ты печатала письмо. К полудню мы должны быть в Гленвью, так что осталось всего два часа. Отправляйся домой, соберись, мы подхватим тебя у дома, скажем… в десять тридцать. Движение такое, что нельзя рисковать.

— Может, быстрее на метро? — спросил Маколей.

— Ты не смотрел новости, — ответил Тейлор. — С утра отключена энергия в Северо-Западном районе, так что на метро рассчитывать не приходится.

Сквозь город пробирались медленно. Бетти ждала их на тротуаре. Она уже беспокоилась — они опоздали минут на двадцать. Эдинская трасса была забита машинами в обоих направлениях. Машины ползли с зажженными фарами.

— Ты только посмотри, — сказал Маколей. — И так нечем дышать, а сколько машин!

— Ты на нас взгляни, — ответил Тейлор. — У нас герметичная машина с кондиционером и фильтрами, едем мы медленно, двигатель работает вполсилы, а все равно выбрасываем в атмосферу вдвое больше других машин.

— Но мы же едем по делу, — сказала Бетти.

— Они в большинстве случаев тоже. В этом и беда. У всех дела. И всем надо дышать, и всем надо хранить пищу, и все хотят смотреть телевизор — и так далее, и тому подобное. Каждый старается справиться с ситуацией в меру своих сил. А когда воздух становится еще хуже, вы идете и покупаете фильтр посильнее, а этот сильный фильтр потребляет больше энергии, усиливается нагрузка на генераторы, и воздух становится еще хуже. Вы покупаете регулятор напряжения, у вас дома напряжение в норме, а вокруг падает еще больше, и снова увеличивается нагрузка на генераторы. Выходит из строя общественный транспорт, и вы едете в город на собственной машине, а от этого воздух становится еще грязнее. И чем дальше, тем хуже. Вы ведь не согласны молча страдать. Вы принимаете меры. Но если вы работаете на заводе, в магазине, водите такси, у вас нет ни возможности, ни знаний, чтобы устранить причину, в ваших силах лишь бороться со следствиями по мере их возникновения. И чем ты богаче и влиятельней, тем больше вреда ты приносишь окружающим.

— Правильно, — согласился Маколей. — Всякий раз, когда вы покупаете новое приспособление, чтобы улучшить условия внутри вашего пузырька, снаружи от этого становится немного хуже.

— А вы слышали о водяных насосах? — спросила Бетти.

— Нет.

— У нас в доме такой установили. Он качает воду даже тогда, когда в городе ее нет. Это очень удобно. Конечно, я думаю, получается то же, что и с регулятором напряжения. Но в моем пузырьке вода есть.

— Водяные насосы! — воскликнул Маколей. — А вы понимаете, что произойдет в случае пожара? Эти насосы высосут всю воду из сети! К тому же насосы-то электрические! Энергии они пожирают сверх меры.

— Я вчера вечером смотрел передачу, — сказал Тейлор. — Там много говорили о регуляторах напряжения. Зря они о них говорили. Чем больше о них будут знать, тем больше народу побежит их покупать. И никто не подумает, что это означает для тех, у кого регуляторов нет. Боюсь, что мы в опасной близости от ситуации, исключающей всякий альтруизм, — уж очень пугает окончательное крушение. Хотел бы я знать, многое ли нас отделяет от этого?

— Но это же ужасно! — ахнула Бетти.

— Ты права. Это ужасно.

Они замолчали. Тейлор старался протиснуться между машинами, чтобы не опоздать на базу.

Через час они остановились перед воротами Гленвью. Там их ждали двое в штатском. Они сели к ним в машину и доехали до диспетчерской. У башни стоял большой реактивный транспортный вертолет ВВС. Его лопасти лениво вращались. Как только они взошли на борт, вертолет поднялся.

Они подзаправились на базе Райт-Патерсон, там же успели немного перекусить, а еще через два часа опустились на площадке у Пентагона. Душный подземный коридор, правда снабженный фильтрами, привел их к лифтам, и вскоре они оказались в прохладном комфортабельном зале на одном из верхних этажей.

— Еще один пузырек, — прошептала Бетти Маколею, пока сопровождающий и Тейлор говорили с дежурным офицером.

Их пригласили в огромный устланный коврами кабинет.

Удобные голубые кресла вытянулись строем вдоль массивного стола. Посреди стола стояли государственный флажок и флажок ВВС. Окна были закрыты тяжелыми синими портьерами.

Они остались одни, было время разглядеть комнату.

На громадной цветной фотографии во всю стену звено сверхзвуковых истребителей-бомбардировщиков неслось к лесистым холмам. Сидящий в торце стола мог представить себе, что находится за штурвалом истребителя.

Глядя на фото, Маколей задумчиво произнес:

— Вот смотрю, а мысль только об одном: какой там чистый воздух!

— Непонятно, где это снято, — сказала Бетти, поворачиваясь в мягком кресле.

Вошел адъютант — до лоска подтянутый и ухоженный майор. Улыбаясь, он присел к столу:

— Простите, что мы заставили вас ждать. Как вы долетели? — спросил он, широко улыбаясь.

— Нормально, — сказал Тейлор.

— Нас задержали пробки в городе, — сказал Маколей.

— Генерал Сомс вскоре присоединится к нам. Он хотел бы побеседовать с вами, прежде чем вы попадете в Белый дом. Ваша беседа будет совершенно неофициальной. Не хотите ли кофе? Виски?

Официантов не было, так что майору пришлось подняться и оставить их снова в одиночестве. Маколей с некоторым удовлетворением отметил, что под ним поскрипывает стул.

Внезапно дверь распахнулась, и вошел новый майор с портфелем в руке. В другой руке он держал одно из писем. Фирменный конверт Службы наблюдения Маколей узнал сразу. Майор положил письмо посреди стола. Затем дружески улыбнулся гостям и присел в кресло, стоявшее чуть в стороне. Положив портфель на колени, он достал из него ручку и блокнот.

Наконец появились главные силы. Еще два адъютанта в чине полковников отворили двери, чтобы пропустить на удивление отглаженного генерала. Явно это был сам Сомс. За ним, оживленно беседуя вполголоса, вошли два генерала чином поменьше. Сомс был удивительно подтянут, отлично выбрит и отличался благородной красотой.

Адъютанты разделились. Место в торце стола занял один из сопровождающих генералов, тогда как Сомс непринужденно уселся напротив гостей. Другой сопровождающий генерал подошел к майору-стенографисту и что-то тихо сказал. Оба сдержанно засмеялись. Полковники сели чуть сзади.

Адъютант, сидевший за столом, поднялся:

— Генерал, позвольте представить вам мисс Хэтч, мистера Маколея и директора Чикагской службы наблюдения мистера Джеймса Тейлора, — чеканно произнес он и снова сел.

Имена были названы безошибочно, и порядок представления был таков, что генерал обратился прямо к Тейлору.

— Благодарю за визит, Тейлор, — сказал он добродушно. — Я не хотел бы отнимать ваше драгоценное время, так что сразу к делу.

Стенографист начал записывать, положив блокнот на портфель.

— Наша встреча совершенно неофициальна, — продолжал генерал. — Мы внимательно изучили ваше письмо и пригласили вас потому, что отнеслись к нему серьезно, чрезвычайно серьезно.

— Простите, генерал, но вам я не направлял письма, — сказал Тейлор.

— Вы уверены? — удивился генерал. — Насколько я помню, вы посылали копию министру обороны.

— Это копия еще не доставлена.

— Понятно. В общем, это не имеет значения. Впрочем, Джон, скажите, каким образом у нас оказалась копия письма?

— Ваш курьер доставил нам копию без адресата, — вежливо сообщил один из младших генералов.

Маколей удивленно взглянул на Тейлора, но тот только пожал плечами.

— Понятно, — сказал он.

— Итак, — генерал собрался с мыслями, — что касается ситуации, изложенной вами… Новых сведений нет?

— Высота облака, — сказал Маколей, — по данным наших наблюдений, возросла к сегодняшнему утру на сто пятьдесят футов. За последние двенадцать часов в Чикаго произошли две аварии в системе энергоснабжения.

Адъютант, сидевший в стороне, сказал:

— Аварии уже устранены. Мистер Маколей, очевидно, не осведомлен об этом.

— Разумеется, разумеется, мы ознакомились с ними самым серьезным образом. Однако вы должны понимать, что принятие таких решительных мер должно быть тщательно взвешено. Последствия их могут оказаться серьезнее современного положения. Много серьезнее. Мы ведь тоже не сидим сложа руки. Надеюсь, вы это понимаете. Нам приходится принимать во внимание многие факторы, о которых вы в Чикаго не имеете представления.

— Осознаете ли вы, генерал, что описанное вами положение характерно для всей части страны от Миссисипи до восточного побережья? — спросил Маколей.

— Да, — ответил за генерала адъютант. — Мы обсудили эту проблему сегодня утром. ВВС полностью осознают масштабы.

— Что вам нужно от нас? — спросил Тейлор.

— Ну что же, — генерал обернулся к Тейлору, — строго конфиденциально мы должны сказать вам, Тейлор, что международное положение таково, что выполнение ваших рекомендаций может повлечь за собой серьезные последствия, на наш взгляд крайне нежелательные. То, что вы предлагаете, ослабит наши позиции. Нет, я не говорю, что мы не можем ничего предпринимать. В нашем распоряжении территория всей страны. Мы можем передвинуть некоторые отрасли промышленности в менее загрязненные районы, и тем самым резко уменьшить опасность. Попрошу вас рассмотреть такую возможность. Это трудное, большое начинание, но можете быть уверены в полной поддержке военно-воздушных сил. Мы вместе с вами уберем из больших городов электростанции, нефтеперерабатывающие заводы и другие предприятия. Мы убеждены, что вы компетентны решать, что и куда надо передвинуть. Мы вас поддержим. Таким образом мы сможем кардинально решить наши насущные проблемы.

Маколей открыл было рот, чтобы возразить, но Тейлор перебил его:

— Мне кажется, генерал Сомс, что я вас понял. Разрешите мне изложить вашу мысль собственными словами. Вы полагаете, что Служба наблюдения сможет указать вам те районы страны, где загрязнение атмосферы минимально, чтобы убрать из критических точек наиболее вредные отрасли производства. То есть провести децентрализацию промышленности. Одновременно с этим, если я не ошибаюсь, вы хотите таким рассредоточением уменьшить последствия неожиданного нападения противника.

Генерал наклонился и в упор посмотрел на Тейлора. Взгляд его был тяжелым.

— Тейлор, — сказал он, — вы поняли нас совершенно правильно. С военной точки зрения прекращение производства сделает нас беззащитными перед нападением извне. Если же мы распределим промышленность по всей стране, это сослужит нам добрую службу. Да и вам поможет.

Генерал откинулся в кресле и удовлетворенно произнес:

— Господа… и мисс… Ээээ… я полагаю, мы достигли взаимовыгодного решения. Позвольте считать наше плодотворное совещание законченным.

Генерал поднялся, пожал руки прибывшим и направился к двери. Полковники поспешили отворить ее, младшие генералы удалились следом, все так же оживленно беседуя. Один из них задержался возле Тейлора:

— Мы рады, что вы с нами, Тейлор, — сказал он и протянул ему руку.

Тейлор пожал руку и ответил:

— Рад быть полезным.

— Если вы последуете за мной, — поднялся майор-стенографист, — я покажу, где можно вымыть руки. Для вас приготовлен обед, если, конечно, вы не возражаете его отведать.

Когда они покидали кабинет, Маколей тихо сказал Тейлору:

— Если мы их послушаемся, через год облако покроет всю страну.

— Знаю, — ответил Тейлор. — Помолчи. Этого не случится.

— Какой он был внушительный! — прошептала Бетти. — Я до смерти перепугалась.

Маколей взял ее под руку и прошептал:

— На это они и рассчитывали.

Как выжить

— Это Овальная комната, — сказал Маколей Бетти. — Здесь сидит секретарь президента.

Охранники вышли.

— Вам не кажется, — продолжал Маколей, — что за стенами всегда кто-то бегает и оповещает о нашем прибытии. Вроде никто не предупреждает о том, что мы пришли, а к нашему приходу всегда кто-то готов. Дверь открылась.

Вошел Джордж Фарроу — они его сразу узнали.

— Спасибо, что вы пришли, — сказал он. — Давайте знакомиться. Значит, вы — Бетти Хэтч… Вы — Маколей. Ну а вы должны быть Тейлором.

Он широко улыбался, пожимая руки. Фарроу был чернокожим. Контраст с приемом в Пентагоне был разительным. Им сразу стало легче.

— Президент сейчас выйдет, — сказал Фарроу. — Он говорит по телефону.

— А кто еще будет?

— Масса народу. От Министерства внутренних дел, Министерства обороны, коммерции и так далее. Но не волнуйтесь, убежден, они вас не съедят. Им важно узнать, что вы думаете о сложившейся ситуации. Это не будет кабинет министров, хотя соберемся мы в зале заседаний. Вы пообедали?

— Нас чудесно покормили в Пентагоне, — сказала Бетти.

Фарроу быстро взглянул на нее:

— Простите… — и тут же вышел из комнаты.

— Они не знали, что нас перехватил Пентагон, — сразу сообразил Тейлор. — Боюсь, что мы угодили в самое пекло.

— Мне не надо было говорить этого? — спросила Бетти.

— Не бойся, Бетти, нам нечего скрывать, — сказал Тейлор. Но если то, что я знаю о президенте Холланде, — правда, ему это не понравится.

— Ты будешь говорить ему о других письмах? — спросил Маколей.

— Думаю, что теперь это уже неважно. Вновь вошел секретарь.

— Мисс Хэтч, — сказал он, — господа, разрешите представить — господин президент.

Президент Холланд быстро, но твердо пожал всем руки.

— Приветствую вас, мисс Хэтч, мистер Маколей, мистер Тейлор. Джордж только что сказал мне, что вы останавливались по пути в Пентагоне. С кем вы говорили, с Карвером или с Сомсом?

— С генералом Сомсом, господин президент, — ответил Тейлор. — Он желает децентрализовать промышленность. Я не стал объяснять ему, почему из этого ничего не выйдет.

— Хорошо. Второй вопрос: сколько копий письма было отправлено и кому?

— Бетти, ты лучше знаешь, — сказал Тейлор.

— Я сделала сто двадцать копий: каждому сенатору, каждому члену кабинета и несколько запасных. И один экземпляр для вас, господин президент.

— Зачем так много, Тейлор? Вы что, хотите, чтобы об этом знал весь свет?

— Нет, господин президент. Но я хотел быть уверен, что письмо не затеряется. По крайней мере, я старался так сделать.

— Сенаторы ничего не получили. Ваш курьер оставил одну копию здесь и отправился в Министерство внутренних дел, где его и задержали.

— Но у генерала Сомса была копия.

— Без сомнения. Как могло получиться, что в качестве посыльного вы избрали аэродромного диспетчера?

— Диспетчера? — Тейлор с Маколеем удивленно переглянулись.

— Наверное, пилот был ранен, — сказала рассудительно Бетти. — И попросил кого-нибудь его заменить.

— Возможно, — согласился Тейлор. — Значит, диспетчер прочел копию и отнес или отослал ее в Пентагон прежде, чем куда бы то ни было еще. Кстати, пилот был ознакомлен с содержанием письма.

Фарроу молча покинул комнату, и они услышали, как он набирает номер.

— Хорошо, — сказал президент. — По крайней мере, мы все теперь в курсе. Предлагаю присоединиться к остальным в зале заседаний. Мисс Хэтч и мистер Маколей, вы можете присутствовать на совещании, но попрошу вас не выступать и не комментировать события, за исключением тех случаев, когда к вам обратятся непосредственно.

В полной тишине тридцать с лишним человек, сидевшие вокруг большого стола, поднялись при появлении президента. Президент указал Тейлору на место рядом с собой.

— Насколько я вижу, — сказал президент, — все, кого я пригласил, собрались. Благодарю вас. Разрешите представить вам мистера Тейлора, директора Чикагской службы наблюдения, и его помощников — мистера Маколея и мисс Хэтч.

Последовали поклоны и рукопожатия.

— Это не совсем обычное заседание, назовем его экстренным. Если возникнет необходимость, мы соберем кабинет в полном составе. Дело в том, что мистер Тейлор поднял вопрос, который всех нас давно беспокоит. Я пригласил сюда мистера Тейлора и его помощников по совету министра внутренних дел Тома Хомера: дабы непосредственно познакомиться с информацией, которой он располагает, и предотвратить всякие интриги в будущем.

Некоторые из присутствующих понимающе улыбнулись.

— Мистер Тейлор полагает, что ситуация настолько серьезна, что он пошел на определенный риск, чтобы довести до нашего сведения свою точку зрения. А так как он более других осведомлен о положении вещей в стране, мы вынуждены со всей серьезностью отнестись к его предупреждению. Если я правильно понял мистера Тейлора: проблема загрязнения окружающей среды стала самой насущной из наших проблем. Вы что-то хотите сказать, мистер Купер?

Поднялся министр обороны.

— В министерстве обороны, как вы знаете, также весьма озабочены сложившимся положением. Поскольку здесь присутствуют лица, не имеющие доступа к секретной информации, я не могу углубляться в детали, но убежден, что наши враги внимательно следят за состоянием облачного слоя над нашими городами и понимают, в сколь опасном положении мы находимся. Даже допуская, что обстановка в больших городах может выйти из-под контроля, мы не должны упускать из виду международное положение. С одной стороны, мы должны принять меры, чтобы выжить в такой обстановке, чтобы, попросту говоря, дышать, с другой стороны, мы не должны забывать, что наши враги не дремлют.

— Том, — сказал президент, обращаясь к министру внутренних дел, — ты будешь председательствовать.

Хомер встал.

— Разумеется, — сказал он, — вопрос о безопасности государства очень важен, но я думаю, что не менее важно сейчас выслушать мистера Тейлора. Прошу вас, мистер Тейлор.

Тейлор медленно поднялся с места.

— Благодарю вас, мистер Хомер, — сказал он. — Я не компетентен высказываться по вопросам обороны и безопасности. Но слова мистера Купера и то, что мы слышали сегодня от его генералов, еще раз убеждает меня — они не поняли, о чем идет речь. Речь идет не просто об облачном слое. Это не просто облако — это смертоносный газ. Без всяких вражеских усилий мы уже выпустили на самих себя отравляющие вещества огромной силы. И этот газ не выходит из-под контроля. Он уже вышел из-под контроля. И уверяю вас, господин президент, что мы говорим не об ухудшений условий окружающей среды — эти слова употреблялись так часто, что к ним уже привыкли. Мы говорим о том, что находимся сейчас в условиях войны. Каждый из нас живет в мире, созданном из отходов жизнедеятельности своих соседей. Еще несколько лет назад мы могли избавляться от этих отходов раньше, чем они оказывали вредоносное влияние на наши жизни. Теперь же мы все находимся в постоянном конфликте друг с другом… Мы не успеваем избавляться от отходов.

Это настоящая война: мы достигли той грани, за которой человек не может делать, что хочет, не ставя под угрозу выживание окружающих. Мы сами стали источником опасности. Каждый человек должен думать о том, что он делает, а не о том, как влияет на него окружающая среда.

Поглядите на комнату, в которой мы заседаем. Она хорошо освещена, прохладна, наполнена свежим воздухом, все мы чисты и здоровы. Как же нам удается поддерживать такое состояние? Биологи давно уже знают ответ на этот вопрос. Они утверждают, что жизнь — это превращение беспорядка, хаоса в порядок, но цена этого порядка — усиление хаоса вне биологической системы. Мы охлаждаем эту комнату, но за счет этого выбрасываем тепло в окружающую среду. Мы фильтруем воздух, но и фильтрация повышает концентрацию газов и пыли снаружи. К тому же и охлаждение, и фильтрация требуют затрат электроэнергии, а работа любого генератора энергии связана с выбросами в атмосферу. И чем тщательнее мы поддерживаем чистоту в наших… как их называет мой коллега, пузырьках, тем грязнее становится окружающий мир и тем большую нагрузку испытывают наши фильтры и холодильники.

Наша главная проблема исходит из факта человеческого существования. Люди не могут быть пассивными жертвами обстоятельств, они активные преобразователи их. Если человеку холодно, он не добавит еще одно одеяло, а включит электропечь. Если эта печь окажется недостаточно мощной, он приобретет помощнее. Если ему трудно дышать, он старается раздобыть новый, более эффективный фильтр; если уменьшается напор воды, он ищет электронасос; если падает напряжение в сети, он устанавливает регулятор напряжения. Вот в чем корень проблемы. Каждый индивидуум способен контролировать положение вещей в той частичке мира, благосостояние которой его волнует. Но что происходит с остальным миром — не входит в его расчеты. И мы сейчас говорим не только о комфорте. Не забудьте, что уже сегодня в шести крупнейших городах Соединенных Штатов, лишившись фильтра и респиратора, вы покончите счеты с жизнью.

Если не будет предпринято кардинальных мер, чтобы исправить положение, наши рекомендации тоже не спасут. Мы отступим несколько к прошлым условиям жизни, но через некоторое время неминуемо вернемся к современному положению. Мы должны отыскать понятный каждому руководящий принцип, чтобы пресечь те действия по защите человека от окружающей среды, которые губят эту среду. Мы должны убедить общество, что защита самого себя не ведет ни к чему, кроме неизбежной катастрофы для всех.

Эта проблема выходит за пределы моей компетенции. Но я очень надеюсь, что она находится в компетенции собравшихся. Сегодня мы вынуждены принять срочные меры, чтобы прекратить войну каждого против всех. И совершенно неважно в этой ситуации, что планируют русские, или что это означает для китайцев, или насколько это подорвет доверие к нам у наших союзников. Достаточно заглянуть на два месяца вперед, когда начнется отопительный сезон, и станет ясно, в сколь беспомощном состоянии окажется страна. Вот почему мы назвали цифру шестьдесят дней в наших рекомендациях. Через шестьдесят дней наступит полный крах всех энергетических систем.

И последнее: нельзя ждать ни минуты. Я не знаю, насколько близка наша система к срыву, пожалуй, никто не сможет сказать этого точно. Все наши основные города имеют отрицательный энергетический баланс. Им требуется круглосуточная подача энергии со стороны, так как их собственные станции не справляются с нагрузкой. А станции и не могут справляться, так как воздух и вода отравлены настолько, что каждый, кто может, вынужден устанавливать дополнительные устройства, об эффекте которых я уже говорил. И положение на западном побережье даже хуже, чем у нас.

Наши прогнозы не сбываются — действительность обгоняет их. Облачный слой полностью покрыл северо-восточную часть страны за два месяца до предсказанного нами срока. Толщина его увеличивается такими темпами, что мы не можем найти этому объяснения. Мы не предвидели, что возникновение сплошного слоя изменит схему выпадения осадков, в результате чего погибнет растительность на Скалистых горах.

Подобные непредвиденные явления будут возникать и далее, хотя бы потому, что никогда еще ничего подобного не случалось. Простите, что я отнял у вас столько времени, повторяя истины, которые вам, вероятнее всего, известны и без меня, — но заклинаю вас, джентльмены, и вас, господин президент, — времени совсем не осталось.

Наступило краткое молчание. Затем Хомер произнес:

— Благодарю вас, мистер Тейлор. Я твержу об этом уже несколько лет. Господин президент, вы будете говорить?

— Не сейчас, Том.

Хомер обвел взглядом поднятые руки, но обратился к человеку, не протянувшему руки.

— Представитель Национального управления науки, доктор Клаусман, прошу вас.

Когда Клаусман поднялся, оказалось, что, стоя, он лишь немногим выше своих сидевших коллег.

— Господин председатель, господин президент, леди и джентльмены. Мистер Тейлор объяснил нам, что мы, это самое, не понимаем проблемы. Но она, это самое, разумеется, серьезная.

Он сделал паузу и обвел всех строгим взглядом из-под кустистых бровей.

— Но, это самое, мы разрешим, разумеется, срочно, надо провести исследования, это самое… немедленно.

Доктор Клаусман удовлетворенно опустился в кресло. Наступило неловкое молчание. Хомер не сразу понял, что доктор завершил свое выступление.

— Благодарю вас, доктор. Вы хотите что-то добавить, господин президент?

— Обстоятельства требуют немедленного расследования, — сказал президент. — К сожалению, в выступлении мистера Тейлора эмоции превалировали над фактами. Однако я склонен отнестись серьезно к общему направлению его предупреждений. Цифры и расчеты, приведенные в письме, не всегда понятны для неспециалиста, и я должен признаться, что до сегодняшнего заседания не придавал им должного значения. Мы сейчас подверглись нападению ядовитых веществ. Кто за то, чтобы продолжать это совещание до того, как я соберу кабинет министров? Поднялись пять рук.

— Я так и думал. Выступлению мистера Тейлора придают весомость и убедительность факты, на которых оно основано… Если факты соответствуют истине, а я полагаю, что мистеру Тейлору не было смысла вводить нас в заблуждение, то мы стоим перед проблемой, которая представляется сегодня более важной, чем вопросы национальной безопасности…

Со стороны министра обороны последовали громкие возражения.

— Позже, Боб, — прервал его президент, — ты выскажешься на кабинете. Я предлагаю прервать совещание и избрать чрезвычайную комиссию по изучению письма мистера Тейлора.

Клаусман ожил.

— Разумеется, это самое… — сообщил он, — не позже чем, это самое… через неделю.

— Нет, доктор, через час. Я хотел бы, чтобы комиссия была в Чикаго не далее чем послезавтра.

Клаусман был совершенно растерян, он принялся доставать из карманов листки мятой бумаги и невнятно бормотать имена известных ученых.

Президент пригласил Тейлора, Маколея и Бетти проследовать за ним.

— Я немедленно соберу кабинет, — сказал он, когда они перешли в Овальную комнату. — Пусть вас не разочаровывает кратковременность совещания. Мне необходимо было должным образом встревожить нужных людей. Так что я благодарен вам, Тейлор. К тому же у нас есть ваше письмо, которое я использую. Еще раз обдумайте ваши жесткие рекомендации. Я позабочусь о Пентагоне.

С этими словами президент покинул помещение. Секретарь президента Фарроу извлек Тейлора и его спутников из окружения обступивших их министров. Маколей был разочарован. Ему так и не удалось высказаться.

— Мы организовали немедленную отправку вас в Чикаго, — сказал Фарроу. — Вы вылетаете на базу Уиллис на президентском вертолете, а оттуда на армейском вертолете в Чикаго.

Этим все и кончилось.

Только над Пенсильванией, под звездами безлунного неба, к ним вернулся дар речи.

— Президент произвел на меня приятное впечатление. А я голосовал против него, — проговорил Маколей.

— Я чувствую себя болтливым мальчишкой, — сказал Тейлор.

— Вы не правы, — Бетти положила ладонь на его руку. — Вы совсем не казались мальчишкой. Вы просто здорово выступили. Я знаю, я там была.

— Но я не смог… ну ладно, в любом случае спасибо на добром слове. Я думаю — что же они предпримут? И успеют ли они что-либо сделать?

Их разбудил капрал:

— Мы почти прилетели. Приземляемся в Мейгсе. Вас ждет машина.

Они посмотрели в окна. Вскоре в облаках возникло оранжевое зарево, и через некоторое время вертолет погрузился в адскую желтую вату, покрывающую страну. Тейлор отвернулся от окна.

— Черт побери, — произнес он. — Что же они собираются делать?

Решение

Желто-серые облака плыли по экрану. Красная точка в центре время от времени раздваивалась. Джо взял микрофон:

— Второй, сообщите высоту.

— Второй вас слышит. Высота пять пятьсот.

— Второй, поднимитесь до шести тысяч.

— Вас понял.

— Контрольная служба Денвера, вас вызывает Чикаго.

— Контроль Денвера на связи.

— По нашим данным, облачный покров распространился на триста миль к западу от Чикаго. Что вы можете сообщить?

— Станция на Лонг-Пике сообщает, что небо затянуто облаками к востоку от гор. Приблизительная высота пять тысяч сто футов от уровня моря. Ближайшие строения Денвера нам еще видны.

— Спасибо, до связи. Контроль Нового Орлеана, вас вызывает Чикаго.

— Контроль Нового Орлеана слушает.

— Вы подняли свой наблюдательный самолет?

— Сможем это сделать не раньше полудня.

— Есть сообщения от гражданской авиации?

— Два сообщения. Сейчас мало полетов. По их данным, высота облака тысяча сто футов, оно поднимается к северу и востоку. Поступило сообщение с танкера о высокой степени загрязнения воздуха в Мексиканском заливе в двухстах милях от берега. Они идут только по радару. Да, наш мэр издал сегодня декрет о том, что респираторы выдаются за счет города всем, кто не может их купить, до четырех на семью. Имеется несколько смертных случаев.

— Спасибо за сообщения. Мы слышим их по телевизору. До связи.

Джо записал данные в блокнот, затем потянулся и снова взялся за микрофон:

— Контроль Сан-Франциско, Чикаго на связи.

— Контроль Фриско на связи. Говорите.

— Как нам известно, ваши самолеты сегодня не смогли подняться. Так ли это?

— Так точно. Ничего не могли сделать. Видимость не более ста футов. Это Джо говорит?

— Именно. А с кем имею честь?

— Табби на связи. Это моя последняя смена. Ухожу. У меня астма. У нас нет электричества. Работаем на аварийке.

— Плохо дело.

— Слабо сказано. В Калифорнии объявлено военное положение…

Связь неожиданно прервалась, заглушенная помехами.

— Фриско, Фриско, Чикаго на связи! Никакого ответа. Джо поднял телефонную трубку:

— Послушайте, сделайте следующее. Вызовите в зал контроля Тейлора. Затем любой ценой свяжитесь с Сан-Франциско. Я тоже попытаюсь им дозвониться. Но сначала найдите Тейлора.

Он отпустил кнопку, затем набрал десятизначный номер.

— Сан-Франциско слушает, — отозвался мужской голос. — Мы обслуживаем только срочные государственные переговоры.

— Срочный государственный вызов. Говорит Контроль Чикаго. Мне необходимо связаться с нашей станцией в Сан-Франциско. Три-три-ноль-три.

— Ждите.

Вошел Тейлор. За ним Маколей и какой-то незнакомый мужчина. Джо протянул им руку и включил динамик. Послышался голос оператора:

— Ваш номер не отвечает.

Последовала пауза, потом зазвучали короткие гудки. Джо повернулся к Тейлору:

— Я разговаривал с Табби. Это мой приятель в Сан-Франциско. Он сказал, что у них объявлено военное положение. И затем связь прервалась.

— В какой момент? — спросил Маколей.

— Как только он об этом мне сообщил. У меня такое впечатление, что кто-то разъединил нас.

— Этого еще не хватало! — воскликнул Тейлор.

— Есть и еще новости, — продолжал Джо, заглядывая в свой блокнот. — Давление и высота облачного слоя в Денвере уже такие же, как и здесь. В Новом Орлеане всего тысяча сто футов, но облако протянулось на двести миль в океан.

— Значит, от Скалистых гор до побережья, — сказал незнакомец. — Потребовалось пятнадцать дней, чтобы расползтись на полторы тысячи миль.

— Прости, Джо, я не представил доктора Кардуелла из университета Карнеги. Он помогает нам. А это Джо Фостер, начальник службы контроля.

— Рад познакомиться, Джо. Вы сами ведете весь контроль?

— Что вы! — Джо махнул рукой в направлении зала, где сидели сотрудники. Примерно половина мест была занята. — К тому же мы отвечаем лишь за воздушную разведку. Наземные службы на нижних этажах.

— Ясно, — сказал Кардуелл, — а что это вы говорили о военном положении?

— Надо будет в этом разобраться, — вмешался Тейлор. — Садитесь.

Он взял микрофон:

— Барбара, свяжи меня с заместителем министра, а если его нет, то с самим министром Хомером. Дело чрезвычайной срочности. Погоди… — Он достал бумажник, раскрыл его, прочел имя на карточке. — Скажи там, что вызывает мистер Шарп. Да, именно так.

Не выпуская трубки, он спрятал бумажник в карман.

— Это пароль, — сказал он. — Они должны немедленно ответить.

— Страшно подумать, что творится, — сказал Джо. — Высота облака пять двести от Бостона до Денвера, и Денвер не исчез в тумане только потому, что стоит на возвышенном месте.

— Пожалуй, мы разобрались в том, что вызывает рост облака, — сказал Кардуелл. — Есть такое понятие «альбедо» — это величина, характеризующая отражательную способность. Особенно высока отражательная способность у облаков, благодаря чему до Земли добирается едва ли пятая часть солнечной радиации. Наше облако отражает обратно в пространство около шестидесяти процентов солнечных лучей вместо обычных тридцати.

— Почему же тогда здесь так жарко? — спросил Маколей.

— Парниковый эффект. Некуда деваться теплу, излучаемому Землей. То, что в обычных условиях уходит вверх, теперь отражается от облачного слоя вниз. В абсолютных цифрах сейчас не жарче, чем обычно в августе, но наверху ситуация иная. На высоте пять тысяч футов существует сплошной отражающий слой. Ветра нет. Облако уже забралось и в Канаду, так что исчезла обычная разница в температурах, вызывающая движение воздуха.

— Но почему же слой становится толще? — спросил Джо. — Кстати, почему не отвечает Вашингтон?

— Что у вас там, Барбара? — спросил Тейлор. — Ясно. Как только пробьетесь, сразу сообщите мне.

Он положил трубку.

— Никак не может дозвониться. Не исключено, снова придется пользоваться радиосвязью.

— Мы думаем, — сказал Кардуелл, — что облако все время поддерживается выбросами снизу. После определенного момента оно стало настолько мощным, что уже не в состоянии пропускать сквозь себя продукты выброса, которые подталкивают его, как тесто крышку кастрюли. Правда, это только гипотеза.

Звякнул зуммер. Тейлор взял трубку.

— Хорошо, Барбара, — сказал он. — Я буду говорить отсюда, из зала контроля. Жду…

Затем он обернулся к остальным и пояснил:

— Она дозвонилась. Ищут Хомера. Он в Белом доме. Еще через минуту он сказал в трубку:

— Добрый день, говорит Шарп. Да, господин министр, это я, Тейлор. Вам что-нибудь сообщили из Калифорнии? Да, у нас есть новости. Наша станция там прекратила работу… пятнадцать минут назад. Нет, сэр. Совершенно неожиданно, — он обернулся к Джо. — Перед этим были помехи на линии?

Джо отрицательно покачал головой.

— Все было нормально, сэр. А затем нас разъединили. Да, кому-то это понадобилось. Может быть, вы сможете связаться с Сан-Франциско по телефону? Да-да, по телефону. Хорошо, я буду здесь… Я не уверен, что он меня понял, — сказал Тейлор, кладя трубку. — И непонятно, что им об этом известно.

— Может, нам связаться с телестудией, — сказал Маколей. — Эту тайну им не сберечь от телевидения.

— Идея! — Тейлор снова поднял трубку. — Барбара, соедини меня со студией Си-би-эс. С их коммутатором. Я там никого лично не знаю.

— Джим, а ты уверен, что ты правильно сейчас поступаешь? — спросил Кардуелл.

Тейлор настороженно поглядел на него.

— Бывает, сначала действуешь, а потом думаешь, — сказал он. — Наверное, я устал. Барбара, я передумал.

Он положил трубку.

— Я понимаю, сколь трудно сидеть здесь в неведении, — сочувственно произнес Кардуелл.

Тейлор кивнул.

— И все же нет смысла бездельничать, — сказал он. — Нас ждет работа.

Он поднялся, и в этот момент погас свет. Но контрольная панель только потускнела. Несколько аварийных ламп зажглось под потолком.

— Мы на аварийном снабжении, — сказал Маколей и взял телефонную трубку. — Барбара? У нас отключена электросеть. Немедленно предупредите всех сотрудников и передайте им приказ держать респираторы под рукой. Аварийное освещение работает. Хорошо. Сделайте так, чтобы не было звонков домой. Мы ждем связи с Вашингтоном.

Джо щелкнул кнопкой селектора.

— Авария электросети, — произнес он. — Всем достать и держать под рукой респираторы. Работу не прекращаем.

Кое-кто из сидевших в нижнем зале подняли руки в знак того, что поняли.

Снова зазвонил телефон. Тейлор слушал около минуты, потом сказал:

— Что ж, ничего не остается, как ждать. Она пыталась связаться с оператором в Вашингтоне, но никакого ответа. Сейчас она ищет обходные пути.

Заговорил динамик:

— Чикаго, вас вызывает Балтимор. Балтимор на связи.

— Чикаго слушает, — сказал Джо.

— Чикаго, мне удалось связаться с Вашингтоном по телефону.

— Вас понял, Балтимор. Давайте Вашингтон. Раздался щелчок, и послышался новый голос:

— Говорит оператор Белого дома. Попросите к аппарату мистера Шарпа.

Джо передал микрофон Тейлору, выключил динамик и включил наушники, которые надел Тейлор.

— Да, — сказал Тейлор. — Шарп слушает. Да, сэр. Мы не прекращали работы. У нас авария электросети, но… Хорошо, сэр. Одну минуту. — Тейлор обернулся к Джо с каким-то странным выражением лица. — Джо, можем ли мы связаться с базой ВВС Кэртленд в Альбукерки?

— Только если нам очень повезет, — сказал Джо. — Могут ли они сообщить нам частоту, близкую к нашей?

— Сэр, — сказал Тейлор в микрофон, — нам необходимо знать частоту приемника базы, близкую к нашей. Да, сэр, я не один. Нет, это надежные люди. Хорошо. — Он подождал, достал ручку и подвинул к себе листок бумаги. Записав, он произнес: — Мне все ясно. Хорошо, до свидания. Мы попытаемся. Джо, как вы думаете?

— Мне надо посоветоваться с главным инженером, — сказал Джо.

Он взял записку, вышел из комнаты, они увидели, как он идет по залу по ту сторону перегородки. Подойдя к дальнему столу, Джо наклонился к сидевшему за ним человеку. Через минуту тот вышел из зала, а Джо поднялся обратно.

— Энди говорит, что они это сделают, — сказал Джо. — Ему надо перенастроить приемник, передатчик и антенну. Но это не займет много времени. Нам уже случалось переходить на другие частоты.

— Погодите, — остановил Тейлор, — а как же мы будем поддерживать связь с Балтимором?

— Это возможно. Не беспокойтесь, шеф.

В зал вернулся Энди и помахал Джо. Джо взял микрофон, включил его, пристроил на груди и надел наушники.

— Я буду контролировать переговоры с таким расчетом, чтобы Вашингтон смог поговорить с Кэртлендом через Балтимор и через нас. Если, конечно, база откликнется.

Он нажал на кнопку.

— База Кэртленд, вас вызывает Служба наблюдения Чикаго. Вы меня слышите? Перехожу на прием.

Сквозь шумы прорвался слабый ответ:

— Кэртленд вас слушает.

— Кэртленд, у меня для вас важное сообщение.

— Какого рода?

— Президент Соединенных Штатов, — сказал Джо, — хочет говорить…

— С командующим базой, — подсказал Тейлор.

— С командующим базой.

В приемнике послышался другой голос:

— Говорит дежурный офицер. Мы не получали уведомления о вызове.

Джо передал микрофон Тейлору.

— Говорит Джеймс Тейлор, директор Чикагской службы наблюдения. Я нахожусь на связи с президентом, и он просил меня связать его с вашим командующим. Подождите… — Он слушал голос в своих наушниках. — Президент сказал, что хочет говорить с Сопливым Айком.

— Ждите, — был ответ.

— Господин президент, линия действует, — доложил Тейлор. — Командующего сейчас вызовут. Вы будете ждать? Хорошо. Наша линия не обеспечивает секретности переговоров. Слушаюсь.

Он передал микрофон Джо, который выключил его и нажал на несколько кнопок. Из динамика донесся голос:

— Чикаго, генерал Блейк выйдет на связь немедленно. Джо откинул рычажок и потом вернул его в исходное положение.

— Я вас слушаю, господин президент.

---------

— Я тоже рад вас слышать. Моя фамилия Шпигель, сэр. Генерал Блейк на связи.

---------

Голос Блейка произнес:

— Привет, Фред. Ну и вспомнил же ты кличку. Наверное, это самый глупый пароль за всю мою жизнь.

---------

— Да: связь есть. Нет, полеты мы отменили уже неделю назад.

---------

— Мы можем подзаправить вертолет в Рено и лететь оттуда. Но мы же ни черта не увидим: за Скалистыми горами сплошные облака.

---------

— Понял. Я думаю, что можно связаться с базой Эдвардс. Нет, мне трудно в это поверить. Должно быть какое-то разумное объяснение. А что сообщают из Портленда?

---------

— Сумасшедший дом, Фред. Не можете же вы потерять связь. Хорошо, Фред, я подниму вертолеты, тут же свяжусь по нашему каналу с базой Эдвардс и посмотрю, что они скажут. А почему ты мне не позвонил прямо?

---------

— А что, черт возьми, может сделать Сомс? Главнокомандующий ты еще или нет?

---------

— Тогда я тебя понимаю, — услышали они голос Блейка после долгой паузы. — Ты отключил все секретные линии, чтобы Сомс тоже остался без связи.

---------

— Если дела плохи так, как ты говоришь, мы все равно ничего не сможем предпринять, если на нас нападут. То, что творится у нас, уже известно всему миру. Я попытаюсь связаться с Эдвардсом, надеюсь, что мне это удастся. Я выйду на тебя по этому каналу, как только что-нибудь узнаю. До связи, Фред.

Джо заговорил в микрофон:

— Господин президент, говорит Чикаго. Я был вынужден все слышать, так как поддерживал связь. Я могу доложить мистеру Тейлору? Мы будем держаться частоты Кэртленда, но я не уверен, что нам удастся это на длительное время. Нам просто повезло… Я не знаю, сэр, может, час, может, два. Нет, сэр. Только одна частота одновременно. Спасибо.

Он переключил рычажок и сказал:

— Балтимор, мы пока кончили разговор. Оставайтесь на этой частоте.

— Вас понял, Чикаго. До связи. Джо обернулся к остальным:

— Дела в Калифорнии плохи. Президент разрешил сообщить вам вот о чем: электроэнергии нет нигде — от нас до Вашингтона. Президент приказал переключить все резервные генераторы, как гражданские, так и военные, на питание только фильтрационных установок. Нам приказано поддерживать связь.

— Об остальном можно догадаться, — сказал Кардуелл. — Пентагон делает все, чтобы скрыть происходящее. Президент лишил военных связи, чтобы они еще чего не натворили. А жаль, у них большие резервы, они могли бы помочь стране.

— Что-то душно стало, — заметил Маколей.

— Не исключено, нам придется пробыть здесь достаточно долго, — сказал Тейлор. — Надо постараться, чтобы хоть этот этаж остался пригодным для работы. Джо, проверь, сколько времени мы сможем на наших резервах поддерживать фильтр этого этажа, а также холодильник в кафетерии… — Лицо его было мрачным. — Господи, ведь в здании тысяч десять человек. Всем, кто работает на других этажах, прикажите немедленно надеть респираторы и собраться внизу. Учтите, лифты стоят. Объясните всем ситуацию и постарайтесь отправить людей по домам.

Зазвонил телефон. Прежде чем взять трубку, Тейлор обратился к Кардуеллу:

— Возьмите на себя эвакуацию. Это трудное дело. Голос в трубке произнес:

— Это Служба наблюдения в Чикаго?

— Я вас слушаю.

— Говорит Служба наблюдений Детройта. Боюсь, что вы последняя действующая линия в стране. Вас пытается вызвать Второй наблюдательный. Связать его с вами?

— Давайте. Мы его не слышим.

После нескольких щелчков послышался новый голос:

— Служба, говорит Второй.

— Второй, Служба слушает. У аппарата Тейлор. Это кто, Бейтс или Патерсон?

— Бейтс. У меня экстренное сообщение. Четвертый тоже пытается с нами связаться, наверное, по тому же поводу.

— Говорите, записываю, — сказал Тейлор.

Тейлор сделал знак Джо, который включил магнитофон, соединенный с телефоном.

— Вас понял. Я нахожусь на высоте девять тысяч пятьсот футов над долиной Миссисипи, примерно в шестидесяти милях к югу от Молина. Высота облака в среднем шесть тысяч футов. Но это еще не все! С севера на юг протянулась линия, к востоку от которой цвет облаков темно-оранжевый, а к западу прежний, грязно-желтый. Граница выражена нечетко — я как раз над ней. Оранжевая зона вторгается в желтую и все время растет со скоростью около десяти узлов. Что это такое, черт побери?

Тейлор закрыл глаза и откинулся в кресле.

— Второй, — сказал он. — Нам нужны снимки. Дайте нам пять минут, чтобы перестроить приемник. Затем начинайте передавать в видимом и инфракрасном спектрах.

— Вас понял. Кстати, я вижу громадный оранжевый пузырь, который поднимается над горизонтом в районе Чикаго.

— Вас понял. Второй, возьмите как можно больше проб воздуха.

Он увидел Джо в зале за перегородкой и постучал в стекло. Джо подошел к селектору и спросил:

— Что случилось?

Тейлор поманил Джо, чтобы тот поднялся.

— Джо, нам необходимо вернуться на свою частоту и наладить телеметрию. Там наверху что-то происходит.

Джо быстро вышел.

Через несколько минут снова загорелись экраны.

— Можете начинать, — раздался голос Джо в селекторе.

— Второй, вызывает Чикаго.

— Второй на связи. Быстро вы управились. Передаю снимки.

— Пройдите подольше вдоль этой границы и войдите внутрь оранжевого слоя. Возьмите пробы к востоку и к западу от границы, затем отыщите место для посадки — любое. Мы уж как-нибудь доставим вас на базу. Нам очень нужны пробы.

— Вас понял. Я сообщу, когда найду посадочную полосу. До связи.

— Погодите, Второй. При спуске в облако обязательно используйте респираторы и кислород.

— Вас понял. До связи.

Оранжевая пелена на экране перешла в желтую, точно как описывал пилот. По мере приближения к облаку она становилась все менее различима. Затем картина стала мутнеть и превратилась в оранжевое марево.

— Первая проба, к востоку от полосы, — сказал пилот. — Поворачиваю направо на запад. Проба вторая. Ну и воздух вокруг! Хорошо, что мы на кислороде. Проба третья. К западу, поднимаемся выше.

— Идите на запад и найдите место для посадки, — сказал Тейлор. — Можете предположить, где это будет?

— Постараюсь сесть на Гранд-Айленд. Там посадочная полоса на возвышенности, у меня останется горючего на двадцать минут. До встречи.

— Спасибо, Бейтс. Садитесь осторожнее. Нам нужны эти пробы. И не рискуйте собой.

— Мучос грацис, — последовал ответ. — До связи. Вошел Джо и поглядел на экран. Пилот снова набирал высоту, и полоса между оранжевым и желтым облаками была видна очень четко.

— Это еще что? — спросил Джо.

— Мы прокрутим пленку позже, Джо, — сказал Тейлор. — Дай нам еще пять минут для записи данных с самолета, затем переключайся снова на частоту Кэртленда.

Джо вышел.

Еще через полчаса вернулся Кардуелл.

— Джим, — сказал он, — творится что-то страшное.

— Подожди минутку, — ответил Тейлор, — пока я перемотаю эти пленки. Второй доложил нам об изменениях в облачном слое. Хорошо, что вы здесь. Я думаю, что догадываюсь, с чем это связано, но сначала я предпочел бы выслушать ваше мнение. А теперь смотрите.

На экране возникли кадры, снятые с самолета. Кардуелл молчал, пока самолет не углубился в облака.

— Достаточно, — сказал он.

— Узнаете цвет? — спросил Тейлор.

— Разумеется, — ответил Кардуелл, — безопасное горючее. Я видел много полос этого цвета.

— Правильно. Высота облачного слоя шесть тысяч футов, и оранжевый цвет ползет к западу. Это вам о чем-нибудь говорит?

— Чем выше поднимаются облака, тем больше процент ультрафиолетовых лучей. Вероятнее всего, мы имеем дело с реакцией между продуктами выброса безопасного топлива и продуктами загрязнения воздуха, в которой ультрафиолетовые лучи служат катализатором.

— Каковы последствия? — спросил Тейлор.

— Очевидно, изменение цвета началось несколько часов назад, но мы не сразу об этом узнали. Надеюсь, что это не суть важно.

— Вылет Четвертого задержался, и они поднялись уже после того, как мы прекратили связь. Так что больше подтверждений мы не получим, исключая возможность наблюдений с гражданских самолетов.

— Не думаю, что хоть один самолет поднялся сегодня в воздух. С одной стороны, отказ энергосистем, с другой — все аэродромы к востоку от нас закрыты. Я слышал об этом по радио, когда был внизу.

— Как там?

— Все очень взволнованы. Обрадовались возможности уйти, беспокоясь за семьи. Мне помогал комендант здания, он руководил потоками людей на лестницах, чтобы избежать давки.

— Хорошо, что хоть эта операция прошла успешно. А что на улицах?

— Точно не скажу. Одна из девушек в канцелярии дозвонилась до дома, прежде чем отказала сеть… Где находится Доунер Гроув?

— На юго-западе, миль двадцать отсюда.

— Там тоже нет электричества. Разве в маленьких городках нет собственных электростанций?

— Когда как. Боюсь, что если даже они там и есть, то им не выдержать без дополнительной энергии, — ответил Тейлор.

— Все это может плохо кончиться, — сказал Кардуелл. — Когда погас свет?

— Меньше двух часов назад. Точнее, полтора часа.

Паниковать еще рано, но лучше подготовиться к худшему.

— Необходимо найти радиостанцию — должна же быть хоть какая-нибудь информация. Мы так мало знаем, что творится в городе, будто Чикаго в ста милях от нас.

Вошел Маколей.

— Наши дела не так уж плохи, — сказал он. — Это здание рассчитано на автономное существование. Нам хватит энергии, чтобы функционировали фильтры на этом этаже и холодильники в кафетерии. Между залом контроля и кафетерием имеется лестница, и сейчас мои ребята изолируют ее от остальной части здания.

— Чикаго, вас вызывает Кэртленд, — послышалось в динамике.

Маколей подошел к панели.

— Кэртленд, мы вас слышим. Говорите.

— У нас есть сообщение для президента.

— Вас понял. Ждите, Кэртленд.

— Позови Джо, — сказал Тейлор, но тут же увидел Джо в нижнем зале. Он беседовал со своими сотрудниками. Тейлор постучал по стеклу.

Джо прервал разговор и быстро поднялся.

— Джо, Кэртленд на связи. Я позвал тебя, чтобы не привлекать к этому делу посторонних.

— Хорошо, — сказал Джо. — Балтимор, вас вызывает Чикагская служба наблюдения. Перехожу на прием.

— Балтимор вас слышит. Говорите, Чикаго.

— Связь с Белым домом есть?

— Да, ждите.

Джо переключил рычажки, надел наушники и стал ждать. Через несколько секунд он произнес:

— Кэртленд, президент на линии.

— Фрэд, это ты? — послышался голос Блейка.

---------

— У меня для тебя плохие вести.

---------

— Нет, мы не добились связи с базой Эдвардс. Наши вертолеты долетят туда только через час. Но случилось другое. Навахо. Индейская резервация.

---------

— Так и есть. На пути в Рено. Очевидно, у них не было респираторов. Никто об этом не подумал, а они не успели запросить помощи. Пилот вертолета совершил облет на бреющем полете. Он видел людей, овец, собак, птиц…

Голос Блейка исчез, и Джо начал энергично переключать рычажки, чтобы настроиться вновь.

---------

— Ни одной живой души. Ни одной. Он опустился в Тьюбе. Но там в домах нет фильтров. Так что не было смысла оставаться. Сейчас он уже, наверное, приземлился в Рено. Можно подумать, что они это сделали нарочно. Нет, мы не знаем масштаба бедствия. Да, я пошлю еще вертолеты. Но я думал, что тебе лучше об этом узнать сразу.

---------

— Хорошо, доложу, как только что-нибудь прояснится. До свидания, Фред.

Джо обернулся к остальным, пытаясь что-то сказать, но голос не слушался его.

— Не надо, Джо, — сказал Маколей. — Мы все поняли. Джо сказал в микрофон:

— Кэртленд, президент отключился. До связи.

— Вас понял, Чикаго. Жуткие дела творятся. До связи.

— Давай попробуем найти какую-нибудь радиостанцию, — сказал Кардуелл.

Им удалось сделать даже больше. Электрики в противогазах притащили снизу телевизор, и удалось подсоединить его к селектору, так что все, кто оставался в здании, могли слышать голос диктора. Работала аварийная телестудия.

Диктор сидел прямо перед камерой. На столе перед ним возвышался ворох бумаг.

— …Упомянутые центры распределения пищи также начали получать запасы противогазов различных типов. Если вам не удается найти новый противогаз, мы расскажем, как самому сменить фильтр в старом. Возьмите карандаш и бумагу и запишите, что следует сделать.

Вам понадобятся полфунта столовой соли, полфунта пищевой соды, алюминиевая фольга. Постелите в миску алюминиевую фольгу и разведите, желательно в горячей воде, соль и соду. Поместите использованные фильтры в этот раствор и осторожно пошевеливайте их в нем в течение полутора часов. Затем тщательно промойте чистой холодной водой. Будьте осторожны, фильтры очень хрупки и могут легко прийти в негодность. Помните, что жидкость, в которой вы промывали фильтры, ядовита. Не сливайте ее в умывальник — она может проникнуть в систему водоснабжения. Вылейте ее на землю. Промывайте в одном растворе не более пятнадцати фильтров.

Переходим к обзору местных событий на пятнадцать часов тридцать минут. Мэр призывает всех жителей покинуть улицы города. Мобилизована национальная гвардия. Не пользуйтесь телефоном. Действующие линии требуются для срочных переговоров. Пользующиеся телефоном без крайней необходимости будут подвергнуты аресту.

Специальные аварийные команды работают над восстановлением электроснабжения в районах города с минимальной нагрузкой на сеть. Энергия будет подана около семнадцати часов тридцати минут. Как только будет восстановлена станция Мидуэст, начнется подача энергии в остальные районы города. Жителей города просят не включать никакие электроприборы, в том числе холодильники, телевизоры, радиоприемники, централизованные фильтровальные установки.

Джо рассмеялся:

— Выключить радио и телевизоры! Интересно, к кому же он тогда обращается? Может, кроме нас, его никто не слышит?

— Все жители города должны оставаться в домах или перейти в фильтроубежища. Прослушайте адреса фильтроубежищ.

— Пока это нас не касается, — сказал Тейлор. — Думаю, они слишком большие оптимисты по части восстановления электроснабжения. Будем вести себя в расчете на долговременное пребывание без помощи извне.

— Правильно, — согласился Кардуелл. — Во всяком случае, похоже, что до утра мы здесь останемся непременно. Кроме того, надо позаботиться о спальных местах. Думаю, нас не осудят, если мы притащим снизу из приемных диванные подушки.

— Совершенно верно, — поддержал Кардуелла Тейлор. — Возьмите это на себя, а я пойду посмотрю, как дела у тех, кто остался в здании. Не забудьте вернуть потом подушки на место.

— Разумеется, — улыбнулся Кардуелл, — я только об этом и думаю.

В семь часов вечера они поужинали тем, что не успело испортиться в выключенных холодильниках. Запасы в кафетерии пока не трогали.

Диктор беспрерывно повторял адреса фильтроубежищ. Но вдруг после некоторой паузы сказал:

— Внимание. Считаются вышедшими из строя семьдесят седьмое фильтроубежище на Юго-Западной авеню, пятьдесят первое на бульваре Гайд-Парк, все убежища между двадцать второй и сорок седьмой улицами…

По мере того как список удлинялся, в помещении становилось все тише и тише.

Маколей взглянул на Тейлора, который сидел с каменным лицом, уставившись на недоеденный сэндвич.

— Джим, мы знали, что первыми жертвами будут бедняки… — сказал он.

Тейлор явно старался держать себя в руках.

— Такое впечатление, что в первую очередь они закрывают убежища в районах бедноты.

— Мы не знаем, почему… Тейлор взял сэндвич.

— Да, мы не знаем. — Он горько улыбнулся. После паузы снова послышался голос диктора:

— В настоящее время существует уверенность, что в прибрежной части города подача электроэнергии начнется сразу после полуночи. Остальные районы получат энергию, как только будет восстановлена станция Мидуэст.

— Через каждый час они отодвигают срок на два часа, — сказал Кардуелл. — Насколько я понимаю, электричества все еще нет ни в одном районе. Впрочем, и ни в одном большом городе.

В дверях показался Джо:

— Мистер Тейлор! Тейлор направился к двери.

— Пойдемте со мной, — кивнул он Маколею и Кардуеллу. — Может, поступили сведения от Четвертого.

Они вернулись к пульту в зале контроля. Работала связь с Белым домом. Сначала Тейлор поговорил с Вашингтоном, потом Джо соединился с Кэртлендом. Сигнал был слабым, но постоянным.

— Мак, — сказал Тейлор, — секретарь президента спросил меня, имеем ли мы связь с местными властями. Я ответил, что нет. Он посоветовал нам не покидать здания. У них есть сведения, что в Чикаго неспокойно, хотя об этом не будет объявлено. Полицейским не поздоровилось. Правда, и бунтовщикам тоже. Кое-кто стал срывать противогазы с прохожих, а полиция открыла по ним огонь. В рядах национальной гвардии наблюдается дезертирство. У солдат семьи в пригородах, и они предпочитают заботиться о них.

— А вдруг они закрыли убежища в отместку…

— Мак, — ответил Тейлор, — об этом я даже думать не хочу. И тебе не советую. Если об этом думать, не останется ничего другого, как взять пистолет и идти восстанавливать справедливость. Но как разобрать, кто прав, а кто виноват? В любом случае нам следует оставаться здесь.

Из Кэртленда донесся голос Блейка:

— Фред, наши вертолеты прорвались. База Эдвардс не функционирует. Они набились в два ангара, там же много гражданских. Всю энергию из аварийной сети используют для фильтров и рефрижераторов. Продовольствия у них всего на три дня. Мы готовимся перебросить им по воздуху, что сможем. Но здесь ведь тоже целый город, который хочет выжить. Облачный покров у нас еще не сплошной, но фильтры уже необходимы. Мы лишились электроэнергии, которую получали из Денвера. Нельзя ли подключиться к секретным линиям? Мне надо посоветоваться с другими военными базами.

---------

— Этого я взять на себя не могу, господин президент. Это уж ты решай, Фред.

---------

— Это я уже уладил. Мы поднимем сегодня же ночью все исправные самолеты в Эдвардсе, чтобы вывезти оттуда как можно больше людей. Но это ведь только тысяча или чуть больше. А второго рейса нам не осилить. Нет ни связи, ни видимости. Мы и так еле отыскали базу. Но ты не ответил мне на главный вопрос: игнорировать ли внешний мир?

---------

— Понимаю. А есть какие-нибудь новости из-за границы?

---------

— Значит, молчат? Хорошо, Фред, до связи. Разговор закончился. Тейлор сказал:

— Я полагаю, что везде одно и то же. Все хотят выжить. Кто там?

Голос из холла повторил:

— Есть тут кто живой?

Маколей открыл дверь. За дверью стояла Бетти с большим чемоданом в руках.

— Бетти, ты что здесь делаешь?

— Мы… у нас кончились фильтры… поэтому я здесь. Мы принесли с собой консервы. Столько мертвых… — она зарыдала.

Маколей обнял ее за плечи и подвел к креслу.

— Мак, ты помнишь Пегги Ортс из машбюро?

— Конечно, Бетти, конечно. Успокойся.

— Мы шли по улице, вдруг кто-то сорвал с нее маску и убежал. Она старалась… старалась не дышать, сколько могла…

Маколей и Тейлор переглянулись.

— Ох, — Бетти подняла голову и вытерла слезы, — я так рада, что добралась до вас. Здесь есть воздух и свет. А везде совсем темно. Мы шли сюда ощупью.

— Бетти, кто «мы»?

— Нас четверо. Мы вместе снимали квартиру. Мы решили идти сюда, когда у нас кончились фильтры. Мы так боялись, что не дойдем.

Маколей приподнял чемодан.

— Ты хочешь сказать, что поднялась на сороковой этаж с этим чемоданом?

Бетти кивнула и снова заплакала.

— Проклятая жизнь! — воскликнула она. — Я не могу остановиться!.. Не говорите мне никаких добрых слов… — Она глубоко вздохнула. — У вас есть вода?

— Пойдем, я провожу тебя, Бетти, — сказал Джо. — У нас есть пожарный гидрант. А где остальные девушки?

— Они в приемной.

— Я пойду с вами, — сказал Маколей. — Надо будет раздобыть подушек и для них.

В кафетерии отодвинули к стенам столы и положили на пол подушки от диванов и кресел. Женское общежитие Бетти устроила в приемной Тейлора.

— Совсем забыл, — сказал Тейлор и пошел к себе в кабинет.

Вернулся он с двумя бутылками. Кто-то добыл из автомата газированной воды, бумажные стаканчики, и Тейлор пошел по кругу, осторожно наливая каждому на донышко. Потом поднял свой стаканчик и сказал:

— Леди и джентльмены. Прошу поднять бокалы за нашу несчастную страну.

Кое-кто из мужчин встал. Воцарилась тишина. Тейлор глядел в свой стаканчик.

— Я не буду много говорить, — произнес он. — Но мне хочется подвести некоторые итоги. Нас здесь шестнадцать человек. Возможно, мы сегодня единственная ниточка, соединяющая Белый дом с последними, относительно незараженными районами юго-запада. Но не вбивайте себе в голову, что мы последние люди на Земле. Мы не последние и не собираемся ими становиться. К счастью, на свете есть более разумные страны, чем наша. Но на вопрос, почему мы прячемся здесь, когда погибает громадный город, я вам могу ответить лишь одно: даже если погибнет население больших городов, в стране все равно останется в живых около тридцати миллионов человек. Не будет промышленности, прекратится производство пищи. Наш долг — оставаться связующим звеном между страной и правительством, и когда все кончится, а это непременно кончится, — правительство благодаря нам будет информировано о том, что происходит вокруг, и это позволит ему действовать. А действовать надо будет энергично. Атомные станции останутся целы, а это основа нашей будущей экономики. Я не знаю, каково нам всем придется, но вы должны быть готовы к худшему, к тому, что восьми, а то и девяти человек из десяти не будет в живых, когда мы выйдем из этого дома.

Кто-то в дальнем конце комнаты сказал:

— Мистер Тейлор, город горит.

— Я знаю, — сказал Тейлор, — какие районы Чикаго могут гореть.

Он поднял бутылку и снова принялся обходить всех.

— Может, включим радио? — спросил кто-то.

— Если мы будем его слушать все время, — ответил Маколей, — то сойдем с ума.

Спросивший увеличил звук в приемнике. Но в ответ слышалось лишь сухое потрескивание.

— Они кончили передачу.

Этого следовало ожидать, — сказал Кардуелл и допил виски. Он подошел к Тейлору, который сидел на диванной подушке, прислонившись к стене, и сказал, усаживаясь рядом: — Джим, вы не можете знать, какая часть города горит. Я думаю, горит весь город.

— Возможно, я слегка пьян, — ответил Тейлор. — Не ждите от меня разумных речей.

— Уже три часа ночи. У вас есть снотворное? Тейлор кивнул и допил виски.

К ним подошел Маколей:

— Джим, знаешь, о чем я подумал? Все эти рекомендации, которые ты составлял… Не было времени выполнить их, даже если бы полностью с тобой согласились в Вашингтоне. Да и достаточны ли были ваши рекомендации?

— Возможно, и нет… — вздохнул Тейлор и обвел взглядом комнату. — Но это теперь не имеет никакого значения. Нам остается только ждать. Наши проблемы решаются сами.

— Да, — согласился Кардуелл, — но решения эти не из лучших.

Октябрь

Окна подвала были аккуратно закрыты листами пластика и по краям обклеены лентой. Сквозь них тускло пробивался оранжевый свет, освещая кучу консервных банок в углу. Вдоль дальней стены лежали четыре матраца — один двуспальный, остальные узкие. Малышка спала на одном из узких матрацев. Лицо вокруг маски было грязным.

Тим и Майк играли в шашки на разлинованном мелом полу подвала медными и никелевыми монетами. Джуди сидела на стуле без спинки и читала комикс, время от времени протирая стекла противогаза подолом юбки. Рядом с ней на полу лежал целый ворох истрепанных книжек.

Грейс, которая пристроилась с шитьем за маленьким столиком, включила батарейный приемник в тщетных попытках что-то услышать.

— Ну и пускай, — сказал Тим. — Мы и без них обойдемся.

— Не говори так, — сказала Грейс. — Кто у вас выигрывает?

— Конечно, я, — проговорил Тим небрежно.

— Он всегда выигрывает, — радостно подтвердил Майк. — Твой ход.

Тим двинул вперед монетку и сказал:

— Пойду попробую наладить фильтр.

— Ты думаешь, у тебя получится и можно будет снять маску? — спросила Джуди.

— Игра не кончилась! — сказал Майк. — А можно я буду смотреть, как ты чинишь?

— Смотри, — сказал Тим.

Он поднялся и прошел в чуланчик, заваленный инструментом. В окошко там была вставлена решетка фильтра. Тим снял ее. Под решеткой оказался вентилятор, укрепленный в листе фанеры, которым было забито окно.

— Надо сделать так, чтобы вентилятор крутился. — Он обернулся и спросил: — Мама, я выйду наверх на минутку. Где у нас веревки?

— Смотри, чтобы тебя кто-нибудь не увидел, — сказала Грейс. — Веревки под умывальником.

Тим поднялся по лестнице из подвала и отодвинул засов. По периметру дверной коробки были прибиты куски садового шланга, чтобы не проникал воздух снаружи. Помещение за дверью было освещено оранжевым светом. Три стены его были целы, а четвертая, которая когда-то примыкала к телевизионной комнате, отсутствовала, только черные балки свешивались над проемом. Через проем можно было разглядеть сгоревший дом на противоположной стороне улицы. Тим осторожно подошел к проему, затем пробрался на бывшую кухню. Кухня сгорела не вся. Тим достал из-под умывальника моток веревки и вернулся в подвал. Майк последовал за ним в мастерскую.

— Мама, когда папа вернется? — спросила Джуди.

— Скоро, — ответила Грейс, не отрываясь от шитья.

— Можно я попью?

— Нет, дорогая, подожди, пока вернется папа. Поглядим, что он нам принесет.

— Ладно, — согласилась Джуди и снова углубилась в чтение.

Проснулась и захныкала Малышка. Грейс склонилась над ней и положила руку на лоб девочки над маской.

— Хорошо бы он нашел где-нибудь аспирин, — сказала она, — мама здесь, Малышка. Как у тебя натерто!

Она оттянула край маски и посмотрела на воспаленную полоску кожи.

Взяв с полки чашку, Грейс нацедила немного воды из бака в углу, вернулась к матрацу и помогла Малышке сесть.

— Не забывай, дорогая, — сказала она. — Пей быстро и не дыши.

Малышка кивнула. Грейс оттянула маску и поднесла чашку к губам ребенка. Малышка сделала несколько глотков и, когда маска надежно закрыла лицо, начала кашлять.

— Хочешь еще?

Джуди смотрела на облизывая губы. Затем снова уткнулась в книжку. Грейс положила ребенка на матрац.

— Хочешь еще подушку? Хоботок маски закачался — «нет».

Грейс стояла на коленях у матраца, пока ребенок не заснул снова. Потом поднялась. Тим глядел на нее.

— Ей лучше?

— Надеюсь, — сказала Грейс.

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и вернулась к своей работе.

Тим еще раз взглянул на спящую сестру и направился в чулан.

Грейс все еще дремала на стуле, когда Тим тронул ее за плечо.

— Мама, посмотри! Мам, он работает! (Она открыла глаза, с трудом понимая, о чем говорит сын.) Я даже маску снимал!

Она поднялась и прошла за сыном. От оконной рамы к оси вентилятора тянулись две веревки, они проходили через железные блоки и непонятным для Грейс образом крепились к велосипедным педалям под сломанным стулом. Тим уселся на стул и стал крутить педали. Тут же закрутился и вентилятор, и она почувствовала, как ветерок колышет ее волосы.

— По крайней мере, в чулане будет воздух, — сказал Тим. — Можешь снять маску.

Он снял свою маску и положил ее рядом с матерью. Та в ужасе ахнула и протянула руку. Но Тим глубоко вздохнул.

— Не беспокойся, все нормально.

Когда Грейс стаскивала маску, руки ее дрожали. Воздух действительно был свежим.

— Тимми! — воскликнула она. — Как это хорошо для Малышки! Мы ее можем перенести сюда!

Слезы навернулись на глазах Тима. Он опустил голову, продолжая быстро крутить педали.

Они перенесли Малышку в чулан, а через час, когда после непрерывной работы Тима, Майка и Джуди воздух стал чистым во всем подвале, отнесли ее обратно. Дети не дали матери вертеть педали.

— Это наше дело, — сказал Тим. — У тебя другие заботы. А теперь я хочу посмотреть, надолго ли мы можем прекращать работу.

Они перестали крутить педали, и Тим закрыл фильтр одеялом. Прошел час, потом второй. Наконец Джуди начала кашлять.

— Я чувствую запах, — сказала она. — Давайте крутить снова.

Тим прошел в чулан и снял одеяло с фильтра. Обернувшись, он увидел, что Майк уже сидит на стуле.

— Давай сначала я, — сказал Тим. — Я самый сильный.

— Нет, — сказал Майк, — ты крутил последним.

— Ну ладно, только скажешь, когда устанешь. И не спеши. Видишь, воздуха хватило на два часа, так что спешить не надо.

Ручка на двери повернулась.

— Папа! — закричала Джуди и побежала вверх по ступенькам. Тим обогнал ее, надевая на ходу противогаз. Он жестом приказал ей отойти в сторону и открыл дверь. За нею стоял Питер с двумя сумками в руках.

— Привет, Тим, возьми сумки. У меня еще два пакета в тачке.

Тим взял сумки и спустился в подвал. Через минуту дверь снова открылась и быстро захлопнулась. Шурша пакетами, Питер спустился по лестнице. Он взглянул на Тима, уронил пакеты на матрац и бросился к сыну. Но тут увидел, что и Грейс сидит без маски, и Джуди, и Майк, крутящий педали в чулане.

Питер медленно стянул свою маску и принюхался к воздуху. Потом кинулся к Тиму и, плача и смеясь, крепко прижал его к груди.

— Ну, мальчик, — повторял он, — ну, мальчик…

— Я слишком поздно догадался, как это сделать, — сказал Тим приглушенно. — Но теперь все в порядке.

Питер держал Тима за плечи.

— Тим, ты не понимаешь, что это значит? Это значит, что мне не надо больше снимать фильтры с мертвых!

— Папа, ты нашел орехи? — спросила Джуди.

— Нашел, — сказал Питер. — И аспирин принес. — И еще кусок самого сухого хлеба, который вам приходилось видеть в жизни. И запасные фильтры. — Лицо его стало грустным. — И много чего еще. Теперь мало осталось людей в развалинах.

— Дай мне аспирин, Пит, — попросила Грейс. Она взяла таблетки, налила воды из бака и разбудила Малышку, которая спала на спине: — Проснись, милая, выпей воды и прими таблетку, тебе сразу станет легче.

Девочка кивнула, закрыла глаза, сделала глубокий вдох и задержала дыхание.

— Милая, — засмеялась Грейс, — сегодня тебе не надо так делать. Просто пей.

Ночью Питер и Грейс без сна лежали на широком матраце. Рядом тихо спали дети.

— Неужели все эти фильтры ты снимал с мертвых? — спросила Грейс.

— Да, и сам хоронил людей. Все, кто остался в живых, делают то же самое.

— Мы когда-нибудь увидим какую-нибудь другую семью?

— Обязательно. Сейчас снаружи уже не так страшно. Правда, однажды я видел бандитов, но они не возвращались в наш район. Он слишком выгорел. Мне кажется, что в двух кварталах отсюда какая-то семья ютится в бывшей прачечной. Но близко я не подходил. У многих есть оружие, люди боятся чужих…

— А почему ты больше не берешь с собой пистолет?

Питер обнял жену:

— Дорогая, я ненавижу его. Я никогда больше не возьму его в руки. Надеюсь, ты понимаешь меня. Я ведь не убийца, и если бы это было не ради тебя и детей, я никогда бы не смог нажать на курок. Я бы убежал. Это же хуже, чем на войне. Ведь нет никакой ненависти. Просто всего не хватало. Мне нужно было сохранить вас. Может быть, тот тоже хотел сохранить свою жену и детей. Я сам слышал, как люди говорили: «Прости меня, господи!» — и нажимали курок.

— Если бы они сначала поговорили друг с другом! Питер покачал головой.

— О чем говорить? Тянуть жребий? Но ты не можешь вернуться домой и сказать: «Простите, дорогие дети, нам придется уступить кому-то право на жизнь». Вспомни, как было. Фильтры кончились, их очистка уже не помогала. Людей убивали не ради пищи, а ради фильтров.

Грейс обхватила его руками и долго лежала с открытыми глазами, глядя, как за пластиковым окном разгорается оранжевый рассвет.

— Сегодня, наверно, луна, — сказала она. — Как бы я хотела ее увидеть!

Питер заснул. Вскоре и Грейс закрыла глаза.

Пластиковые щиты на окнах дрожали. Наверху начал завывать октябрьский ветер. Всю ночь снаружи что-то поскрипывало, шелестело, шепталось, все громче и громче.

Тепло стало уползать из домов. Холодный сквозняк рвался сквозь обгоревшие комнаты. Казалось, привидения бродят по улицам города, но это пришла зима.

Питер встрепенулся и сел. Его разбудил какой-то шум.

— Грейс, ты слышишь?

Проснулся и Тим, потом Майк и Малышка. Наконец и Джуди села, привычно протирая стекла противогаза.

— Папа! — сказал Тим. — Погляди на стену!

А на стене был яркий квадрат света размером с окно. И квадрат был не оранжевым, а светло-желтым. А за окном сверкало голубое небо.

Маколей остановился возле двух могильных холмиков во дворе и позвал:

— Эй, есть здесь кто-нибудь! Выходите!

Через несколько секунд наверху появился Питер. Он был без рубашки, в противогазе, с пистолетом в руке. Он стоял неподвижно целую минуту, потом снял противогаз и бросил его на землю, рядом звякнул пистолет.

Маколей показал на небо.

— Это настоящее, — сказал он. — Циклон добрался сюда ночью.

— Мистер, — сказал Питер, — простите, но я должен позвать мою семью. К сожалению, мне нечего предложить вам выпить.

— Это не я сделал, — улыбнулся Маколей. Он подошел к Питеру и протянул ему карточку: — Здесь вы найдете инструкции — мы должны как-то организоваться. Если сможете, приходите во второй половине дня в Линкольн-парк. Мы будем обсуждать вопросы питания. Там же будут врачи, если у вас есть больные. До встречи.

Маколей пошел дальше по улице. Питер обернулся и крикнул:

— Грейс! Дети! Выходите! Все кончилось.

Дайна ЧавианоФея на пороге Земли

Посвящается Стивену Спилбергу и

самому очаровательному созданию,

когда-либо прилетавшему из космоса

на экраны кино, — Ипу, которого

я так люблю.

Научно-фантастическая повесть

Часть первая

1

Зима. На Гарнисе очень холодно.

От бликов, отбрасываемых Сверкающими Горами, равнина вдали блестит и переливается. А вблизи, мягко падая, окрашивает все в голубые тона снег.

Под ледяным небом коченеет нагой, беззащитный ветер.

Внутри купола Ниса, переключив отопление на более высокую температуру, собирает грязную посуду и бросает ее в автоматический конвертор.

— Мама, можно я пойду на пруд?

Мать останавливается перед зеркалом и начинает внимательно рассматривать свое лицо.

— Сейчас нет, Томи, — отсутствующим голосом отвечает наконец она. — Идет снег.

— Возьму с собой обогреватель.

Ниса по-прежнему критически себя разглядывает.

— Почему бы тебе не посидеть дома и не почитать еще? Книга, которую я дала, тебе не понравилась?

— Очень понравилась. Я уже прочитал ее всю.

Ниса забывает о зеркале и переводит взгляд на сына.

— Но ведь я дала ее тебе только вчера! — удивленно восклицает она.

— Я уже прочитал ее всю, — снова говорит он.

— Ну что ж…

Она не знает, что сказать.

Вдалеке, вниз по склону горы, мчится ветер, набирает силу и скорость, как набирает вес и скорость катящийся с вершины в пропасть снежный ком.

— Так можно я пойду?

— Только обязательно возьми обогреватель.

Томи бежит надеть герметизированный костюм. Мать помогает ему запереть магнитные замки и, прежде чем опустить прозрачное забрало, целует сына.

— Ты меня слышишь? — спрашивает она. Поворотом верньера он увеличивает чувствительность внешних микрофонов.

— Слышу.

— Знаешь… еще несколько дней назад я заметила: ты чем-то озабочен. В чем дело?

На лице Томи — полное непонимание.

— Не знаю. Я сделал что-нибудь плохое?

— Нет, Томи. Только… ты почти не разговариваешь, и тебя все время тянет наружу.

— Но ведь я не ухожу далеко, правда?

— Дело совсем не в этом! Просто снаружи так холодно, что…

— А здесь, под куполом, очень тесно.

Он злится. Это видно по его движениям, по сжатым губам, по слегка нахмуренным бровям. Злится и даже не пытается этого скрыть.

— Ну ладно, все это не так уж важно, — пытается успокоить его Ниса. — Мне хочется, чтобы мы оставались друзьями: ты будешь мне рассказывать обо всех своих делах, а я тебе — о своих. Ведь мы, по-моему, уславливались об этом?

— Я-то тебе рассказываю про свои дела, а вот ты… Он закусывает губу — она это видела уже много раз.

Упрек в его взгляде так выразителен, что ей становится неловко.

— Что ты хотел сказать, Томи? Договаривай.

— Ничего. Можно, я пойду?

— Подожди, я хочу кое о чем тебя спросить. Почему то место так тебя интересует?

— Какое место?

— Пруд.

Он пожимает плечами.

— Там много скал, за ними хорошо прятаться. Когда играю в исследователей, на них можно залезать, искать расщепляемые материалы, чтобы заправить свой космический корабль, оставшийся без горючего. А еще за камнями можно прятаться от хищников, они встречаются то и дело; лазер у меня есть, но все же…

— Томи! О каких хищниках ты говоришь? Ведь планета мертвая!

— Это же игра! Неужели непонятно? Ты не слушаешь.

— Не слушаю? А что же, интересно, последние десять минут я делаю?

Томи снова хмурится.

— Я не о том, — тихо говорит он. — Так я пойду? Ниса пристально на него смотрит. Уже несколько дней у нее такое чувство, будто Томи что-то от нее скрывает, но что именно, она пока понять не может. Однако она не будет приставать к нему с расспросами: когда Томи захочет, он расскажет ей сам. Расспросы только испортят отношения между ними.

Она ласково гладит его плечо.

— Я бы пошла с тобой, но хочу доделать перевод. Ставлю твой таймер, считая от этой минуты, на один час.

— Ну пожалуйста, мам!..

— Хорошо, на два. Как только зазвучит, возвращайся назад. Подожди! Я синхронизирую домашний таймер с твоим.

Она ставит стрелку в обоих таймерах на одну и ту же цифру. На это уходит лишь несколько секунд, но Томи все равно нетерпеливо переступает с ноги на ногу.

— Ну, иди, — говорит она наконец. — Смотри только не провались в снежную яму!

Несколько мгновений Ниса провожает взглядом неуклюжую неповоротливую фигурку. Томи удаляется от купола медленно, неуверенно, словно никуда не спешит.

Ей смутно вспоминаются черты другого, взрослого лица, похожего на лицо Томи. Она пытается не думать об этом, но не получается; глаза ее наполняются влагой, и предметы, на которые она смотрит, затуманиваются.

2

вспомнить бы то что пытается всплыть в его голове тогда тревога пройдет но вспомнить никак не удается и каждое утро остается страх после снов он их не помнит нет нельзя рассказывать маме о своих мыслях нельзя ни о чем ее расспрашивать она ведь плачет ночи напролет но все равно ему ничего не рассказывает он знает она думает о его отце своем муже друге возлюбленном он пропал два года назад в Сверкающих Горах искал там горючее для их космического корабля совершившего здесь вынужденную посадку мать все не может забыть отца и каждую ночь приходится ждать чтобы она перестала об отце думать только тогда можно заснуть но воспоминания матери все равно появляются в его снах и его будят это ему непонятно ведь она его не слышит а он наоборот ясно слышит свое имя у нее в голове когда отходит от купола или делает что-то не так нет не надо рассказывать ей свои глупые сны свое дурацкое желание вспомнить забытое потонувшее похожее на страшный сон который никак не вспомнишь но почему-то важное наверняка важное раз так рвется наружу это мучает его все время а попросить маму о помощи рассказать ей нельзя но потом все равно придется поговорить с ней о ее голосе который он слышит даже когда она молчит и она подумает тогда что он спятил или накажет его запретит на две недели гулять это было бы ужасно не ходить каждый день к тому месту куда его тянут воспоминания но непонятно какие воспоминания могут быть о месте которого ты не видел и однако такие воспоминания могут быть у него были и потом он нашел это место и его узнал ведь он уже видел его во сне и ему стало страшно когда он убедился окончательно ведь вообще такое не нормально и конечно с ним происходят вещи очень странные жаль что отца уже нет и он уже никогда не вернется а то разговаривали бы как раньше и отец бы внимательно слушал все что он говорит обращался бы с ним как с равным но этого уже никогда не будет нужно со своими трудностями справляться самому чтобы мать не расстраивалась еще больше вот почему он не говорит ей о своих трудностях и ей не следовало бы упрекать его за это раз она не рассказывает ему о своих ну и умеет же она притворяться и если бы ее мысли не звучали у него в голове он бы никогда не узнал о ее переживаниях едва удержался и не сказал ей о них когда она стала спрашивать о его делах но если он будет осторожен она не узнает ведь она услышать его мысли не может она не слышит когда он молча зовет ее и он ни за что ей не скажет почему ходит играть к скалам у пруда ведь на самом деле он всего несколько раз играл в исследователей которые ищут горючее для своего корабля и в охоту на хищников ведь он никогда не видел живых хищников знал о них только из книг потому что родился в маленьком рассчитанном на одну семью космическом корабле прибыл в нем на эту планету когда ему было пять лет и он никогда не забудет как удивился снегу холодному ветру Сверкающим Горам эти горы казалось совсем близко но он до них не дошел и за два часа сколько ни идешь к ним они не приближаются ни на вот столечко не то что другие отдаленные предметы и в тот первый раз ему стало одиноко и страшно кругом снег и он заплакал и если бы отец не нашел его он конечно бы погиб это был единственный раз когда он увидел и что еще немного и отец тоже заплачет и от этого сам он испугался и заплакал еще сильнее и отец прижал его к груди будто чувствовал что скоро один из них умрет так в конце концов и произошло в то дурацкое утро когда отец поссорился с мамой она хотела улететь с этой планеты а он говорил что без горючего это невозможно и она сказала ищи горючее а он ответил легче сказать чем сделать а она сказала уже три года ждем корабля его все нет и этим снегом я сыта по горло и отец спросил ее ты думаешь я робот и не чувствую холода а она я почти готова в это поверить и он закричал ты ведь знаешь что до Сверкающих Гор нужно добираться три дня а я не хочу вас оставлять одних а она сказала ты о нас не беспокойся мы не видели людей целых три года а уж три дня пройдут быстро а он три дня могут превратиться в десять двадцать тридцать дней расщепляемые материалы не лежат на поверхности меня дожидаясь ведь их надо искать и она ответила я не идиотка понимаю это и в конце концов отец собрался и ушел но не на десять двадцать тридцать дней или даже шесть месяцев а уже почти два года как его нет и может уже никогда не будет потому что теперь мама говорит ты мужчина в доме и должен мне во всем помогать она так долго плакала когда сказала это несколько месяцев назад ему тогда исполнилось девять лет не будь у них голограмм он бы наверно даже забыл лицо отца немного усталое такое серьезное и красивое потому что ведь это правда его отец был самым умным сильным и замечательным отцом во всей Галактике и как грустно что он пропал в Сверкающих Горах но кажется он Томи сейчас попусту тратит время ведь он уже здесь давно а ничего не делает только думает об отце нельзя терять ни минуты ведь сегодня нужно обязательно установить в пещере отопление и он не уверен что сумеет и нужно спешить таймер зазвонит меньше чем через два часа а еще за полчаса до этого мама начнет о нем думать и мысленно его звать и покоя уже не будет поэтому лучше поторопиться и поскорее дойти до склада но кружным путем за скалами иначе мама увидит сквозь прозрачную стену купола что он идет к складу.

3

Ниса смотрит на абзац, густо усеянный исправлениями и помарками (машина, следуя заданной программе, основательно поработала над текстом):

…Короткой зимой, что последовала тогда за теплым временем, цветов на деревьях было меньше и все как бы замерло на исполненный необычайной красоты миг, и никто не думал, что это предвестие смерти, которая наступит вскоре…

Она поднимает голову и сквозь окно смотрит вдаль. За несколько секунд взгляд ее обегает вершины Сверкающих Гор, равнину, скалы и темные зевы пещер в них, нарушающие однообразную снежную белизну ландшафта.

«Прилетят ли сюда когда-нибудь? — думает она. — И вообще, узнают ли, что мы здесь?»

Книга (если это можно назвать книгой) соскальзывает с ее колен на пол. Легкий шорох отвлекает Нису от грез, она наклоняется и поднимает с пола тонкую гибкую пластину, на которой снова проступило заглавие, на языке древних обитателей этой планеты означающее:

«Циклы и цивилизация».

Ниса вспоминает последние переведенные ею слова, и, как обычно, книга «читает» ее мысли: заглавие исчезает, а на его месте появляется абзац текста.

Ниса диктует дальше:

…Грвдр решил отложить другое, что предстояло сделать в городе, и подготовить зимовальни прежде, чем придет долгий холод…

Она замолкает и снова смотрит в окно.

«Я пошла бы искать тебя, Люлио, — думает она, — хоть и знаю, что найти тебя и увидеть твое уже окоченевшее лицо — всего лишь тщетная мечта».

Опять всплывают картины прошлого. Глубоко вздохнув, она пытается отодвинуть воспоминания, уйти с головой в работу:

…Невозможно было поверить, что весь народ илонов погиб, ибо известно: страшным зилибарам и после долгих эпох холода удавалось оставаться живыми…

Беззвучно падают похожие на белые перья снежинки.

«Если прилетят, то, может, посадят корабль где-нибудь недалеко отсюда, на этой равнине, и мы с Томи пойдем к ним и вернемся на Землю…»

Она закрывает глаза.

«Ходить по зеленой траве, отыскивать в лесах глухие тропинки, где слышны голоса деревьев; в горах кричать только для того, чтобы услышать эхо — в каменистых горах, где пахнет дикими козами; нырять в безмолвную синь океана; подняться в шумный ресторан на крыше самого высокого здания в городе: вокруг будет много людей и ароматы кушаний…»

Снег падает и падает, но закрытые глаза Нисы этого не видят; она слышит шум ливня на Земле, низвергающегося на сосны, ощущает горячий ветер, поднимающий вихри сухих красных и желтых листьев, которые кажутся голодным муравьям и влюбленным сверчкам настоящими ураганами; чувствует жар солнца, вечно изливающего свое тепло на волны, которые одна за другой, будто самоубийцы, разбиваются о берег; видит облака в утреннем небе, похожие на фантастических рыб, на птиц, собирающихся взлететь, на шляпы с голубыми вуалями или на диковинные оранжевые растения. Эта тоска по птичьим гнездам, солнцу и бабочкам вытесняет сегодня в ней все остальные чувства…

Она открывает глаза, и перед ней опять только снег. Вселенная — снова поток ледяных миазмов, несущих с собой разложение и смерть.

Скрип кресла окончательно возвращает Нису к действительности, и она опять склоняется над столом:

…Но илоны чуть было не забыли, что любой зилибар может создать вокруг себя твердый панцирь и внутри него под толстым слоем снега пережидать долгие зимы, а они, илоны — существа, состоящие всего лишь из воздуха и тепла…

Снаружи воет ветер, и миллионы снежинок безжалостно наваливаются на другие их миллионы.

4

Пещера очень большая, и в ней сыро; но как ни ярится на равнине ветер, проникнуть в нее он не может.

Томи снует по пещере, сосредоточенно размещая унесенные тайком обогреватели. Через полчаса, самое большее, настойчиво зазвучит, зовя его домой, повторяющийся музыкальный мотив, и хочешь не хочешь, а придется сразу отправиться в обратный путь; но по-настоящему заставит его вернуться не звук таймера, а как бы несуществующий и, в то же время, ясно слышимый сигнал ее страха, который сейчас пронзит его мозг. Целый час ушел только на то, чтобы перенести обогреватели со склада сюда, в пещеру, и хорошо бы успеть до того, как он уйдет, всё установить и наладить.

Запаса энергии в трех обогревателях хватит на тридцать лет. Пожалуй, один обогреватель он поместит у входа, другой — в центральном гроте, а третий — у пролома, через который в пещеру проникает холод.

Томи Томи не уходи слишком далеко Томи не провались в снежную яму Томи

Он трясет головой, пытается отогнать мысли матери, хотя знает, что ничего из этого не выйдет: теперь ее мысли будут всплывать у него в голове через приблизительно равные промежутки времени.

Сосредоточившись настолько, насколько это сейчас для него возможно, он принимается включать обогревательные аппараты. Мама много раз проделывала это при нем: нажимаешь красную кнопку; три секунды ждешь; ставишь стрелку на цифру «20», немного ждешь; открываешь все пять камер прибора; нажимаешь синюю кнопку…

Томи Томи не уходи слишком далеко от дома Томи помни что отец

— Мамочка, замолчи!

лежит где-то в снежной яме в Сверкающих Горах ведь я одна Томи

Сколько ни кричи, все равно не заглушишь у себя в голове ее голос.

Как странно, что он слышит мысли матери, а она его мыслей не слышит! Ведь столько раз, когда они ели вместе, он обращался к ней беззвучно — и все напрасно!

Но тут уж ничего не поделаешь, и он продолжает свою работу уже со следующим обогревателем: нажимает красную кнопку, три секунды ждет, ставит стрелку на «20», ждет снова, открывает пять камер…

Он не понимает, почему ему так хочется поставить обогреватели именно в этом месте, не знает, чего ради рискует получить нагоняй от мамы, если той станет известно, что он растрачивает жизненно важные запасы на изменение климата внутри полого камня; однако он многого не понимает, поэтому просто-напросто повинуется порыву.

Торопитесь, торопитесь!

Близки призрачные ветры!

Близки дальние сверканья!

Близки отблески и свет!

Торопитесь, торопитесь!

Дети, дети, все — домой!

Пора возвращаться.

Он еще раз торопливо обегает пещеру, ее проходы и закоулки. Нужно все проверить — в последний раз.

Торопитесь, торопитесь!

— Знаю! — кричит он сердито, и крик его перекатывается в пещере.

Томи Томи нужно возвращаться два часа прошло таймер еще никогда не звонил так громко Томи почему не возвращаешься Томи

Со всех ног он бросается бежать по темным переходам. Скорей бы ощутить перемену, которая вот-вот должна здесь произойти! Он много сделал для этого, и как хорошо было бы, если бы все началось при нем!

Торопитесь, торопитесь!

Близки призрачные ветры!

На концах свисающих с потолка сосулек появляются дрожащие капли. Томи издает ликующий крик: завтра в пещере будет лето.

Близки дальние сверканья!

Близки отблески и свет!

Торопитесь, торопитесь…

Задыхаясь, он несется по последнему переходу и выскакивает наружу. На мгновение оборачивается и снова бросает взгляд на темный зев пещеры, который теперь дышит как-то по-другому.

Пещера очень большая и сырая, но тепло в ней копится сейчас так же быстро, как тысячу веков назад.

5

— «…Она переворошила в детской комнате все коробки и ящики, перетрясла всю одежду и вывернула в ней все карманы. Строго говоря, она не была огоньком, однако казалась им благодаря исходившему от нее неяркому сиянию; но когда она остановилась передохнуть, стало видно, что это фея, и величиной всего с кулак…»

Томи перестает читать вслух. Взгляд его возвращается к началу абзаца, и теперь он читает то же самое, но уже про себя.

— Почему ты замолчал? — спрашивает Ниса. — Читай, пожалуйста, дальше.

Томи опять начинает читать вслух:

— «…Она была похожа на очень красивую маленькую куколку, и звали ее Медный Колокольчик. Платье на фее было тоже очень красивое, и в руке она держала прозрачный лепесток…»

Она замолкает снова.

— Что с тобой происходит? — спрашивает тихо, но встревоженно Ниса.

— Мамочка…

— Что?

— Феи существуют?

— Ты меня спрашиваешь об этом второй раз за неделю, и я второй раз говорю тебе: нет.

— Но в этой книге написано, что на острове, где…

— Томи, предметы могут существовать двояко: в реальной жизни и в воображении. Как ни жаль, но в реальной жизни фей никогда не существовало, они существовали только в воображении людей.

— Ты знаешь… мне показалось… Крылья его носа раздуваются.

— Показалось? Что?

— Что я видел фею.

— Вот как?..

Ниса не знает, что сказать. Будет ли толк, если она попытается объяснить сыну, что такое детские галлюцинации?

— Возможно, — говорит она наконец. — Иногда что-то вылетает наружу из нашего воображения.

— Фея, которую я видел, вылетела. Те, которые вылетели из воображения, тоже могут выполнить любое желание?

Ниса в растерянности.

— Я открою тебе один секрет. Если ты хочешь чего-нибудь очень сильно, какая-нибудь добрая фея обязательно тебе поможет.

— У меня есть одно желание, сильное-пресильное.

— Но и ты должен будешь помочь фее.

— Ну конечно! Ведь феи такие маленькие и слабые, и если не помогать им, они мало что могут сделать, правда?

— Совершенно верно.

— А если я попрошу… м-мм… белую собаку, вроде тех, что на картинках в книгах… она сможет мне ее принести?

Ниса прикусывает губу. Не хочется разрушать волшебный мир, в котором живет Томи, но и не хочется обманывать сына.

— Есть одно досадное обстоятельство, о нем я тебе еще не говорила. Дело в том, что мы не на Земле; ты родился на космическом корабле и не знаешь…

— Я видел голографические фильмы.

— Дело не в этом. Мы с тобой живем на Гарнисе, планете, удаленной от Земли на несколько световых лет. Если бы папа нашел расщепляемые материалы, мы бы уже давно вернулись на Землю.

— Но папа пропал в Сверкающих Горах.

— Да, папа пропал, и мы теперь одни-одинешеньки на пороге Земли.

— На пороге Земли?

— То есть очень близко от нее.

— Так насчет фей…

— Феи родились в воображении землян. Поэтому попасть на Гарнис феям очень трудно.

— Но ведь одну я видел.

— Даже если одна фея и рискнула совершить такое далекое путешествие, очень сомневаюсь, чтобы она могла в чем-нибудь тебе помочь.

— Почему?

— Волшебство феи почти всегда действует только на том месте, где она родилась.

— Так что если я попрошу у нее собаку…

— …то не получишь, потому что все собаки, какие существуют в Галактике, находятся на Земле.

Томи молчит и что-то обдумывает.

— То есть, — медленно произносит он наконец, — ничего перенести с одной планеты на другую она не может?

— Не может.

— Значит, просить у нее я могу только то, что находится на планете, где нахожусь я?

— Конечно.

— А как ты думаешь… смогла бы она вернуть нам папу?

— Пойми: папа никогда не вернется!

Она говорит это так резко, что у Томи перехватывает дыхание. Замерев в кресле, он с изумлением смотрит на мать. Потом, набравшись духу, говорит запинаясь:

— Фея… могла бы… отправиться в Сверкающие Горы и…

— Томи, читай дальше! Потом сможешь пойти поиграть.

Он понимает: на самом деле она не верит, что эти существа, родившиеся в человеческом воображении, существуют или, во всяком случае, что они есть на Гарнисе.

6

надо постараться чтобы мама ничего не заметила ведь пока ей еще не известно что он унес со склада три обогревателя а ему не хочется знать почему он их разместил в пещере около замерзшего пруда и включил ведь самое важное для него этот голос который в последние дни звучит в голове почти все время мама занята домашними делами или думает о папе никак не выяснишь чей это голос я еще не проснулась я еще ничего не понимаю вот он снова и кажется что это голос сумасшедшего у которого мысли путаются зима кончается однако город по-прежнему спит но где же фея ведь он ее видел всего три дня назад на следующий день после того как прочитал в одной книжке если бы не эта книга он бы даже не знал про фей и перепугался бы увидев такое странное существо страшно холодно может зилибары не вылезут из своих нор потом он искал ее много раз но так и не нашел а вообще-то настоящая ли это фея ведь он читал что феи это прекрасные женщины зилибаров полным-полно как до этой зимы голос в голове у него говорит о чем-то непонятном страшном где-то далеко какая-то опасность Грвдр о ней не знает иногда он спрашивает себя правильно ли что он все это скрывает от матери но ведь она если даже рассказать ей не поверит ведь не поверила когда он сказал про фею а самое плохое что она тогда запретит ходить в пещеру он не знает как объяснить ей почему важно чтобы он там был подольше и слушал беззвучные голоса иногда правда ему становится страшно нужно скорее разбудить всех и тогда он едва удерживается чтобы не выбежать не закричать и не позвать на помощь добрую фею чтобы та защитила его и отыскала папу который не вернулся со Сверкающих Гор и чтобы избавила от шума в голове этот шум начинается едва он входит в пещеру а иногда даже дома скоро появится трава похоже шум этот нужен просто для того чтобы он отупел и не мог искать фею которая помогла бы найти отца и защитила от того кто кричит в голове беда беда зилибары проснулись все громче и громче и он даже почти не слышит из-за этого мыслей мамы когда та думает о папе ее друге ее любимом он знает только что она сейчас в безопасности в куполе готовит еду или переводит а он в это время рискует жизнью ищет фею Грвдр наверняка предупредил бы нас в случае опасности откуда этот голос не со дна ли пруда или может из-под тех камней в пещере этот голос громче когда к ним подойдешь вплотную страшные зилибары из округа Вул больше он не хочет слушать лучше вспоминать другие времена счастливые времена на пороге Земли как мама называет Гарнис в том округе холоднее чем в Уаио каждый день папа рассказывал ему истории с тех гибких пластин в них говорилось об удивительных то ли государствах то ли городах то ли племенах отец не знал как правильнее их называть и называл все время по-разному но не смог ни разу показать ни какого-нибудь дома ни оружия ни разумного существа этой планеты они все давным-давно умерли а мама расшифровала и поняла далеко высоко близ страны туч их язык и он Томи тоже выучил несколько очень сложных знаков что-то плохое может угрожать нам илонам если мы не обнаружим вовремя еще немного и он бросится вон из пещеры и побежит к маме расскажет о голосе сумасшедшего который говорит о каких-то чудовищах незнакомых местах бесконечных зимах но его это невидимое существо не слышит сам он ни о чем кроме феи не может думать а слышит чьи-то мысли и страхи хотя никого о них не спрашивал а что если нужно остерегаться спящих зилибаров может тот услышит его вопрос извините я не знаю кто вы но не видели ли вы где-нибудь поблизости фею

7

Ниса отрывает взгляд от облаков, которые окутывают вершины Сверкающих Гор, и снова осторожно, двумя пальцами берет со стола тонкую пластину. Вспоминает утро, когда, ликующе улыбаясь, к ней подошел Люлио.

«Ты не поверишь! — Что такое? — На этой планете была жизнь! — Жизнь? Что ты имеешь в виду? — Разумную жизнь. Не знаю, гуманоидную, линзовидную, газообразную, но, несомненно, разумную. — Почему ты так уверен? — Вот что я нашел. — Что это? — Тот же самый вопрос я сразу задал себе, но посмотри хорошенько: гибкая пластина с ладонь величиной, сделана из какого-то материала, который… — Люлио, эта пластина могла попасть сюда таким же путем, как мы. — Как мы? — На космическом корабле, прибывшем с какой-то другой планеты. — Нет, те, кто ее сделал, жили на этой планете. — Откуда ты знаешь? — Я нашел целый склад таких пластин. — Нашел здание? — Нет. Я исследовал местность в южном направлении и около какой-то скалы увидел несколько… пожалуй, можно назвать их тюками. Вскрыл один, и — вот, пожалуйста. Таких пластин там тысячи. — Вообще-то, Люлио, они похожи на небольшие куски тонкого картона. — Верно. Знаешь, что мне кажется? — Не имею ни малейшего представления. — По-моему, это книги. — Книги? — Или что-то вроде наших микрофильмов, светоконденсаторов или мультикниг. Видишь знаки? — Вижу. — Смотри, что сейчас произойдет. — Ой! — Видела? Они меняют форму. — Но как? И почему? — Повинуясь моей воле. Нужно только задать мысленно вопрос: «А что дальше?» — и знаки на пластине меняются. — Очень странно. Языка мы не знаем, а пластина, похоже, понимает нас великолепно. Я попытаюсь расшифровать эту письменность, перевести текст. — Если удастся, будет замечательно. И я страшно рад, что у тебя, пока мы ждем корабль, будет интересное занятие. — Ждем корабль, которого никогда не дождемся… — Прошу тебя, Ниса, давай верить, что наши сигналы бедствия услышали! — А если все-таки не услышали? Ведь нужно подумать и о Томи. — Как раз о нем я и думаю. Нашему сыну не придется позабыть о том, что он сын рода человеческого: пройдет сколько-то лет, и… — … и, когда нас с тобой уже не будет… — Ниса! — Прости меня, Люлио. Сегодня же начну работать над переводом, это поможет отвлечься от мыслей о Земле. Чем теперь будешь заниматься ты? — Мне есть чем заняться. Ведь я нашел и еще кое-что… — Что? — Пока не пойму. Какие-то штуковины, механизмы, таблицы с разноцветными полосками, герметически закрытые, наполненные каким-то газом трубки… Хотелось бы разобраться во всем этом. — Времени разобраться у тебя будет предостаточно. — Что верно, то верно. — Люлио, мы здесь уже два года и оба понимаем: горючего для корабля нам взять неоткуда. Если ближайшая космическая станция, на Циноэ, нас не услышала, маловероятно, чтобы нам удалось отсюда выбраться — во всяком случае, в ближайшем будущем. — Знаю, Ниса, но в этом районе космоса движение оживленное, с Земли и на Землю, и, может быть, долго ждать нам не придется… — Хочу надеяться, что интуиция тебя не обманывает… Люлио, ты думаешь, они высокоразвитые? — О ком ты? — Об этой цивилизации, что ты открыл. — Трудно сказать, Ниса. Простейшие изделия одной цивилизации на первый взгляд могут показаться крайне сложными представителю другой. К тому же у меня еще не было времени их изучить… — Но, по крайней мере, материалы, из которых они изготовлены, уже о чем-то говорят. — От окончательных выводов пока воздержусь. — По-моему, есть две возможности, Люлио. Первая: они настолько опередили нас в развитии, что продукты их деятельности останутся для нас непонятными до тех пор, пока мы сами не достигнем того же уровня. — А вторая? — Быть может, их цивилизация не поднялась выше уровня наших древних рабовладельческих, феодальных или капиталистических обществ, однако само начало развития настолько отлично от земного, что, несмотря на всю примитивность их культуры, нам трудно ее понять. — Прекрасно. Но ты забыла о третьей возможности. — Какой, Люлио? — Быть может, на этой планете никакой цивилизации в нашем смысле слова никогда и не было. — Что ты имеешь в виду? — Попробуй представить себе общество разумных существ, чье развитие определили ситуации и материальные объекты, в корне отличные от тех, которые на нашей планете привели к созданию человечеством единой и великой цивилизации. — Какого рода ситуации и материальные объекты? — Откуда мне знать? На этот счет у меня нет даже гипотезы. Есть одна мысль, но она еще толком не оформилась… — Люлио, за этими разговорами мы забыли обо всем остальном. Нам еще обедать, Томи скоро прибежит и будет кричать, что умирает с голоду. — Хочешь, приготовлю я? — Нет, лучше достань тарелки. — Те, блестящие? — А почему бы и нет? Ведь сегодня праздник…» Тишина.

Сплошной белой пеленой снаружи падает снег.

8

не бойтесь я только хочу узнать не видели ли вы фею просыпайся Вакуль я слышу далекий голос будьте так любезны скажите не видели ли вы фею зачем ты так меня трясешь не начинается ли лето я хочу только чтобы вы помогли мне разыскать фею мое сознание сотрясают крики кого-то такого же сильного как голодный зилибар не знаю о чем ты говоришь меня зовут Томи я ищу фею я тоже слышу Тесса тогда ответь мне он слышит наши мысли Вакуль фею будьте добры ничего не поделаешь Тесса придется ответить пусть немного странную но фею кто ты нам непонятно чего ты хочешь я мальчик меня зовут Томи я ищу фею что такое мальчик что такое фея мальчик это такой как я а фея родится в воображении людей и иногда из него вылетает ничего не понимаю Вакуль не спятивший ли это зилибар я не зилибар я даже не знаю кто такие зилибары а где вы прячетесь почему я вас не вижу ваши голоса тоже меня пугают я здесь один я не прячусь я в городе Эсхе я не знаю где город Эсхе в округе Уаио около озера Друвиль я не знаю где это я родился на корабле что такое корабль в нем путешествуют по Галактике что такое Галактика ты шутишь может тебе трудно расслышать мои мысли нет не трудно тогда ты должен понимать что я не шучу понимаю но что такое Галактика все звезды которые мы видим и те которые мы не видим значит Галактика это Большой Мир в нем все мертвое и все живое что воспринимает илон не понимаю не важно мы знаем что ты маленький твои мысли путаются понять их трудно кто вы меня зовут Тесса а его Вакуль мы двое илонов не понимаю с тобой очень трудно разговаривать наверно потому что мне только девять лет может быть взрослые поняли бы вас лучше не мучай его Тесса и не торопи тогда все пойдет быстрее как же мне вас понять подожди мальчик ты говоришь что родился в том в чем путешествуют по Большому Миру это значит что твои предки мои кто родители мои папа и мама прибыли издалека они родились на Земле где на планете которая называется Земля а я родился на космическом корабле потому что путь был очень долгий мы видим огромное блестящее а внутри много сложных устройств как вам удалось это увидеть через твою память тогда я покажу вам папу и маму почему вы молчите в чем дело они огромные я маленький поэтому они кажутся мне большими у них странный вид нам кажется что им чего-то не хватает не должно ли у них быть больше лиц рук ног а сколько должно быть а какие вы сами наш вид может тебя испугать наверняка безобразные как существа в книгах которые мама взяла на Циноэ мы не безобразные я уже большой и не испугаюсь у нас есть кое-что чего нет у твоих родителей что потом ты узнаешь я вас найду не найдешь ты не знаешь где мы я буду вас искать ты не знаешь местности мама знает она поможет у нее есть карта всего Гарниса кто тебе сказал название нашей планеты мама прочитала его на тонких пластинах зеленоватого цвета это наши летописи летописи илонов кто такие илоны существа как мы так значит вы и есть илоны почему это тебя так удивило папа и мама говорили что илоны умерли народ илонов никогда не умирал а где все илоны если они живы зимой мы спим где в зимовальнях но ведь вы Тесса и Вакуль уже не спите когда зима кончается и должно прийти время цветов деревьев плодов животных мы просыпаемся но зима еще продолжается а вы климат уже начал меняться я этого не замечаю может быть на твоей планете времена года меняются сразу не знаю будь осторожен почему зилибары проснутся тоже кто это такие самые страшные чудовища нашей планеты чем они страшны давным-давно они едва было не уничтожили всех илонов как от них защищаться поговори с отцом расскажи ему отец пропал наверно он погиб как это произошло он пошел в горы искать горючее для корабля и не вернулся почему твой отец пошел за горючим так далеко думал что может быть его там найдет но ведь в горах опасно наверно он этого не знал нам очень жаль из-за него я и ищу фею что такое фея фея существует в воображении людей но иногда что такое люди люди живут на Земле это мужчины женщины и дети как я что такое фея она в твоих мыслях похожа на человека но в то же время она не такая фея похожа на женщину что такое женщина моя мама женщина не понимаю чего не понимаешь подожди Вакуль я кажется поняла у людей как и у нас два пола мужчины и женщины как ты и я ну вот вы и поняли значит фея женщина дело не в этом феи не то чтобы совсем не существовали а если они на самом деле не существуют тебе никогда фею не найти они существуют в воображении и одна оттуда вылетела я ничего не понимаю вылетела как в сказке про подожди Вакуль наверно фея просто придумана наверно это фантазия вроде историй про старых уврадэм которые мы рассказываем маленьким илонам я сам видел фею а ты уверен что это была фея конечно уверен нам в это поверить трудно мама считает что фея мне померещилась может и вправду померещилась а я знаю точна что я ее видел Вакуль мы встретили зизиля что такое зизиль это тот кто может превращать мертвое в живое не понимаю на нашей планете за все время было не больше двадцати зизилей и почти все они были старые илоны это мне сейчас не интересно я ищу фею кажется ты не понял мы говорим что ты тоже зизиль никакой я не зизиль вовсе нет зизиль потому что выдуманное ты превратил в реальное я увидел фею потому что она вылетела из моей головы а мама говорит она думает что тебе это показалось но ты читаешь наши мысли даже когда мы этого не хотим а такое может только зизиль мне обязательно нужно найти ту фею мы не понимаем зачем тебе фея только она может вернуть мне папу но ведь ты говорил что твой отец погиб фея может исполнить любое желание лишь бы оно было связано с планетой на которой ты с ней находишься не понимаем долго объяснять но это так не понимаем может чтобы понять это нужно быть родом с Земли или быть маленьким землянином так или иначе мне нужно и дальше искать ее это сейчас опасно почему вот-вот проснутся зилибары мне нужна фея ты зизиль поэтому ты сможешь обмануть зилибаров как у тебя для этого есть только одно средство тебе придется сосредоточить свою психическую энергию и заставить зилибаров поверить что они окружены илонами они не поверят что я илон тогда заставь их поверить что они окружены землянами как это сделать стони рычи мысленно издавай самые страшные звуки какие только можешь а если они не уйдут то наверняка испугаются и спрячутся помогите мне разыскать ту фею мы тебе поможем как вы поможете если никогда ее не видели покажи нам фею попробую обязательно скажем тебе если ее увидим вы лучше скажите ей что я ищу ее очень сомневаюсь Тесса чтобы мы могли помочь ему нет Вакуль если он зизиль и смог превратить мертвое-несуществующее в живое-существующее то у живого-существующего должны быть свойства которые вообразил зизиль не понимаю о чем вы говорите вы меня сведете с ума не беспокойся маленький землянин это мы разговаривали друг с другом я должен идти мама одна остерегайся зилибаров и зови нас если мы тебе понадобимся прошу вас не забудьте про фею не бойся не забудем я буду думать о вас Тесса и Вакуль

Часть вторая

9

— Мама, прости меня. Больше я так никогда не поступлю.

Снаружи вьюга поднимает облачка снега. Начинается буря.

— Мама, почему ты со мной не разговариваешь? Послушай, что я тебе скажу. Два года я искал фею и наконец увидел ее снова. Значит, она и вправду вылетела из моего воображения наружу.

Снежная буря расправляет крылья и взмывает, разъяренная, во всем своем наводящем ужас великолепии.

— Фей на Гарнисе нет, — отвечает наконец мать. — Папа умер, ты это понимаешь?

— Может, папа и умер, но фею я видел.

Буря усиливается, и фибропластовому жилищу придется собрать все свои силы, чтобы противостоять ее натиску.

— Даже не верится, что тебе почти двенадцать! Фей не существует.

— Хорошо, не существует. Докажи это.

На несколько мгновений ветер замирает, подбирает свои когти, когти охотничьего белого сокола, и обнюхивает теплые стены купола перед тем, как ринуться в решающую атаку.

— Нам, жителям Земли, — начинает объяснять Ниса, — всегда приходилось преодолевать разные трудности, и, возможно даже, трудностей этих было слишком много. Чаще всего преодолеть их быстро не удавалось. Иногда даже не удавалось преодолеть их вообще. Тогда люди начинали искать способы себя утешить. Так появились представления о богах и других сверхъестественных существах: гномах, ведьмах, феях. Особенно феях: ведь их волшебные палочки обладают способностью делать практически все, что возможно в материальном мире. Напрасно я не рассказала тебе это два года назад, в первый же раз, когда ты меня спрашивал о феях; но я никак не думала, что ты можешь в них поверить. За пределы человеческого воображения феи не выходили никогда. В действительности, Томи, фей нет, не было и никогда не будет.

Холод опять плотно облегает стены купола. Буря возобновляет свой натиск, она уверена, что не устоять перед ней этому жилищу, хоть оно и цепляется за грунт планеты изо всех сил.

— Я наткнулся на запись папиного голоса, она была на складе.

— Разве я разрешала тебе слушать?

— Но это книга, которую писал папа. Ничего плохого в ней не может быть!.. Я ее слушал несколько раз, и, по-моему, он думал так же, как и я.

Томи включает магнитофон. Ветер снова набирает силу.

— «…воображение человека могущественно настолько, что могущественней его во Вселенной одно: сама Вселенная…»

Буря сотрясается до самых своих ледяных корней, но не хочет понять, что ей не опрокинуть купола.

— Ты поняла, что он хотел этим сказать? — продолжает, выключив магнитофон, Томи. — Что Вселенная богаче воображения!

Но холод словно не слышит воя бури, терпящей поражение.

— Фей нет, — упорствует Ниса. — Они существуют только в человеческом воображении.

— Они есть, есть! Послушай, что он говорит дальше.

— «…космос больше нашего воображения: ведь он вмещает воображение в себя, ведь существовать воображение может, только если существует он. Таким образом, во Вселенной может быть найдено все, что рождалось в воображении людей, и даже то, что люди не могут вообразить…»

По равнине рассыпаются громовые раскаты: это сердце бури раскалывается на множество отдельных вихрей, которые вот-вот развеются.

— Не хочу больше слушать! — кричит мать. — Уже несколько месяцев ты… такой невыносимый, даже поверить трудно, что ты мой сын. Думай про себя что хочешь, а говорить об этом вслух в моем присутствии запрещаю.

— Хорошо, мама. Говорить не буду, буду думать про себя.

Буря умерла, разбилась о несокрушимые стены их жилища.

Теперь, после смерти бури, новый аромат обволакивает далекие, уже столько столетий утопающие в снегу горы.

10

Собрав пластины, Ниса выключает печатающее устройство. В своей комнате с приоткрытой дверью Томи клюет носом над последней книгой, которую она принесла для него со склада. Какой-то он стал странный, уже несколько месяцев сам на себя не похож. И все из-за того, что два года назад ей взбрело в голову дать ему почитать ту несчастную книгу. С тех пор его и не оставляют мысли о феях и о том, как ему разыскать отца. Не заболел ли он?

Она молча смотрит на Томи. Его голова клонится к открытой книге.

Нет, он здоров. Она прекрасно знает, что он нормальный ребенок.

На цыпочках она уходит в свою комнату и закрывает дверь. С облегчением сбрасывает туфли, и ступни ее погружаются в мягкий поролон. Ниса усаживается у окна.

Да, Томи нормален для тех условий, в которых протекала его жизнь со дня рождения — то есть, по земным меркам, условий совершенно ненормальных.

Она прижимается лицом к стеклу. Горы, однако, остаются такими же далекими.

Увы, у нее сын-невротик!

Смеркается, но и в тусклом вечернем свете снег блестит до невозможности ярко.

Сын-невротик, сын-невротик… в ее воображении Томи превращается в нечто фантастическое.

Что будет с ним после ее смерти? Ему скоро исполнится двенадцать, а он не видел ни одного человека, кроме отца и матери.

Ей показалось, будто за окном промелькнула какая-то тень.

Еще плотней прижимает она лицо к стеклу, взгляд ее обезумело мечется.

Только снег и сумрак, ничего больше.

Но ведь что-то она видела! Неужели это ей только показалось?

Она надевает герметизированный костюм и выходит в ночь, к беззвездному небу, в вечный холод.

Пруд — это лед и вода. Лед — видимая поверхность, а вода — глубоко на каменистом дне. За прудом высятся несколько скал, в них всех множество пещер.

Она направляется к скалам. Туда Томи ходит играть.

Вдруг она останавливается.

— Томи, ты здесь?

Нет, конечно: ее сын крепко спит. Ведь она сама закрыла дверь, когда лицо его погрузилось в поисках сна в подушку.

Но сидела она к двери спиной. Может, он вышел крадучись и она не заметила?

Ниса кусает губы. Если Томи в пещере, она его обязательно увидит. А если он спит…

Она идет дальше. Медленно, чтобы ее шагов не было слышно.

«Мама!»

Она останавливается: это Томи позвал ее. И она кричит в микрофон:

— Томи, ты здесь? Никакого ответа.

На этой половине Гарниса окончательно воцаряется ночь.

«Мама!»

— Томи!

Ниса поднимает руки ко рту, но их останавливает прозрачная пластмасса шлема.

И только тут она понимает, почему нет ответа: она слышит не ушами. Голос Томи звучит у нее в голове!

«Мама, возвращайся!»

Но она по-прежнему идет к скалам.

«Не надо, мама, не ходи туда!»

Ниса останавливается. Ей кажется, что она сходит с ума.

«Возвращайся домой, мама, возвращайся скорей!» Ниса уже у входа в одну из пещер, которых так много в этих скалах. «Мама, возвращайся!»

Вход в пещеру низкий, внутри нее шлем то и дело стукается об обледенелый потолок.

«Мама, очень тебя прошу!»

Туннель приводит ее в огромный пустой грот, пол которого покрыт льдом. В правой стене грота начинается новый туннель.

«Возвращайся, мама!»

Чем дальше, тем этот новый проход уже. Новый грот. Новый туннель.

«Мама, здесь опасно, ходить одной здесь нельзя!»

Не может быть, чтобы ей слышался голос Томи, просто шалят нервы.

Проходы, гроты, залы, естественные лестницы, замерзшие водоемы, заканчивающиеся тупиками туннели… Ниса выходит наружу.

«Мама, теперь сразу домой, возвращайся скорее, мама!..»

Она не спеша окидывает взглядом весь западный склон огромной массы камня, высящейся между ней и куполом, и тут замечает еще одну пещеру, в стороне от других.

«Мама, не входи туда!»

Она смотрит на термометр: температура на два градуса выше, чем снаружи. Что бы это значило?

Она осторожно протискивается вперед. Как нервирует этот голос, звучащий у нее в голове!

Шесть шагов. Семь. Восемь. Термометр показывает уже 63° ниже нуля. Но разве такое возможно? Ведь на этой проклятой планете температура никогда не поднимается выше 85°!

«Мама, остановись!»

Ниса опять останавливается. Зал, в котором она оказалась, огромный: луч света из фонаря на шлеме едва достигает противоположной стороны.

не боится ли он что она обнаружит нет-нет Вакуль я уверена это только из-за зилибаров разве ты не помнишь как мы его предупреждали о них

«Мама, заклинаю тебя, возвращайся!»

Ниса бросает взгляд на шкалу термометра: — 40°.

И температура продолжает повышаться.

ведь зилибары начнут передвигаться когда температура поднимется до точки замерзания воды

Ниса исследует безмолвствующий зал. Уже — 36°.

«Мама, остановись, мама, почему ты меня не слушаешь?»

Уже — 23°.

Ниса видит в стене начало совсем узкого хода. Может, это вход в новый туннель? Как пробираться через него, ползком?

может быть она не слышит как он зовет ее

Уже — 18°.

Яркий луч из фонаря на шлеме светит в темноту узкого хода.

«Ой, мама, не надо, не надо, мама!..»

Уже — 9°.

но что она собирается делать она сошла с ума женщина вернись даже в мыслях не приближайся к этому логову

Ниса наклоняется и заглядывает в узкий ход. Обычно в герметизированном костюме не бывает жарко, однако сейчас с нее ручьями льет пот. Да, она явно сошла с ума: например, эти голоса нее в голове…

Она отшатывается: внутри хода что-то шевельнулось — похоже, камень. Но кто его привел в движение?

один уже проснулся и теперь надо ждать худшего ведь и другой зилибар поднялся и направляется сюда

Свет фонаря пронзает тьму, натыкается на выступы каменных стен, отражается от них. Как хорошо, что замолчал наконец этот голос, который, кажется…

Она цепенеет от ужаса, глаза ее широко открываются: повинуясь неведомой силе, камень поднимается с места, где лежал, повисает в воздухе, а потом начинает медленно двигаться по направлению к ней.

Ниса подается назад. Камень, покачиваясь, выплывает из узкого хода. Он явно хочет повиснуть над головой Нисы, и Ниса пятится, не останавливаясь ни на миг.

совсем растерялась ведь она не знает как отразить нападение зилибара изголодавшегося пока спал

Одно неосторожное движение Нисы, и камень повисает прямо над ней. А потом падает.

Шлем раскалывается как яичная скорлупа.

может быть она потеряла сознание а может быть умерла но так и не обнаружила обогревателей которые ее сын разместил чтобы вернуть к жизни нашу планету зилибары рыщут в поисках добычи а она

11

Хаос исчезает и уступает место запахам, звукам, свету.

— Томи…

— Как ты себя чувствуешь, мама?

Ниса не может понять, что видят ее только что открывшиеся глаза.

— Дай руку.

Теперь в ладонях у нее что-то теплое — будто в гнездо села птица.

Как ты себя чувствуешь, мама? — повторяет Томи.

От света ее глазам больно.

— Задерни занавески. Боль слабеет.

— Так?

— Так хорошо. Подойди ко мне.

Снова ощущение, будто в ее ладонях дрожит птичка.

— Что, что случилось, мама?

— Подожди минутку, дай я приду в себя. Мало-помалу тело ее начинает чувствовать постельное белье, подушку, теплый матрац. Оказывается, она снова в состоянии двигаться, снова ощущает руки, колени, поясницу, ступни…

Она смотрит на сына: глаза озабоченные, серые, и, кажется, вот-вот заплачут.

— Мне хорошо. — И на лице у Нисы появляется вымученная улыбка. — Уже ничего не болит.

Но словно тысяча бичей хлещет по ее лбу, а в ушах то ли гудение, то ли глухой рокот.

— Мама, скажи, что с тобой произошло? Ниса пытается вспомнить.

Что она может ему сказать? Что отправилась на поиски тени? Что обнаружила пещеру с температурными аномалиями? Что все время слышала, как он беззвучно зовет ее, умоляет скорей вернуться? Что чья-то невидимая рука подняла и понесла без единого звука тяжелый камень?

— Откуда ты знаешь, Томи, что что-то случилось?

— Я заснул и увидел сон… страшный сон. Если бы я не проснулся быстро, что-то обязательно бы произошло.

— Что должно было произойти?

— Не знаю… не помню. Проснулся с криком. В окно моей комнаты рвался ветер, казалось, будто он что-то хочет мне сказать. Потом я услышал звук.

— Какой звук? Снаружи?

— Нет, внутри, в твоей комнате.

— Рассказывай дальше.

— Звук был такой, будто к нам в купол проникла тысяча сверчков.

Выражение лица у Нисы прежнее.

— Помнишь, как мы с папой изучали животных Земли? — продолжает Томи. — Так вот: это было как звук, который издают сверчки, когда влюблены.

Лицо Нисы кажется маской из серебристого льда.

— И что ты сделал?

— Я лежал и слушал. Мне было страшно.

— Но ведь в конце концов ты пришел ко мне, да?

— Я пошел к тебе, но звук исчез. Подошел к твоей двери, но из комнаты уже ничего не было слышно. Я вошел. Ты лежала на постели, а твой герметизированный костюм был поврежден. — На ресницах Томи блестят слезы. — Что с тобой произошло, мама?

Ниса пытается подняться. Томи ей осторожно помогает.

— Я смотрела в окно, и мне показалось, что я кого-то увидела.

Мальчика прямо подбрасывает.

— Кого ты увидела? Ведь на Гарнисе никого, кроме нас, нет.

— Я прекрасно это знаю. Но все равно мне показалось, будто я увидела какую-то тень, и я пошла посмотреть, что это такое. Вышла не сразу: ведь надо было надеть костюм. А когда вышла, ничего не увидела. И отправилась в пещеры за прудом.

— В какую из них?

— Да во все заходила. А потом что-то упало мне на голову, и я потеряла сознание.

Зрачки у Томи сужаются. Мать что-то скрывает, непонятно что именно.

— Похоже, в пещере был обвал, — объясняет она. — На меня упал камень.

Ниса начинает снимать с себя герметизированный костюм. Ей стыдно, что она говорила неправду.

— Но если ты потеряла сознание, как ты смогла добраться домой?

От растерянности Ниса открывает рот, но тут же овладевает собой.

— А еще говоришь, что много читаешь! — насмешливо произносит она. — Разве ты не знаешь, что многие люди, когда им грозит опасность, действуют, не отдавая себе отчета в своих поступках? Инстинкт самосохранения невероятно силен.

Она уже наполовину освободилась от костюма и видит на правой стороне шлема большое коричневое пятно.

— Так или иначе, домой я добралась. А теперь нужно заняться раной. Наверно, она очень глубокая, раз вытекло столько крови.

— О какой ране ты говоришь?

— Да вот же, на правом виске! Я тогда почувствовала, будто…

Она смотрит в зеркало и цепенеет от страха.

Там, где она до сих пор ощущает жестокую боль, уже почти и следа не осталось от того, что, судя по всему, было огромным разрывом тканей. И, прямо перед ее измученными глазами, то, что еще оставалось от раны, исчезает, оставляя чуть заметный шрам.

12

нужно следить за каждым своим движением каждым словом ведь мать внимательно наблюдает за ним с того как она его называет несчастного случая но на самом деле никакой это не несчастный случай неправду тогда сказала она а он правду он в то время читал замечательную книжку про планету Марс населенную тихими хрупкими существами с шарфами из тумана и плывущими по песку лодками он заснул и ему стали сниться геометрически правильные древние города где живут эти существа в серебряных масках они не поверили землянам и запрятали тех в сумасшедший дом но он Томи уже был не Томи а исследователь Спендер он убежал от своих чтобы увидеть марсианский город и прочитать древние книги и голоса мертвых предков марсиан печально пели с металлических страниц и затихали навсегда а потом он уже был не Спендер не землянин который хочет сохранить остатки марсианской цивилизации а настоящий марсианин и срывал плоды с хрустальных стен купался в розовом канале где жидкость была не вода а сладкое вино из марсианского винограда потом вышел под лучи неяркого марсианского солнца и нагой вошел в позолоченную лодку она чуть скрипнула он крикнул огненным птицам и те подняли лодку к облакам и ужасный холод обжег его смуглую марсианскую кожу но он открыл бутылку и синий туман рыцарским плащом окутал его всего и тогда-то он и увидел город посреди скал в пустыне и птицы опустили его лодку на песок перед пещерами и неизвестно откуда взявшийся страх начал грызть его как хищный зверь правда хищных зверей он никогда не видел но у землян инстинкт преследуемого передается по наследству а он Томи генетически такой же как его предки и его тревога во сне росла МАМА ВОЗВРАЩАЙСЯ непонятно почему у него вырвался этот крик ведь он знал что она далеко НЕ НАДО МАМА НЕ ХОДИ ТУДА и странное ощущение удушья будто ему выжигают легкие будто не дают дышать ВОЗВРАЩАЙСЯ МАМА ИДИ СКОРЕЕ ДОМОЙ ВОЗВРАЩАЙСЯ не дают искать маму по пещерам МАМА ВОЗВРАЩАЙСЯ СКОРЕЙ ее не могло быть там но его интуиция говорила что она там МАМА ЭТО ОПАСНО ОДНОЙ ТУДА ИДТИ НЕЛЬЗЯ МАМА он чувствовал что ей становится страшно и вдруг все понял МАМА ВОЗВРАЩАЙСЯ БЫСТРЕЙ МАМА он знал что спит и старался проснуться чувствовал что если не проснется произойдет что-то страшное УМОЛЯЮ МАМА ПОКА НЕ но было уже поздно очень поздно для него для матери для отца МАМА УМОЛЯЮ ВОЗВРАЩАЙСЯ СЕЙЧАС ЖЕ но мама не появлялась и он полный отчаянья бежал по туннелям где воздух был сырой и теплый ОСТАНОВИСЬ МАМА ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ НЕ СЛУШАЕШЬ надо было предотвратить это страшное но возможно еще предотвратимое и наконец теперь после стольких предостережений Тессы и Вакуля он увидел хищника этой планеты увидел зилибара страшного хотя тот был прозрачен почти невидим открытую пасть зилибара она была в пене ОЙ МАМА НЕТ НЕТ НЕТ УМОЛЯЮ МАМА и от крика проснулся у себя в постели потный задохнувшийся под зеленым шелковым одеялом все что он рассказал потом матери была чистая правда и зачем только она сказала неправду когда пришла в себя но это не имело значения все равно он уже знал что произошло и теперь ему нужно очень внимательно следить за каждым своим словом или поступком ведь только сегодня он обнаружил какая мысль мучила его столько месяцев скрывалась в закоулке его сознания силилась всплыть но теперь может благодаря тому несчастному случаю как его называет мама загадка разгадана мысль была о ремонте приемопередатчика отец давно бы уже починил ведь когда Томи был еще совсем маленький отец часто открывал приемопередатчик и устранял мелкие неисправности а потом приемопередатчик сломался совсем родители только раз послали радиограмму на нужной частоте и в нужном направлении но теперь он знает какие детали нужно заменить другими пригодными со склада там есть запасной комплект пусть маме будет приятный сюрприз хоть она его и обманула ее жаль она такая грустная и снова плачет каждую ночь как после гибели отца а теперь приемопередатчик будет у них снова и они смогут сообщить о себе на Циноэ на Верди на Феникс на Лилипут на все ближайшие космические станции и тогда за ними прилетят правда до этого надо обязательно найти фею которую видел три года назад тем более что потом Тесса и Вакуль сказали ему что он зизиль и потому смог силой мысли создать настоящую фею способную творить чудеса о которых говорится в волшебных сказках вот он наконец в складе прошел так что мама не заметила вот на полках коробки золотистые серебристые зеленые синие прозрачные а вот и коробка с радиодеталями как раз такие ему и нужны стоит закрыть глаза и он ясно видит в воображении схему контуры контакты все блоки передатчика как у него это получается он сам не знает и то что случилось должно было бы его испугать но ему уже надоело бояться этой своей способности

Часть третья

13

Ниса лежит на диване, дремлет. Ее левое веко начинает дрожать. Она гримасничает, и тик прекращается.

Томи у себя в комнате возится с разобранным приемопередатчиком. Иногда сопит раздраженно, но потом снова работает молча.

Ниса в полусне не слышит, как Томи подходит к ней:

— Мама!

От неожиданности Ниса вздрагивает.

— Что случилось?

— Посмотри, — и он что-то ей протягивает.

— Да, это наш приемопередатчик, который не работает.

— Я его починил!

— Умоляю, Томи, перестань, мне совсем не до смеха.

— Проверь сама.

Она досадливо передергивает плечами, а потом ставит ящик на столик у дивана. Нехотя включает, и все лампочки на панели загораются.

Брови у Нисы от изумления ползут вверх.

— Не может быть!

Руки ее начинают двигаться по клавиатуре. Купол наполняется звуками, напоминающими музыку.

— …груза… транспортируемого… на… Феб-два… далее… направляемого… на… Верди… — расшифровывает Ниса сообщение, проходящее в виде электромагнитных волн через космос.

— … заново… чтобы… вернуться… на… Землю… По щекам ее начинают течь слезы.

— Мама, — укоризненно говорит Томи, — ты и теперь будешь плакать?

Ниса открывает глаза и смотрит на сына, но не обнимает его и не бросается целовать, как поступил бы со своим спасителем любой спасенный. Вместо этого она отворачивается и начинает остервенело стучать клавишами, накапливать данные, и те появляются на экране с поистине сверхсветовой скоростью. Ниса проверяет, исправляет, суммирует и получает наконец то, что ей нужно. Теперь она знает направление движения и скорость корабля, радиограмму которого приняла. Зная теперь, где корабль окажется через двое или трое суток, она бросает туда крик о помощи.

Томи уходит к себе в комнату — пусть мать делает с приемопередатчиком все, что она захочет.

Ниса передает радиограмму второй, третий, четвертый раз.

Томи появляется снова, уже в герметизированном костюме.

— Куда ты? — спрашивает, глядя на него, Ниса.

— Играть.

— Скажи, как тебе удалось его починить?

— Сам не знаю. Стал на него смотреть и вдруг понял, какие детали надо заменить… Сделал это для тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь каждую ночь плачешь, и тебе так хочется вернуться на Землю…

Он умолкает не договорив.

— Откуда тебе это известно?

— Э-э… м-мм… так мне казалось.

Ниса смотрит на него, лицо ее ничего не выражает.

«Не верит ни одному моему слову», — думает Томи.

— Так или иначе, скоро мы улетим, — говорит она тихо.

— Можно мне идти?

Ниса подходит к нему и переставляет стрелку таймера на костюме.

— Вот так. Далеко не уходи.

Она провожает его взглядом, и наконец он скрывается в вихрящемся снеге. Ниса вдруг осознает, что не будь атмосфера на Гарнисе такой же, как на Земле, она, когда был поврежден ее костюм, погибла бы, и от одной этой мысли по телу ее пробегает дрожь.

Она подходит к справочному компьютеру и запрашивает координаты станции Циноэ: на всякий случай следует повторить радиограмму еще несколько раз.

14

Порывы ветра несут снег в расщелины, в разинутые рты пещер.

мы Тесса и Вакуль мы Тесса и Вакуль мы Тесса и Вакуль мы так давно ждем тебя маленький землянин столько времени ничего о тебе не знаем ведь ты не отвечаешь

Томи входит в темноту центрального грота. Стены в пещере мокрые.

я не мог ответить был занят чинил для мамы приемопередатчик нам не удалось найти твою фею мы думаем она исчезла или спряталась мы не знаем что с ней случилось мама теперь радуется она думает не только об отце ее любимом муже друге и не только обо мне а еще о разном и моя голова теперь свободна это хорошо для тебя для нас для работы которую мы вот-вот начнем вы мне о ней ничего не говорили твои мысли были заняты приемопередатчиком и ты нас не слышал я хочу вам помочь не нужно помогать это опасно но когда мы закончим ты все узнаешь а то я могу помочь это опасно потом мы тебе обо всем расскажем ты только должен нам кое-что обещать что через пятнадцать дней мы придем к твоему дому и кое-что тебе покажем но только ты и твоя мать не должны до этого улетать с нашей планеты не понимаю что вы собираетесь мне показать и почему нельзя сказать маме что вы к нам придете сейчас мы тебе объяснить не можем но если ты нас не послушаешь ты и твоя мать будете жалеть об этом до конца вашей жизни и пока не пройдут пятнадцать дней вы ни в коем случае не должны покидать планету иначе произойдет нечто ужасное а сейчас мы не можем тебе об этом сказать но ты должен нам верить а твоя мать пока не должна знать ничего обещай нам что ты ей не скажешь не знаю как мне быть

Торопитесь, торопитесь,

Близки призрачные ветры,

Близки дальние сверканья,

Близки отблески и свет.

Торопитесь, торопитесь!

Дети, дети, все — домой!

я ухожу а то скоро моя голова услышит как мама зовет меня ты не должен уйти не обещав нам ладно я обещаю ничего не говорить ничего не делать не улетать с Гарниса раньше чем через пятнадцать дней

Торопитесь, торопитесь!

мне нужно идти не забудь про свое обещание мы илоны не прощаем нарушенных обещаний я не нарушу

…Близки отблески и свет.

Торопитесь, торопитесь!

«Две минуты как звучит таймер, Томи, а тебя нет, ты заигрался снова. Выключаю передатчик. Теперь все корабли в этом районе космоса и все ближайшие к Гарнису станции знают о нас и знают также, что, хотя твой отец погиб, мы с тобой живы».

мы дадим о себе знать не позже чем через десять дней если все пойдет хорошо ведь это опасно очень опасно для всех теперь я ухожу до свиданья до десятого дня до свиданья до свиданья до свиданья до свиданья

Томи отправляется назад, и голоса в его голове умолкают. Он знает: опасность может подстерегать его за каждым камнем.

15

Ниса держит в руках «книгу», над которой работала после ужина. Пластина матовая, почти не блестит. Ниса бросает взгляд на переведенный абзац:

…той силой, которая позволяла им, обновляя полуживое вещество, лечить раненых, умножать пищу и даже возвращать жизнь погибшим в бою воинам, если клетки тела у тех не повреждены, а зимой именно так почти всегда и бывало. Зизили без труда находили те места, откуда шли путающиеся мысли, рождаемые мозгом этих умирающих…

Она перестает читать.

Снаружи в стены купола бьет буря.

…ибо холод предохраняет от распада хрупкие клетки мозга, и почти-умершие посылают из-под снега свои мысли, пытаются ими сообщить, что их жизнь в опасности…

Ниса перестает работать, поднимается и идет в комнату Томи. Садится на край его постели. Рот у мальчика полуоткрыт, лицо умиротворенное.

Ниса встает и возвращается в большую комнату, где работала. Собирает со стола пластины, выключает печатающее устройство, потом, зевнув, идет в свою комнату. Снимает одежду и бросает ее на ковер.

Наверняка скоро за ними прилетят. Уже три дня, как она отправила радиограмму, и, может, даже не пройдет и недели…

Нисе холодно, она накрывается одеялом.

Но что, если радиограмма, которую они с Томи слышали, была послана не человеком? Что, если послал ее электронный мозг из тех, что управляют космическими кораблями во время дальних полетов, когда экипаж и пассажиры находятся в состоянии анабиоза? Что, если такой мозг, приняв радиограмму, но не зная, что с ней делать, ничего сам не предпримет и лишь сохранит радиограмму в своей памяти для людей на корабле, которые проснутся, возможно, в десятках световых лет от Гарниса?

Закрыв глаза, она устраивается в постели поудобней.

Нет, что за глупости приходят ей в голову! Ведь электронный мозг любого корабля работает по сложной программе, учитывающей возможность и чрезвычайных ситуаций, возникающих после приема радиограммы с просьбой о помощи. Программа прикажет кораблю отклониться от намеченного курса и разбудит людей на борту…

тогда мы не сможем обмануть зилибаров и добраться до дома землян и маленький землянин так никогда и не узнает про

Ниса садится в постели: опять эти голоса!

мы были вынуждены обмануть его иначе бы он рассказал матери

— Зажгись! — истерически кричит Ниса свету в комнате. — Боже мой! — шепчет она. — Кажется, я теряю рассудок!

Она вскакивает с постели, быстро надевает свой комбинезон и выбегает из спальни. Одно за другим обходит все помещения в куполе, оставляя свет в каждом из них включенным. Голоса, звучащие у нее в голове, слабеют, но не исчезают совсем.

нам сейчас было необходимо обмануть ее потому что она нам нужна о как она нам нужна

— Хватит же, хватит, а то я…

Ниса затыкает уши, но это не помогает. Купол наполняют прерывистые мелодичные звуки. Ниса бежит в большую комнату, где стоит приемопередатчик.

— корабль… Терра… Нова… со… станции… Лилипут… курсом… на… Марландию… принял… радиограмму… с… планеты… Гарнис… системы… звезды… Эпсилон… созвездия…

У Нисы вырывается радостный вопль, слышный во всех помещениях купола.

— доставляем… горючее… и… продукты… на… Эскалибур… чрезвычайное… положение… второй… степени… просим… дать… оценку… своему… положению… в… случае… чрезвычайного… положения… первой… степени… изменим… курс… и… направимся… к… Гарнису… в… противоположном… случае… сохраним… курс… на… Эскалибур…

— Что происходит, мама?

Закутанный в простыню, на нее смотрит из дверного проема Томи.

— Радиограмма! — кричит мать с таким видом, будто одно это слово все объясняет.

— в… случае… чрезвычайного… положения… первой… степени… мы… прибудем… на… Гарнис… через… семь… дней… в… случае… чрезвычайного… положения… третьей… или… четвертой… степени… мы… прибудем… на… Гарнис… через… восемнадцать… дней… после… посещения… Эскалибура…

— Что это, мама?

— …приветствуем… землян… экипаж… корабля… Терра… Нова…

— Что это такое, мама? — спрашивает раздраженно Томи.

— Это они, — не замечая его тона, тихо говорит мать. — Летят за нами.

— А когда они прилетят?

— Через семь дней.

— Что? Когда?

Ниса ошеломленно на него смотрит и не сразу осознаёт, что его тон угрожающий.

— Что-нибудь не так? — испуганно спрашивает она.

— Никуда я через семь дней не полечу! Глаза у Нисы мечутся как птицы в клетке.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал!

— Кораблю, чтобы подобрать нас, придется изменить курс. Время для своих капризов ты выбрал самое неподходящее.

— Никакой это не каприз. У меня есть причины не улетать пока… и ты не улетишь тоже.

— Послушай, Томи: корабль, принявший нашу радиограмму, летел к планете, где группа людей оказалась в чрезвычайном положении второй степени; но мы в чрезвычайном положении первой степени. Поэтому я пошлю еще одну радиограмму, чтобы…

— Что это значит, чрезвычайное положение первой и второй степени?

— Это специальные термины. Чрезвычайное положение второй степени — это когда кислорода, воды и пищи должно хватить экспедиции на время от пятнадцати до тридцати дней и нет непосредственной возможности возобновить запасы. Похоже, что на Эскалибуре группа людей оказалась именно в таком положении.

— И ты хочешь сказать, что наше положение хуже? У нас воды и пищи на двадцать лет. И атмосфера на Гарнисе такая же, как на Земле. Ты хочешь их обмануть?

— Нет, Томи. Существует жизненно важный параметр, который определяет различие между чрезвычайным положением первой и второй степени.

— И что же это за параметр?

— Биосфера, — тихо говорит она.

— А какая, интересно, у Гарниса биосфера?

— Крайне опасная.

— Ты прекрасно знаешь, мама, что Гарнис необитаем. Мы здесь живем уже восемь лет и ничего опасного ни разу не встретили.

— Объяснять тебе все я не намерена, — раздраженно отвечает Ниса. — Раз я сказала, что биосфера планеты опасна, значит, она опасна. Я снова пошлю радиограмму.

Томи поворачивается и, хлопнув дверью, запирается в своей комнате.

— Грубиян! — негромко говорит Ниса и садится к приемопередатчику.

16

ответьте ответьте Тесса и Вакуль дело очень серьезное срочное прошло уже четыре дня ответьте где бы вы ни были что случилось маленький землянин Томи мы очень заняты мама отправила радиограмму поэтому через шесть или семь дней за нами прилетят и помешать этому я не могу ты обещал что не улетишь да обещал но это трудно я не знаю что сказать маме разве что сказать ей о моем с вами уговоре нет нет нет надо придумать что-то другое если бы появилась фея тогда может не мечтай о несбыточном мы должны действовать исходя из того что возможно но тогда мы ничего не придумаем Тесса уже скоро начинать а мы еще не готовы что нам делать я не знаю Вакуль может все это бросить подумай что ты сказала бросить теперь уже невозможно я не понимаю о чем вы говорите Тесса и Вакуль почему вы мне не объясните ведь я маме ни за что не скажу нельзя нельзя нельзя через семь дней я улечу с Гарниса и так никогда и не узнаю ни твоя мать ни ты не должны улетать так скоро другого выхода нет как сделать чтобы мы не улетели нужно чтобы корабль который называется Терра Нова не сошел со своего курса как сделать чтобы Терра Нова не сошла со своего курса ведь мама уже два часа как послала радиограмму с ответом это очень просто нужно держать сознание открытым тогда ты узнаешь что надо сделать нельзя больше тратить ни минуты прошло уже два часа а слова летят со скоростью света и корабли тоже летят быстро поэтому курс ему менять нелегко и если Терра Нова его изменит то вернуться на прежний курс ей будет трудно мы это знаем маленький землянин Томи мы самое большое через одиннадцать дней придем к тебе домой и ты кое-что увидишь но запомни я внимательно слушаю как только мы скажем ты сразу должен будешь открыть дверь я понял ни ты ни твоя мать не должны этому препятствовать дверь должна открыться сразу иначе будет поздно а повторить все заново невозможно а теперь открой свое сознание и пусть оно остается открытым

17

Вот-вот взойдет солнце, и звезды уже исчезают, пожираемые его светом. Более яркие держатся дольше. Начавшаяся накануне вечером, прерывавшаяся ночью, битва между солнцем и звездами сейчас, утром, возобновилась. Между светом и тьмой, где развертывается она, развертывались и сновидения Нисы. В них Ниса снова и снова шла куда-то и опять возвращалась, в них она слышала все новые и новые голоса.

Нет, оставаться на этой планете нельзя. Она все время чувствует угрозу у себя за спиной. Томи быть здесь тоже опасно. И голоса эти, которые уже три месяца раздаются в ее голове…

Томи будто подменили, он стал совсем другим, говорит как-то странно, смотрит на нее то зло, то испуганно, что-то от нее скрывает…

Почему Томи не хочет улетать с Гарниса? Будто чья-то чужая воля овладела его сознанием. И непонятно еще вот что: кто спас ее жизнь тогда, около пещер, и почему? В любом случае тому, кто делает добрые дела, но сам при этом прячется, доверять трудно.

Усилием воли она вырывает себя из состояния полусна-полубодрствования и прислушивается. Нет, это ей не кажется: кто-то ходит крадучись по темным помещениям купола.

Она выскальзывает из-под одеяла и при слабом свете звезд, проникающем через окно, начинает искать одежду. Быстро одевшись, идет на цыпочках к двери большой комнаты. Приемопередатчик включен, кто-то сидит около него и нажимает на тускло освещенные лампочками шкалы клавиши.

— Зажгись! — кричит Ниса.

Миг — и комната ярко освещена.

— Томи?! Почему… почему ты встал? Что ты здесь делаешь?

— Мне что-то послышалось, и я пришел посмотреть, — отвечает он.

— Что ты делаешь с передатчиком? — кричит она. — Почему он включен… — она смотрит на часы у себя на руке, — …в полшестого утра? Мне ясно одно: мой сын ведет себя как психически больной! Встает в пять утра, включает без разрешения приемопередатчик… Сейчас же в постель!

— Нет.

Глаза у Томи испуганные, но голос его звучит твердо.

— Сейчас же!

— Нет.

— Томи…

— Я передал только раз, — говорит он почти шепотом, с трудом перебарывая страх. — Нужно повторить.

— Кому ты передал?

— Кораблю «Терра Нова».

Она открывает от удивления рот, теряя дар речи.

— Я отменил твою радиограмму.

— Что-о?!

— Я сообщил, что у нас чрезвычайное положение четвертой степени, и, таким образом, предшествовавшая радиограмма теряет силу…

Ниса смотрит на приемопередатчик и видит, что он по-прежнему включен.

— Прекрасно, — говорит она. — Ты отменил мою радиограмму. А я отменю твою.

— Мама!

Голос Томи одновременно грозит и умоляет, но мать его почти не слышит. А потом она начинает моргать, как будто ей мешает видеть какая-то паутина: приемопередатчик парит примерно в двух метрах над полом — чего, разумеется, не может быть.

— Томи… — не отрывая взгляда от приемопередатчика, шепчет она.

— Я тут, — отзывается сын. — Прости, но больше ты к нему не притронешься.

Приемопередатчик поднимается еще на несколько сантиметров и с грохотом падает к ней под ноги.

— Он… разбился! — в ужасе восклицает она.

— Раньше чем через двадцать дней за нами не прилетят, — говорит Томи.

— Зачем ты сделал это? — И она вдруг осознает, что он силен и что ей отныне придется с этим считаться. — В чем дело? Почему нам нельзя улететь через семь дней?

— Не имею права тебе сказать. Я обещал не говорить.

— Обещал? Кому? Мне ты ничего такого не обещал. Не может ведь быть, чтобы…

— Не спрашивай меня больше ни о чем! — кричит Томи. — Ничего не могу тебе объяснить! Оставь меня в покое!

Два прыжка — и он уже в своей комнате. Ниса слышит щелчок магнитного замка и, окаменев, смотрит на обломки приемопередатчика у себя под ногами.

Что происходит с ней и Томи? Голоса… Нет, они не плод ее фантазии. И Томи определенно имеет к ним отношение… Боже, ведь он поднял приемопередатчик, не прикоснувшиськ нему!

Нет, это не плод ее фантазии, как не был им камень, поднявшийся, чтобы упасть ей на голову в пещере…

Ниса входит к себе в спальню и закрывает дверь.

Так больше продолжаться не может. Они с Томи уже на грани безумия.

18

В вечерние сумерки зимой лучше всего почитать. В такое время человеку нужней всего крыша над головой и тишина. Мать и сын дожидаются наступления ночи, Томи погружен в чтение любимой книги (она на микрофильме), а Ниса — в свои мысли. Чуть слышный щелчок: сменился кадр микрофильма.

Со своего дивана Ниса наблюдает за Томи. Так, как сейчас, должно было бы быть всегда. Так было раньше, и изменилось всё три года назад, когда у Томи началась эта одержимость феями. Неужели это у него так никогда и не пройдет?

Она снова переводит взгляд на экран и читает: «…и скажи, не знаешь ли ты, куда подевали мою тень?»

«Ответом ему был нежный перезвон золотых колокольчиков. Это язык фей…»

Спасибо хоть, что Томи, если о феях и думает, теперь о них не говорит.

Она опять отрывает взгляд от экрана. Может, он просто принял что-то за фею? Может, какое-нибудь естественное явление на Гарнисе приводит к тому, что ты слышишь голоса, видишь какие-то тени?.. Может, какие-то виды радиации здесь вызывают видения, особые состояния сознания? Только этим и можно объяснить, что…

Она снова смотрит на сына.

Что ни говори, в его трудностях виновата она. Это по ее вине Люлио отправился на Сверкающие Горы, откуда не вернулся, а потеря отца не могла не повлиять на Томи. У него нет ни отца, ни друзей, и можно ли после этого удивляться, что голова у него забита бог знает чем?

На экране новый кадр, и Ниса торопится прочесть.

«— Никаких писем я не получаю, — сказал он высокомерно.

— Но тогда их получит твоя мама.

— У меня нет мамы, — сказал он.

— Тогда меня не удивляет, что ты плакал».

Да, она виновата перед Томи. И еще как виновата! Его прогулки, воображаемые друзья, галлюцинации — все это лишь…

Взгляд ее останавливается на зеркале. Она раздвигает волосы на лбу и нащупывает неглубокий шрам.

К чему ей пытаться и дальше себя обманывать? Камень ударил ее сам; рана кровоточила, а потом, прямо на глазах у нее, затянулась; Томи сумел починить приемопередатчик, устройства которого не знала даже она, а потом разбил его, дав ему упасть почти с потолка, куда поднял его абсолютно непонятным образом. Все это она видела собственными глазами. Нет, то, что происходит на Гарнисе, галлюцинациями не объяснишь.

Она закрывает глаза. У нее больше не осталось сил. Томи отмалчивается, на вопросы не отвечает, а ведь дела их совсем плохи…

Снова щелчок: сменился очередной кадр.

«— Мне кажется, Венди, что из дому я убежал в день, когда родился…»

Прежде они с Томи были близкими друзьями, он ей рассказывал обо всех своих заботах, она ему — обо всех своих. А потом все изменилось. В чем тут дело, ей до конца понять так и не удалось…

«— Все произошло потому, что я услышал, как мои отец и мать, — тихо продолжал мальчик, — говорят о том, кем я буду, когда стану взрослым, а я становиться взрослым не хочу, ни за что!»

Она подходит к окну. Так никто и не прилетел! Должны были прибыть вчера, но их нет. Радиограмма Томи, отменяющая первую, наверняка принята, и, если это так, за ними теперь прилетят только через две недели.

Ниса смотрит на отражение Томи в зеркале. Она чувствует: что-то произойдет. Томи не хочет улетать, чего-то ждет. Придется и ей ждать.

Глядя на лицо сына, Ниса добреет. Лицо у него такое грустное! Еще четырех лет, наверное, не прошло с тех пор, как он, глядя на нее блестящими глазами, спрашивал: «Я увижу фею? Увижу фею?» А она ответила ему: «Засмейся, и ты ее увидишь», и они оба стали смеяться… Если бы можно было поговорить с ним по-настоящему, тогда, может, она бы его поняла, но пока ей ничего выяснить не удается…

«— Знай же: когда впервые рассмеялся первый ребенок на свете, смех его разбился на тысячу осколков. Из них-то и произошли феи…» — читает она на экране.

Ну ладно, хватит терзать себя! Томи сейчас спокоен. Не позднее чем через две недели прилетит корабль. О чем еще в их положении можно мечтать?

«— И это значит, — продолжал мальчик, — что у каждого ребенка должна быть своя фея.

— Должна быть? Почему ты так говоришь? Может, на самом деле никаких фей нет?

— Дело совсем не в этом. Просто нынешним детям хочется быть умнее всех, и поэтому они перестают верить в фей, но каждый раз, когда ребенок говорит: «Я не верю в фей», одна из фей умирает».

Довольная тем, что в доме царит мир, Ниса, улыбнувшись, идет в свою комнату.

Ей и в голову не приходит, что все это — лишь затишье перед бурей, и какой!

19

скорее Тесса ведь если мы задержимся ветер и солнце могут разрушить лед мы обещали прибыть через пятнадцать дней завтра будет уже поздно все погибнет планета останется без защиты мы должны сделать все что можно даже если это будет стоить нам жизни мы чтобы нас не обнаружили окружим себя психической защитной стеной и Грвдр из-за этого обязательно заметит наше отсутствие все это очень плохо Вакуль ведь наш вождь Грвдр наверно подозревает нас а сколько труда нам стоило скрыть присутствие маленького землянина Томи и его матери не бойся Тесса найти их все равно не смогут мы с тобой сильные вспомни даже полусонные мы смогли повлиять на могучую волю зизиля Томи смогли добиться чтобы он защитил нас от холода я это знаю Вакуль можешь не напоминать но вспомни также что обогреватели он размещал повинуясь собственной интуиции какая бывает у зизилей молчи Тесса не упоминай нашего с тобой вмешательства в судьбы нашего народа ведь если мы допустим чтобы в нашей психической защите появилась брешь Грвдр сможет через стражей Вула найти нас и все узнать прошу тебя Вакуль замолчи и сосредоточься путь у нас еще долгий очень долгий и ветер воет так как не выл никогда словно начинается новое оледенение не произноси этого слова ведь если мы достигнем цели оледенений больше не будет а теперь вверх Вакуль лишь бы нам не попасть в какой-нибудь воздушный поток не видно ни зги ты в самом деле можешь найти дорогу да Тесса хотя иногда ее и теряю вот сюда скорее скорее Тесса вон туда за те горы я слышу его Тесса слышу а теперь внимательней здесь могут прятаться зилибары а я так устала я тоже но лучше отдохнуть потом а сейчас скорее скорее вперед спустимся вон за теми скалами ой около этой скалы город он пришел сюда и уснул молчи сосредоточься и подумай что мы можем сделать ой он спит крепко спит тогда Тесса время пришло я закрываю свое сознание для всего кроме нашей цели закрываю сознание для всего кроме нашей цели закрываю сознание для всего кроме нашей цели ПОДНЯТЬСЯ ПОДНЯТЬСЯ он выходит Тесса он выходит нам это удалось любовь моя завтра мы отдохнем завтра на нашей планете начнутся новые времена

20

Ветер хищно грызет скалы, обнажает древние поверхности, хлещет по телу ночи, свистит свистом призрачных птиц, бессонных фурий.

— Томи, ты спать не собираешься? Мальчик сидит неподвижно на диване.

— Сегодня я спать не буду, — говорит он. Мама останавливается и смотрит на него.

— Что ты сказал?

— Сегодня я спать не буду, — повторяет Томи. Она смотрит на него растерянно, почти умоляюще.

— Почему?

— Я жду.

— Не думаю, чтобы «Терра Нова» прилетела сегодня.

— Я не ее жду.

— Вот как?..

Мать кусает губы, она не знает, что говорить и делать дальше.

— Могу я остаться в комнате? — спрашивает она наконец.

— Если хочешь…

Ниса садится с ним рядом.

Лицо Томи, полное напряженного ожидания, тем не менее спокойно. Он умеет ждать.

— Ты уверен, что я тебе не мешаю? — спрашивает она, чтобы как-то прервать молчание: выражение лица Томи вызывает в ней смутную тревогу.

— Уверен.

Дверь сотрясается от удара.

— Что это?!

— Сядь, — говорит ей Томи. — Это просто камень.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Может, ты мне все-таки скажешь?..

— Мама, — взгляд его останавливается на ней, — если хочешь быть здесь, не разговаривай, пожалуйста.

Время тянется невыносимо медленно.

Теперь мальчик не отрывает взгляда от темного окна. Ниса наблюдает за ним, и смутная тревога, которую она испытывает, растет.

скоро мы доберемся до места Тесса и ветер который сегодня сковывает холодом спящие семена завтра будет срывать плоды с

— Какой ужас! — шепчет Ниса. — Именно этого ты и ждал?

Она поворачивается к Томи и с трудом сдерживает крик: глаза у ее сына как два черных провала.

когда будем совсем близко закричим и может быть он нас услышит Тесса и Вакуль я вас слышу я Томи я вас ждал где вы где вы где вы

Ниса не слышит безмолвного зова Томи и, естественно, не может понять выражения его лица.

— Давай спать, Томи, — тихо говорит она. — Уже два часа ночи.

это очень опасно для нас всех ведь зилибары могут почуять нас и

— Томи…

Она тянет его за рукав.

— Оставь меня в покое!

начинаем Тесса собери все свои силы пусть холод вечен Вселенная все равно сильнее

— Томи, — голос у Нисы срывается, — очень прошу, послушайся меня хоть раз…

Он не обращает на ее слова никакого внимания. Идет к двери купола, но Ниса догадывается, что он хочет сделать, перебегает бесшумно к распределительному щиту и включает магнитные замки. Язычки входят в пазы, и когда Томи оказывается у двери, она уже заперта.

через несколько минут маленький землянин Томи ты сможешь принять в своем доме нас и самый дорогой подарок вам от нашей планеты

— Выключи замки, мама.

— Ты что, думаешь, я не слышу голосов? Он смотрит на нее изумленно.

— Ты слышишь голоса? — переспрашивает он. — Все голоса?

— Их двое, два чудовища из страшного сна. Томи облегченно вздыхает: его она не слышит.

скорее иначе все пропало поблизости зилибары мы слышим как они

Голоса в голове у Нисы то замирают, то снова звучат отчетливо.

вот-вот кровь начнет свое движение МНЕ НЕ ДОБРАТЬСЯ ДО КУПОЛА ЕСЛИ НЕ СМОГУ ЗАЩИТИТЬ СЕБЯ ОТ он возвращается к жизни

Мать и сын, замерев, вслушиваются в голоса, которые то и дело прерываются: похоже, что все внимание тех, кому голоса принадлежат, обращено сейчас на что-то совсем другое.

И УЖЕ НИКОГДА НЕ УВИЖУ ИХ СНОВА И ОНИ НЕ УЗНАЮТ ЧТО СО МНОЙ БЫЛО ЧТО ПРОИЗОШЛО И НЕ СМОГУТ ВЕРНУТЬСЯ

Томи пристально смотрит на мать, но лицо у нее совершенно спокойное: этого голоса она не слышит.

ЗАБЛУДИЛСЯ НА ЭТОЙ СТРАШНОЙ ПЛАНЕТЕ ДАЛЕКО ОТ ЗЕМЛИ И НЕ МОГУ ДАЖЕ ПОМОЧЬ СЫНУ ТАКОМУ

— Мама!!! Это он!!!

Томи подбегает к матери и крепко-крепко обнимает ее. Ниса его сухо спрашивает:

— Что происходит?

Из-за двери купола доносится звук, похожий на стрекот тысячи обезумевших от любви сверчков.

открой же дверь маленький землянин Томи впусти нас

Мальчик бросается к распределительному щиту, но слишком поздно: вырвав щит из стены, Ниса размахивается и о ту же самую стену его разбивает. Осколки разлетаются во все стороны.

— Мама!

У Томи вид загнанного в угол хищника, и Ниса инстинктивно пятится.

Томи дрожащими руками поднимает с пола разбитый щит.

— Замок… замок… — повторяет он, всхлипывая.

скорее скорее открой дверь открой сейчас же иначе случится страшное СЛОВНО БУРЯ ВОКРУГ МЕНЯ Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ И НЕ СЛЫШУ ВСЕ КАК В ТУМАНЕ открой маленький землянин Томи открой или будет поздно больше нам это не удастся

Стрекот сверчков становится оглушительно громким.

— Умоляю! — рыдая, говорит Томи и поднимает к матери мокрое от слез лицо. — Ты должна помочь мне открыть замок!

— Он сломан, — холодно отвечает она. — Я знаю, как его починить, но не надейся, что это сделаю.

Он бросается к ней и трясет ее за плечи:

— Ты что, вправду не понимаешь? Не понимаешь, кто замерзает там, гибнет сейчас от холода?

— Два чудовища, которые…

— Мой отец! Мой отец там!

Лицо у Нисы становится белым как мел.

— Ты сошел с ума, — говорит она тихо. — Твой отец давно умер.

земляне нам илонам нужна ваша помощь вы умеете сохранять тепло в своих жилищах несмотря на холод снаружи вместе мы сможем сделать чтобы наша планета не умирала больше никогда Я ОКРУЖЕН ТУМАНОМ НИЧЕГО НЕ ВИЖУ ТОЛЬКО ТЕНИ ВОКРУГ И У МЕНЯ БУДТО НЕТ КОЖИ что такое маленький землянин Томи почему ты не открываешь может быть ты хочешь чтобы он снова замерз но это будет уже навсегда ведь тогда он постепенно будет умирать по-настоящему а не замерзнет мгновенно как в той снежной лавине которая его засыпала

— Сейчас же открой эту дверь!

Ниса пытается убежать к себе в комнату, но руки подростка клещами вцепляются в нее, и она вынуждена отступить.

— Ну! Скажи, как ее открыть!

— Нет! Не допущу, чтобы это вошло в наш дом. Неужели ты не понимаешь, что они тебя обманывают? Не знаю, что ты слышишь, но говорю тебе…

поздно маленький землянин Томи вот-вот будет уже поздно и мы не сможем никогда больше

Томи закрывает глаза, удаляет все, что не нужно, из своего сознания и сосредоточивается.

«Скорее, скорее! Магнитные полюсы внутренних проводников двери меняются на противоположные! Язычки вон, язычки вон, язычки вон!»

Взгляд Нисы мечется между бледным лицом сына и выскальзывающими из двери язычками замка.

— Томи!

Она бросается к двери и ее загораживает.

«Скорее, скорее! Молекулы сплава, из которого сделана ручка двери, идут вверх! Скорее, скорее!»

Ручка двери медленно поворачивается, а сильный порыв ветра довершает остальное.

Ветер врывается через открывшуюся дверь, и Ниса издает вопль: в воздухе, уже внутри купола, висят два похожих на светлячков огонька и освещают высокую человеческую фигуру.

мы зизили мы зизили мы совершили почти невозможное превратили умирающую плоть в живые клетки мы наполнили себя лучистой энергией и ты нас видишь маленький землянин видишь двух зизилей

«Светлячки» уже внутри купола, один повисает перед самым лицом Нисы, и она ясно видит его странные очертания. От нее крошечное существо летит в открытую дверь.

— Теперь ты мне веришь, мама? Веришь?

Но Ниса не может вымолвить ни слова: она прижалась лицом к теплой груди мужа, едва прикрытой ветхим герметизированным костюмом.

— Да, Томи, да…

На Гарнисе и вправду оказались феи, и они вернули отца домой.

Рэй Брэдбери