Расстегивая пуговицы на моей рубашке, она прошептала мне на ухо: «Мне так нравится, когда у мужчин грудь покрыта волосами. Девушки от этого с ума сходят. Господи, как я жду того мгновения, когда ты войдешь в меня!». А потом она погладила меня руками, словно для того, чтобы придать большую значимость своим словам. Тут вдруг мне припомнилось, что Грета Скаччи в одном из фильмов Гаррисона Форда поступала именно так, то есть она говорила это герою, который уложил ее поперек стола.
Внезапно я понял, что беспокоюсь о том, как бы не разрушить возникающего между нами притяжения. Мне пришло в голову, что если бы Пит и Гарриет Хэллоуэй заглянули случайно в номер отеля «Кингз», где Роджер находился с Наташей, то они (Пит и Гарриет) тут же в испуге поджали бы хвосты и бросились бы прочь.
Забравшись в ванну, я стал с интересом наблюдать за происходящим. Я просто лежал, поглаживая ту часть моего тела, которая вдруг стала твердой и даже чуть поднималась из воды. Это было чудесно. Тут Наташа вышла из ванной, чтобы включить телевизор и найти какой-нибудь канал с музыкой. Потом она вернулась и стала раздеваться. Не могу сказать, что она устроила стриптиз, но все ее движения были полны чувственной грации, и чем меньше одежды на ней оставалось, тем больше моему взору открывалось такое знакомое мне тело. Последними она сняла серьги. Между прочим, в одних серьгах она выглядела потрясающе. Впрочем, она вообще необыкновенная девушка. И с каждым днем становится лучше.
Да-а-а… Все было, как в эротическом сне, но именно так она себя вела. И эта одновременно знакомая и незнакомая мне женщина вытворяла такое, о чем Гарриет и помышлять бы не стала — она гладила свое тело, ласкала груди, а потом ее пальчики утонули в пушистой поросли, прикрывающей ее лоно. Боже, да если бы Гарриет так себя вела, я чувствовал бы себя неловко, нам обоим было бы не по себе, но, глядя на эту придуманную моей женой женщину, я понял, что просто млею от восторга.
Улыбаясь какой-то особенно притягательной улыбкой, она наконец скользнула в воду. На ней осталась лишь красная роза да косметика. К счастью, ванна была просто огромной, но вода все равно расплескалась на пол и даже затекла в комнату, намочив при этом ковер. Наташа ухватилась за меня, а я с наслаждением принялся ласкать ее соски. Вообще-то в прежние времена мы иногда принимали ванну вместе, но это было так давно, во всяком случае, не год и даже не два назад. Я уж и забыл, какое это удовольствие — ощущать, что часть твоего тела греется под водой, другая стынет на воздухе, а волны, появившиеся на поверхности от движения наших тел, плещутся вокруг моих плеч.
Я подтянул Наташу поближе к себе, чтобы усадить ее на себя верхом. Господи, да я забыл, как это делается в ванне! Тут она приникла к моим губам в страстном поцелуе, а затем просто сразила меня наповал, вытащив невесть откуда пачку презервативов и бережно натянув один из них на мой трепещущий жезл. И лишь потом она медленно опустилась на него. На мгновение мы оба замерли — не могу точно передать охватившее меня тогда чувство, но скорее всего это можно описать как «возвращение домой». Мне казалось, что я попал в рай. Вода все выплескивалась из ванны; я уже начал подумывать, что к нам с жалобой вот-вот прибегут нижние жильцы.
Тогда мы выбрались из ванны и направились в комнату. Там-то на жестком ковре я и взобрался на эту женщину, которая лежала на спине, подняв неправдоподобно длинные ноги к потолку. Мне казалось, что она умудряется одновременно гладить мое лицо, волосы, спину и даже задницу. И еще она царапала меня ногтями. Признаюсь, я в жизни не слышал, чтобы она издала так много шума, занимаясь любовью. Просто невероятно! Можно было подумать, что она отдается мужчине в первый и последний раз в жизни, причем знает об этом. Уж она и кричала, и причитала, и стонала, да еще выкрикивала всякие непристойности. Я и подумать не мог, что горло и рот Гарриет способны издавать такие звуки. Обычно она только ворковала что-то на своем шотландском наречии, а сейчас словно плотину прорвало. Откуда только она набралась всего этого? Но Боже мой, как же мне все это нравилось! Как это ни печально звучит, в этом гостиничном номере я был счастлив так, как никогда! Я не имею права на такое счастье.
Даже сейчас, набирая все это на компьютере, я испытываю невероятное сексуальное возбуждение. У меня осталось воспоминаньице об этом божественном вечере — красные пятна на коленях, которые я натер на жестком ковре, стараясь получше ублажить ее — ведь она все время просила еще.
А потом мы перебрались на кровать. Она кончала, сидя на мне верхом, приподнимая и опуская свои стройные бедра так рьяно, будто ее жизнь зависела от этих движений. Я-то к этому мгновению уже взорвался, так что мне оставалось лишь наблюдать за ней.
Наташа была великолепна — ее волосы рассыпались по влажным от воды и пота плечам и груди. Вода слизала и ее косметику, а ее крепкие, цвета вяленого помидора соски, казалось, сами тянутся вверх. Никогда не видел, чтобы женщина испытывала такой сильный оргазм. Никогда! Она издавала совершенно нечеловеческие звуки, выла, как ветер, визжала и всхлипывала…
Но вот все было кончено. Буря утихла. Тело Наташи перестало дрожать, и она вся стала мягкой, как котенок. Она замерла у меня на груди и, по-моему, даже принялась сосать палец. Потом я вынырнул из-под нее, и мы оба засмеялись тому, как ловко она сняла с меня резинку. И мы, кажется, уснули.
Наверное, уже пробило полночь, когда я открыл глаза. В комнате все было вверх дном. По телевизору Джек Леммон и Ширли Маклейн — вечная парочка в его квартире — просеивали спагетти сквозь сито. А в моем номере буквально все говорило о недавних бурных событиях. Божественная женщина уже встала. Она стояла возле кровати, завернувшись в полотенце. Наклонившись ко мне и чмокнув меня в щеку, она прошептала:
— Спасибо тебе, Роджер, это было чудесно. Я оставлю свою карточку на столике — вдруг тебе захочется еще раз меня увидеть. А сейчас мне пора. Еще раз спасибо. Не вставай, не беспокойся. Спи. Желаю тебе удачи на завтрашней встрече. Надеюсь, все пройдет хорошо.
— Гарри, — пробормотал я.
— Ш-ш-ш. — Она погладила меня по голове.
— Не уходи, Гарри, — взмолился я. Вечно я валяю дурака: неужели я не мог доиграть свою роль до конца? Похоже, что нет.
— Я не знаю, кто такой этот Гарри. Не может быть, Роджер, чтобы ты спал с мужчиной. Нет же, я — Наташа. Наташа Иванова. — И вправду, это был Наташин голос. — А теперь спи.
Вы не поверите, но я действительно уснул.
Когда через несколько часов я встал, чтобы сходить в туалет, ее уже не было в номере. Телевизор был выключен, но больше ничего в комнате не изменилось. В воздухе все еще витал аромат ее духов и тяжелый запах секса. Лишь это, да еще мокрое пятно на ковре, говорило о недавнем присутствии здесь женщины. Да, еще на туалетном столике валялась ее визитная карточка с наспех нацарапанными словами: «А здорово получилось, а? Увидимся завтра». Хоть записка была написана почерком Гарриет.
Я пошел в ванную и принял душ. А наутро отдал должное настоящему английскому завтраку, который подавали в отеле «Кингз». Потом я сел на электричку, которая должна была доставить меня в Блэкхит. И всю дорогу я спрашивал себя, как она меня встретит.
Гарриет в джинсах, свитере, с забранными наверх волосами, без следа косметики мыла щеткой раковину. Похоже, она затеяла большую уборку, не забывая, однако, при этом хвалить рисунки Джонти. У нее был отдохнувший вид. Можно подумать, она отлично выспалась.
— Привет, дорогой, — проворковала она, быстро поцеловав меня в щеку. Оказалось, нам совсем не трудно смотреть друг другу в глаза. — Скажи же Тимбо, что поезда бывают розовыми.
— Тимоти, дружище, твоя мама, как всегда, права. Насколько лучше стал бы наш бренный мир, если бы все поезда на британской железной дороге, а в особенности те, что курсируют на юго-востоке, были розового цвета. Думаю, мы бы целыми днями глазели на них. Привет, Г., милая, а я-то думал, что ты ушла в спортивный зал.
— Нет, я решила дать Аарону выходной. Сегодня особенный день. Кстати, твой старший сын смотрит в темной комнате какой-то очередной шедевр Спилберга. Может, нам стоит вместе прогулять нашего сатанинского пса?
— О’кей. Давай отведем его на какой-нибудь пустырь. Может, он все-таки попадет под автобус.
— Питер, ты слишком жесток к нашему псу! — рассмеялась Гарриет.
— Я ничуть не больше жесток, чем сам Старфайер.
— Да, знаю, но я скрываю эту черту его характера. А то как бы он не заработал комплексы.
— Да у него уже полно их. В этом-то и есть его беда! Старфайер — собака с очень сложным характером. Кстати, Гарри, а что еще ты скрываешь? — спокойно поинтересовался я.
— Не много, — ответила она. — Но я думаю, что прогулка поможет мне приоткрыть завесу над некоторыми тайнами. Пойду-ка схожу за своими заметками. — И Гарриет многозначительно посмотрела на меня, как бы давая понять, о чем идет речь. Но тут же притворилась, что не делала этого, и занялась важным делом — составлением посуды в буфет.
Тут в кухню вошел Джонти, а я занялся письмами, в которых мне прислали самые-самые препоследние — распоследние напоминания о том, чтобы я немедленно заплатил по счетам. Улучив мгновение, когда Гарри оторвалась от своих кастрюль, я шепнул ей на ухо:
— Мне бы очень хотелось узнать некоторые твои тайны.
— Заткни свой рот. Пит, и молчи до тех пор, пока мы не окажемся на пустыре.
— А разве не писали в «Вестерн мейл», что женщина должна быть шлюхой в кухне, хозяйкой в спальне и начальником в гостиной? — улыбнулся я. — Я рад, Гарриет, что ты точно знаешь, где какая комната.
— Признаться, я думала, что «Вестерн мейл» — это важная провинциальная газета.
— Да нет, это сатирическое издание.
— Папочка, а что такое «шлюха»? — донесся до меня голос Джонти.
— А? М-м-м… — Мысли лихорадочно понеслись у меня в голове. — Ну-у-у… Это человек неукротимой энергии, с богатым воображением, полный любви…