— Этот мужчина снял тебя?
— Откуда ты узнала? — удивленно выдохнула Гарриет.
— Ну как же? Одинокая женщина в полном прикиде, в это время суток, в отельном сортире. Тоже мне загадка! Ты бы и сама догадалась на моем месте. — Она вытащила и тут же засунула назад в сумку свою косметичку. — Да нет, вообще-то я приметила тебя еще в фойе, когда ты входила в «Корнуоллис». Все сразу было ясно.
— Господи, вот уж не думала, что все обо всем догадаются, — пробормотала Гарриет. — Стало быть, и этот парень из службы безопасности тоже все понял.
— Конечно, понял. Это его работа. Такое уж это место паршивое. И меня бы здесь сейчас не было, если бы не необходимость внести плату за школу до конца месяца.
— Ты… тоже?
Взяв из рук у Гарриет пудреницу, незнакомка умело запудрила синяк на щеке женщины.
— Ну вот, вроде бы неплохо, — одобрительно заметила она. — А ты давно этим занимаешься?
— Нет. Не очень давно. Совсем недавно.
— А сейчас идешь домой? Я тоже. Давай-ка выйдем отсюда вместе, тогда уж нас точно не остановят. Как тебя зовут?
Гарриет ответила.
— Наташа, да-а? А я называю себя Луизой. Хотя вообще то мое имя Дейзи. Он плохо с тобой обошелся, дорогая?
— Я не сделала того, чего он от меня хотел. И он разозлился.
— Да-а-а, бывает, бывает… Они могут быть ужасно грубыми. Ты не хочешь играть на их слабых струнах, и от этого они могут просто обезуметь. У тебя порвано платье.
— Знаю, — буркнула Гарриет. — Это безобразно, правда? Я так любила это платье.
— Послушай, дорогая, конечно, не мое дело раздавать советы направо-налево, но позволю сказать, что ты слишком разоделась для этого дела. Вот поэтому служба безопасности и поймала тебя. Разумеется, ты должна выглядеть хорошо, но не стоит поражать окружающих и привлекать к себе лишнее внимание. И не ходи в этот отель, это мерзкое место. Всегда спрашивай клиентов, куда они хотят повести тебя. Держись подальше от «Хилтона», «Браунса», «Пеннингтона» и «Ридженат интернэшионал». Там не работники, а сволочи. Знаешь, если тебе понадобится мой совет, позвони, спроси Дейзи, я дам тебе номер. — Потом она спросила: — А у тебя есть дети? У меня близнецы. Тринадцати лет. Нелегко мне с ними приходится. Хотя они милые дети. Это ради них я живу.
— У меня тоже двое детей. Джонти восемь, Тимоти четыре, — сообщила Гарриет.
— А уж когда они становятся подростками, то денег на них надо!.. Матери-одиночке чертовски трудно заработать на все необходимое. Мой приятель умер. Рак толстой кишки. Я ведь должна была сделать что-то, разве не так?
— Послушай, а можно тебя кое о чем спросить? — нерешительно проговорила Гарриет. — А с… работой у тебя выходит много неприятностей?
— Нет. Но иногда, конечно, бывает. Правда, нечасто. Некоторые мужики до того злые, просто ужас! Похоже, они стараются кому-то отомстить, или что-то в этом роде. А чаще всего попадаются просто лапочки. Я предпочитаю выбирать. И если клиент тебе не нравится, лучше иди домой.
— Да-а… — протянула Гарриет. — Пожалуй, он мне не понравился, во всяком случае, я сомневалась. Так и есть.
— Он заплатил тебе?
— Да.
— И ты трахнулась с ним?
— Нет.
— Вот это лучше всего. — Дейзи громко рассмеялась. — Знаешь, они все по-разному себя ведут. Имей в виду, что все бизнесмены — обманщики, дорогуша. Смешно! Они совсем не такие, как мы. Знаешь, как они говорят? «Когда бизнесмен платит шлюхе за секс, он уверен, что получит с нее все сполна». — Смех Дейзи эхом прокатился по пустому туалету. Глаза у нее так и сверкали. Гарриет догадалась, что та, наверное, нанюхалась кокаина. Да, она ведь чихала!
— Что еще тебе сказать, — продолжала Дейзи, — из моего богатого опыта? Я уже восемь лет занимаюсь этим делом… Даже не знаю… Или нет, знаю. Не используй презервативы «КУ» — они ужасно липкие, пока не обслюнявишь их как следует. И запах от них такой… И «Джонсоне» не лучше — они мне всегда кажутся горячими, не знаю даже, почему… Знаешь, какими я пользуюсь? «Солтан Афтазан». Да! Ты не поверишь! Они просто идеальные! Мягкие, входят легко, без запаха. Кстати, никогда не пользуйся для смазки детским маслом или помадой. От них презервативы рвутся.
Выйдя из туалета, женщины направились к лестнице. Дейзи взяла Гарриет под руку. Они вышли из отеля. Как сестры. И никто даже не посмотрел в их сторону. Было два часа ночи.
— Я поймаю такси, — заявила Дейзи. — Послушай, не пропадай. Если вдруг кто-то захочет сразу двоих, то я составлю тебе пару. За это дают больше денег.
— Не понимаю, о чем ты?
— Ты даже не знаешь, что я имела в виду? — изумилась она. — У тебя была нелегкая ночь, детка. — Дейзи улыбнулась. — Ну вот, к примеру, тебя вызвал какой-то кобель. И тебе придется с ним трахаться. Но больше всего им нравится смотреть, как девушки занимаются этим на пару. За это платят вдвое больше. Я не лесбиянка, дорогая, но в некоторых случаях лучше трахаться с женщиной, и даже иногда бывает приятно. Так что увидимся. С тобой все будет хорошо. Только не одевайся так броско. Вот… — Женщина вытащила из сумочки пачку визиток с именем «Луиза», напечатанным буквами со множеством завиточков, и номером ее телефона. Две штуки она отдала Гарриет. — Позвони мне, если возникнут какие-то проблемы.
И прямо там, на Саквилл-стрит, Дейзи смачно поцеловала Гарриет в губы, а затем поспешно удалилась в сторону Пиккадилли, стуча каблучками по пустынной мостовой.
Гарриет побрела вверх по Шафтсбери-Эвенью чтимо темных театров. Сейчас она пойдет в свою комнатку на Флиткрофт-Мьюз и, как они и договорились с Питером, проспит там до утра. О событиях этого вечера она подумает завтра. Надо же, в Лондоне ночью улицы пустынны. А ведь это один из самых больших городов в мире, и в его Ист-Гринстеде должна кипеть ночная жизнь. Как там говаривал Питер? «Лондон после полуночи? Да это мертвый центр Вселенной». Гарриет быстро прошла мимо южной части Сохо. Стало быть, вдвоем? Да, хорошо ей было фантазировать, но теперь, набравшись опыта, она поняла, что, как бы все это ни называлось, ее новое поприще куда ближе к улице и грязи, чем она могла себе предположить. И это было ужасно.
Наконец мне удалось заставить себя сесть и впериться взором в телевизор. Правда, я ничего не видел и не слышал. Впрочем, ночное телевидение отвратительно; бесконечный подкладочный смех, громкая музыка, бессмысленная болтовня, никто никого не слушает, а говорящие не в состоянии придумать предложение, в котором больше шести слов. Не выношу всего этого!
Я направился в сад. Было уже темно, но я все равно дошел до самого его конца. Правда, сад у нас небольшой — всего ярдов пятьдесят, но я умудрился пройти их за полчаса. Надо же было как-то убить время. От деревьев все еще веет дневной жарой, а от роз идет одуряющий аромат. И от розмарина, и от лаванды. Это наш с Гарриет сад. Именно здесь мы оба лучше всего себя чувствуем. И мне бы так хотелось, чтобы она знала, каково мне. Небось, лежит сейчас где-то с каким-нибудь мерзавцем и умоляет: «Еще, еще, я прошу тебя, сделай так еще раз! Ох, мне так нравится трахаться с тобой!» Смерть, смерть, смерть, смерть, смерть… мне хотелось умереть. Но все, что я мог, это утирать слезы с глаз. Грустно, однако!
Самое ужасное во всем этом — это то, что я за последний год совсем опустился. Все произошло из-за меня! Да, конечно, я во всем винил Джулиана, но ведь не он один виноват! Я пытался хоть как-то оправдаться. А я сам? Мой вклад в это дело? Или его не было? Да, это mea culpa[4], mea maxima чертова culpa[5]. Ну хорошо, что еще я мог сделать, кроме того, что попытался стать помощником Руперта? Дело в том, что я — это меня самого удивляет — ужасно устал от «Кроникл», от всей этой грязи — наркотиков, сводничества, преступлений, словом, от всех пакостей, с которыми мне каждый день приходилось иметь дело. Признаюсь, даже то, что я был не прав во всей этой истории с Доркасом Лифтри, не убедило меня, что я годен лишь для работы в бульварной газете. Да, знаю, что журналистам мало о чем осталось писать, но у меня в голове все еще бродят нелепые, романтические мысли о чем-то добром, милом и приличном. Ведь приятно же было читать газеты в пятидесятые годы!
Но моя несбыточная мечта привела меня к краху. И не только меня, а всех нас.
За нашим садом есть узенькая аллейка. Она разделяет сад с гаражами на Понд-Роуд. Открыв калитку, я вышел на улицу и долго стоял там в темноте у каменной стены. Стены, надо сказать, уже были старыми и обшарпанными, и по ним гуляли какие-то мрачные тени — почти как в романах Диккенса. Подбежав ко мне, Старфайер вопросительно заглянул мне в глаза, но, увидев, что я не проявляю к нему никакого интереса, тут же умчался назад к пруду охотиться за рыбками. Наверное, воображает себя цаплей. Что-то многовато звезд для лондонского неба сегодня. Внизу, у стены гаража, целый слой битого стекла — осколки молочных бутылок и викторианских пивных стаканов. Я взял один из осколков, чтобы посмотреть, насколько он острый. Да, время не затупило его. Я нажимал на стекляшку все сильнее и сильнее — до тех пор, пока мне не стало больно и я не отдернул руку, на которой выступила кровь. Кажется, помогло.
Я все-таки сумел взять себя в руки — что за глупости я придумываю, лишь бы отвлечься! Надо же было так самого себя ранить. Вернувшись домой, я направился в кухню, промыл рану и заклеил ее целым куском пластыря. Нелегко это делать одной рукой. Козел паршивый!
В половине третьего я лег в постель и представил, что она сейчас плещется в ванне с каким-нибудь ублюдком. Или сладострастно стонет на каком-нибудь ковре. Мне было до того плохо, что я едва дышал. Дьявол, как мы до этого докатились? Я допил остатки виски и чувствовал себя премерзко, но, как это ни странно, я ощутил, что обретаю твердость. Кажется, меня затошнило.
А потом она позвонила из своей штаб-квартиры. С ней все было хорошо. Это не заняло слишком много времени. Утром увидимся, и она мне все расскажет. Ей было не трудно. Она заработала немало деньжат, и — Господи! — сумела еще и удовольствие получить. У нее был довольный голос.