Другое дело, скажем, «Три билборда на границе Эббинга, Миссури». Этот фильм настолько русский, что если переименовать героиню Фрэнсис Макдорманд в Татьяну, а героя Сэма Рокуэлла в Семена и назвать фильм «Три рекламных щита на въезде в Грушевку, Ростовская область» – то все нюансы, на которых строится драматургия, не только не рухнут, но, наоборот, заиграют по-новому. Есть даже ощущение, что если бы такой фильм вышел у нас, то и претензии у критиков и зрителей были бы примерно те же, что и в США. После выхода «Трех билбордов» в Америке многие критиковали персонажа Сэма Рокуэлла – копа, расиста и отморозка, о котором все знают, что он промышляет пытками, и в одной из сцен он до полусмерти избивает человека. Опять же, наряди такого в форму российского полицейского, и никто не заметит подмены: готовый герой «Медиазоны», добро пожаловать в Россию-2020. Этот самый герой в фильме Макдоны ближе к концу буквально проходит сквозь огонь и совершает добрый поступок – прощает героиню Макдорманд и даже помогает ей. В Америке многие зрители были недовольны таким поворотом, и несложно представить, что и в России подобный персонаж вызвал бы волну недоумения, – промышляющий пытками мент простил человека, из-за которого потерял работу и получил ожоги на лице? Серьезно?
Для понимания образа мысли Мартина Макдоны следует знать вот что. В детстве он учился в католической школе, где его так старательно утюжили религией и Заветами, что в результате у будущего драматурга и режиссера выработалась стойкая неприязнь к людям в форме вообще и в рясах в частности (см. знаменитый монолог из «Трех билбордов», в котором героиня Макдорманд заявляет, что, если человек надел форму священника, значит, он совиновен во всех преступлениях церкви). И все же Макдону нельзя назвать атеистом, как раз наоборот – очевидно, что церковные хоры и зубрежка псалмов очень сильно на него повлияли и до сих пор причудливо отзываются в его текстах, а концепты возмездия, справедливости и раскаяния для него и вовсе центральные.
Поэтому так интересно сравнивать его с Тарантино. При всем своем кричащем постмодернизме Тарантино – консерватор и моралист (и «Однажды в… Голливуде» – явное тому подтверждение). Если он и ломает где-то повествование, то лишь формально, внутренне всегда оставаясь в рамках нормы, нравоучительной истории, возмездие и искупление в его фильмах играют важнейшую роль, даже если герои – убийцы. Вспомните Джулса в финале «Криминального чтива», когда он цитирует стих из Библии и хочет избежать насилия – и мы ему верим.
У фанатов Тарантино есть интересная теория о том, что все его фильмы, снятые после 11 сентября 2001 года, – это истории мести; истории, в которых прошедшие через ад герой или героиня в финале настигают антагониста и с оттягом, с комиксной кровью и веселыми взрывами разносят в труху злодея. Так было и в «Убить Билла», и в «Джанго освобожденном», и точно так же – но в более интересном ключе – закончились «Бесславные ублюдки» и «Однажды в… Голливуде». Для Тарантино месть так важна, что ради нее он готов переписать историю.
Но не таков Макдона. Достаточно взглянуть на самые известные его вещи, чтобы увидеть паттерн.
В «Человеке-подушке» главного героя Катуриана в конце убивают выстрелом в голову.
«Палачи» и начинаются, и завершаются убийством невиновного.
В «Залечь на дно в Брюгге» один из героев погибает, второго смертельно ранят.
«Семь психопатов» заканчиваются бессмысленной бойней, которую главный герой пытался избежать, но не смог.
Даже в «Трех билбордах» – вот уж где фильм о жажде мести – убийца так и не найден, и, хотя у героев есть подозреваемый, мы так и не узнаем, правы они или нет.
Если совсем кратко: у Тарантино злодей всегда наказан; у Макдоны – наказаны все. У Тарантино воздаяние – это норма; у Макдоны – нонсенс.
Мир Тарантино – это мир победившего добра с кулаками, в котором зритель радостно аплодирует Черной Мамбе, прокладывающей путь к Биллу по горе из трупов, стилизаций и трупов стилизаций. В фильмах Макдоны добро с кулаками – то же зло, только в профиль. И в «Трех билбордах» он демонстрирует эту мысль особенно четко: попытка главной героини добиться справедливости, стать орудием возмездия приводит лишь к эскалации насилия и новым жертвам; и неслучайно фильм заканчивается в дороге, на полуслове. Если бы его снимал Тарантино, герои нашли бы и покарали убийцу, но у Макдоны это если и случится, то уже за кадром, после титров, за «горизонтом событий», потому что внутри «вселенной Макдоны» воздаяния и справедливости не существует.
Макдона в этом смысле художник мрачный и безысходный. В «Семи психопатах» герои часто обсуждают главную тему фильма – возмездие и его последствия. Один из персонажей по имени Захария (его играет Том Уэйтс) рассказывает историю о том, как они с женой Мэгги путешествовали по США и охотились на серийных убийц. «У нас появилась идея – ездить по стране и убивать людей, которые ездят по стране и убивают людей. Типа как серийные убийцы серийных убийц». Постепенно грань между «героями» и «злодеями» начинает стираться. Захария замечает, что Мэгги упивается чужими страданиями. И это полностью отменяет изначальное – и без того сомнительное – благородство их затеи.
Там же другой персонаж, Ганс Кисловски (в исполнении Кристофера Уокена), рассказывает свою историю. Он с женой много лет преследовал и довел до самоубийства убийцу своей дочери. Ганс совершил свое возмездие, но оно не принесло ему совершенно никакого облегчения. Позже, размышляя о сделанном, он приходит к выводу, что оно того не стоило: месть лишь умножает страдания.
Главный герой «Психопатов», сценарист Марти, часто повторяет, что ненавидит жестокие истории, и, когда у него спрашивают, почему он не дописал новеллу о мести вьетнамского священника, он отвечает: «Я просто знаю, что его история закончится резней и трагедией. Поэтому я не хочу ее дописывать». И дальше, комментируя свой сценарий – и, собственно, фильм, героем которого он является, – он говорит: «Знаешь, каким я вижу этот фильм? Первая половина – образцовая завязка истории о жестокой мести. Насилие, пушки и вся эта стандартная киношная хренотень. А потом… даже не знаю, братан… потом персонажи просто забивают на все и сваливают. Уезжают в пустыню, разбивают палатку и просто болтают о жизни до конца чертового фильма. Никаких перестрелок».
Прекрасная идея – только одно «но»: это фильм Мартина Макдоны, а значит, никакого счастливого конца и никаких шансов прервать цепочку насилия. Спойлер: смерть неизбежна.
Пожалуй, именно это и отличает Макдону от прочих «русских народных режиссеров» – его фильмы о людях, которые учатся жить в мире, где насилие кажется неизбежным, а справедливость – недостижимой.
Возможно, дело именно в этом: философия Мартина Макдоны очень близка всем нам, живущим в России-2020. Нам понятно ощущение оставленности и беззащитности в реалиях, где вероятность счастливого финала исчезающе мала. И все же даже в этой мрачной «вселенной Макдоны» всегда есть место героизму: вся штука в том, что его героизм – это не бряцание оружием, не победа над врагом, не втаптывание обидчика в грязь, не месть и не утверждение своего «Я»; настоящие герои в фильмах Макдоны – это люди, которые не поддались злу, не соблазнились насилием, отказались участвовать в подлости. И это именно те качества, которые, пожалуй, сегодня приходят в голову в первую очередь, когда думаешь о героизме в России.
Пол Остер:Искусство проигрывать красиво
Полу Остеру было восемь, когда однажды после матча на выходе со стадиона он встретил своего кумира – бейсболиста Вилли Мэйса. Мальчишка попросил автограф, но с собой у него не было ни ручки, ни карандаша. «Прости, пацан, нет карандаша – нет автографа», – пожал плечами Мэйс и направился к выходу. Эта трагическая случайность, по словам самого Остера, предопределила его дальнейшую судьбу.
«После той ночи я всегда и всюду брал с собой карандаш, куда бы ни шел. Это стало привычкой – прежде чем выйти из дома, я проверял, есть ли у меня в кармане карандаш. Не то чтобы он был мне нужен, я просто не хотел выходить в мир неподготовленным. Однажды жизнь поймала меня врасплох, и я не мог допустить, чтобы такое повторилось.
С годами я многое понял, например: если ты носишь в кармане карандаш, то высока вероятность, что однажды у тебя появится соблазн использовать его по назначению.
Своим детям я рассказываю, что именно так и стал писателем».
В 1995 году Остер опубликовал «Красную тетрадь» – небольшой сборник невымышленных историй о странных событиях и совпадениях, и, кроме эпизода о карандаше, там был рассказ о писательнице Эми Тан. Остер хотел подарить свою книгу самой Тан и, наконец, настиг ее спустя много лет, аж в 2007 году на книжном фестивале в Ки-Уэст, штат Флорида, и вручил «Тетрадь» со словами: «Там есть рассказ и о тебе». Тан прочла ее в самолете, по пути домой, в Калифорнию. История о карандаше особенно поразила ее – и вот почему. Она жила в Бэй-Эриа, рядом с Сан-Франциско, и Вилли Мэйс, тот самый бейсболист, был соседом ее друзей. Как только самолет приземлился, Тан позвонила им и сказала: «Идите в книжный, купите “Красную тетрадь”, постучите в дверь Мэйса и прочитайте ему рассказ». Говорят, дослушав историю о карандаше, бейсболист расплакался.
На шестидесятый день рождения Эми Тан подарила Полу Остеру бейсбольный мяч с автографом Вилли Мэйса[58].
Пол Остер начинал с поэзии. Желание писать прозу ему надолго отбили на курсах писательского мастерства в Колумбийском университете[59]. Его учили, что роман должен быть продуман до мелочей, как идеально работающий механизм, и каждое предложение, каждое слово должно отдаваться эхом во всей его сложной архитектуре, а сюжетные нити в конце должны непременно сойтись в одной точке. Хвосты и лишних персонажей в тексте оставляют только дураки и неучи.