Потом до меня дошло, что книг недостаточно. Чтобы писать роман о морге, я должен знать, как этот самый морг выглядит изнутри. Ведь, если честно, все мои познания о моргах ограничивались стереотипами из американских сериалов. Свою историю я хотел поместить в Подмосковье и был уверен, что у, скажем, химкинских моргов довольно мало общего с моргами нью-йоркскими или лос-анджелесскими. Как выглядят холодильники для тел? Какого цвета плитка на полу и стенах? Какие там замки на дверях? Есть ли на окнах решетки? Чтобы двигаться дальше, думал я, мне необходимо сперва ответить на все эти вопросы. Я и раньше занимался сбором материала и фактуры для романов, но обычно все ограничивалось разговорами с врачами, антропологами и так далее. Но в этот раз я знал: разговоров недостаточно. Нужно не просто понять, как выглядит морг изнутри – а увидеть его непосредственно. Пройтись по коридорам, узнать распорядок дня, осмотреть замки и решетки на окнах (если они есть). Иными словами, я был должен взглянуть на морг глазами одного из своих героев и спланировать гипотетический захват заложников и возможные варианты развития событий.
Но это не так просто: в интернете нет сайтов, предоставляющих услугу «Экскурсия по моргам для самых любознательных», и, даже если просто рассказать кому-то об идее такой экскурсии, на тебя посмотрят как на умалишенного. Собственно, так и случилось: когда я спросил своего друга Ника, как бы мне попасть в морг, он первым делом спросил, хорошо ли я себя чувствую. А потом сказал: «Есть один верный способ, но тебе не понравится – работает только один раз».
Ник работает в кино, но образование у него медицинское, поэтому я и обратился к нему. Он позвонил знакомым и уже на следующий день написал мне, что если я не пошутил, то вот контакты, в понедельник в час дня меня ждут в морге города Х. Московской области.
Морг находится рядом с поликлиникой, на отшибе. Небольшое двухэтажное здание цвета топленого молока. Меня встречают патологоанатом Даниил Леонидович и его помощница Лаура. Моя экскурсия начинается с кабинета, в котором ведут учет, оформляют и выдают тела. В кабинете есть окошко, за ним – какое-то помещение.
– Там бюро ритуальных услуг, – объясняет Лаура. – Родные умершего приходят в бюро и через окошко передают мне паспорта и прочие бумаги. Такая процедура.
«Вот оно!» – думаю я. Именно так мои сектанты проберутся в морг. Нет никакой необходимости взламывать стальные двери, если есть вот такое окошко. Они достанут ключи от ритуального бюро, зайдут в него ночью и через окошко пролезут в помещение морга. Точнее, кто-нибудь один пролезет и откроет дверь изнутри. Лаура продолжает объяснять мне тонкости оформления документов покойников, а я гляжу на окошко и представляю, как сквозь него в морг проникает герой моей будущей книги. Окошко, надо сказать, достаточно большое – мужчина легко пройдет. Плюс никаких решеток – только стекло. Идеально.
Лаура ведет меня дальше по коридору, я запоминаю узор на плитке, запах и акустику помещения. Вдоль стенки в ряд стоят десять огнетушителей, на каждом написано: «МОРГ». Мы подходим к шлюзу, на двери висит листок А4 с надписью «ВНИМАНИЕ! КРАСНАЯ ЗОНА!». Из-за пандемии коронавируса, объясняет Лаура, морг пришлось разделить на зоны. Вход в красную только в спецкостюмах. Мы облачаемся в костюмы, и я чувствую себя персонажем фильма-катастрофы. На мне маска, шапочка для волос, перчатки, огромные бахилы – полный комплект. Как ни странно, в костюме не жарко, он легкий и совсем не стесняет движений. Лаура показывает мне специальное помещение, куда свозят тела особенно заразных мертвецов. Тут стоит холодильник на два тела. Он выглядит внушительно, совсем не так, как в американских фильмах. Он выкрашен, как и здание, в цвет топленого молока, сверху на двери начерканный фломастером ряд цифр – порядковый номер. Его дверь настолько тяжелая, что понадобилось целых две ручки. Лаура открывает холодильник – он пуст. Внутри две полки, одна над другой, и я ловлю себя на мысли, что они похожи на койки в плацкартном вагоне.
Мы идем дальше, я слышу тихие голоса и звон хирургических инструментов. В красной зоне нет дверей, и я на ходу пытаюсь придумать, как использовать эту деталь в книге. Я вижу в конце коридора людей в белых костюмах, склонившихся над… над тем, на что я не очень хочу смотреть. Лаура сворачивает направо, я – за ней. Вот оно – помещение с холодильниками. Два больших холодильника – на десять тел каждый, огромные двери, массивные, тяжелые, как в подлодке. Именно тут будет лежать тело гуру, за которым пришли мои сектанты. Я тут же представляю себе сцену, как они открывают холодильник и смотрят на мертвого лидера.
Мы выходим из помещения с холодильниками и – я не могу поверить, но – шагаем в прозекторскую, в то самое помещение в конце коридора. Мне хочется остановиться и сказать, что я не уверен, хочу ли это видеть, но уже поздно – мы здесь. Просторное помещение: два больших окна, две койки (или это столы?) из нержавеющей стали с раковинами у изножья; в раковинах лежат пилы и щипцы в пятнах крови. Над столами – хирургические лампы. Выглядит как операционная, только на столах – мертвые. Их двое – животы вскрыты, ввалились. Все органы лежат у их ног. Ноги в синих пятнах.
За левым столом патологоанатом Яна Яковлевна берет образцы селезенки и печени для анализов. Она тихо поет партию Кармен из оперы Бизе. У нее очень красивый голос, акустика помещения вообще располагает к пению, и я думаю, что, если напишу такое в тексте – патологоанатом поет оперным голосом, пока вскрывает тело, – никто не поверит. Решат, что пение я выдумал, чтобы придать сцене фактуры, как и тот факт, что имя помощницы патологоанатома – Лаура. Поверьте, это не отсылка к «Каменному гостю», ее действительно так зовут.
За правым столом патологоанатом Сергей осматривает вынутые из живота трупа органы. Он молчалив и сосредоточен, словно читает книгу. Мне приходится напомнить себе, что я наблюдаю за людьми, которые просто делают свою работу. Я стою в сторонке и пытаюсь как-то охватить, осмыслить и зафиксировать свои ощущения. Мне нехорошо – это точно, но не настолько, чтобы упасть в обморок. И в то же время я очень боюсь, что меня сочтут трусом, тряпкой, поэтому делаю шаг, приближаюсь к правому столу и смотрю на органы. Сергей спокойно объясняет:
– Делаешь надрез, выпиливаешь вот такой треугольник грудины, отсекаешь органы от стенок и потом вот так за язык и аорту вытягиваешь наружу весь комплект органов за раз. Очень удобная конструкция. Называется органокомплекс.
Я смотрю на органокомплекс. Он и правда начинается с языка, все органы гроздью висят на аорте, как виноградины на веточке. Проходит минута, еще одна, и, кажется, я уже в норме – только запах не дает покоя; его не так-то просто описать. Акутагава сравнивал миазмы с запахом гнилых абрикосов, но тут стоит запах сырого, несвежего, обветренного, залежалого мяса. Я уже знаю, что никогда его не забуду.
Главное не смотреть трупу в лицо, думаю я, с органокомплексом и телом я более-менее справился, с лицом сложнее.
Сергей, щурясь, разглядывает меня. Кажется, замечает, что я борюсь с собой. Ощущение, что меня взяли на слабо – ну что, писатель, хотел увидеть морг? Смотри.
Сергей подходит к голове трупа, берет за нижнюю челюсть, поворачивает и показывает мне трупные пятна вокруг уха. Он объясняет, что если пациент перед смертью несколько дней не вставал с кровати, то трупные пятна будут располагаться иначе, а на спине и боках появятся пролежни. Тело буквально прилипает к матрасу, покойника привозят прямо вместе с ним, их называют «наматрасниками». Замерзших зимой в сугробе называют «подснежниками».
Пока Сергей говорит, я смотрю на лицо покойника. Это мужчина за шестьдесят, седая щетина, волосы растрепаны, рот перекошен, глаза закрыты. Кожа изжелта-синяя, как кожура гниющего апельсина. Я хочу спросить, как его зовут, но стесняюсь. Мне хочется узнать, кем он был, чем занимался, но я молчу. Здесь, на столе, уже не он – это просто тело. Тут нет стыда и страданий, тут – работа. Я чувствую смятение, потому что мой мозг не может верно обработать поступающую от глаз информацию, я вижу то, что привык воспринимать как живое.
Мертвый человек выглядит как… как муляж.
Это слово вдруг возникает в мыслях, и я цепляюсь за него, начинаю перебирать воспоминания: где и когда я впервые прочел слово «муляж» применительно к трупу?
Я копаюсь в своей внутренней библиотеке.
Вот оно:
«Старик сидел за столом. Муляж. Неподвижный и чуть перекошенный на сторону. Розовый свет от абажура падал на широкое темное лицо, словно вырезанное из старого дерева, ввалившийся безгубый рот, остановившиеся, без блеска, глаза. И сейчас же Нунан почувствовал запах. Он знал, что это игра воображения, запах бывал только первые дни, а потом исчезал напрочь, но Ричард Нунан чувствовал его как бы памятью – душный, тяжелый запах разрытой земли».
Это цитата из «Пикника на обочине» братьев Стругацких. Главный герой романа Рэдрик Шухарт – сталкер, он водит людей на Зону, закрытую территорию, полную магнитных и гравитационных аномалий, и приносит с Зоны хабар – загадочные и иногда опасные для жизни артефакты. Одна из важных особенностей Зоны – она «оживляет» мертвецов. Однажды в дом главного героя приходит давно умерший отец, садится за стол и – просто сидит. Семья Шухарта живет дальше как ни в чем не бывало, словно покойник за кухонным столом – дело житейское. Шухарт общается с муляжом отца и выпивает с ним, хотя говорить мертвец неспособен, единственное, что он может сделать, – положить руку на стол.
«Старик медленно, деревянным движением, словно огромная кукла, поднял руку с колена и с деревянным стуком уронил ее на стол рядом со своим бокалом. Рука была темная, с синеватым отливом, сведенные пальцы делали ее похожей на куриную лапу».
Вообще, вся сцена с мертвецом из третьей части книги произвела на меня в юности неизгладимое впечатление. Я смотрю в перекошенное лицо лежащего на столе старика и думаю об отце Шухарта и о своем отце. Мое самое яркое воспоминание об отце – он пьяный сидит на кухне, неподвижный и молчаливый. Выпив водки, он сперва распалялся, был весел и разговорчив, а потом наступал момент, когда глаза его стекленели и он словно бы угасал, даже если он пытался что-то сказать, не мог произнести ни слова – только мычал.