– Так. Переходим к следующему… Отлично. А теперь я пойду огляжусь и… В общем, огляжусь, – закончил Ваймс и поспешил снова скрыться в темноте.
Пробившись сквозь толпу, он нырнул в узкий проход.
– Все в порядке, сержант, я заметил, как ты пробираешься сквозь стулья из гарнитура госпожи Резерфорд, – обрадованно затараторил Фред Колон, помогая ему подняться на ноги. – Ты остановил ее, сержант, будь уверен. Ты действительно… Урргх…
– Да, не стоит жать мне руку, пока я ее как следует не вымою, – сказал Ваймс, направляясь к колонке.
Он напряженно прислушивался к звукам с той стороны баррикады. Сначала все было тихо. Зато потом…
Некоторое время после его визита к волам особо ничего не происходило. Ну, если не считать того, что глаза животных сначала медленно-медленно сошлись к переносицам, после чего принялись наливаться кровью. Требуется немало времени, чтобы в голове вола начался какой-то процесс. Зато когда процесс пошел, его уже не остановить.
Мычание взяло старт с самой низкой ноты. Это был тот самый утробный, постепенно повышающийся звук, который разносился по древней тундре, сообщая первобытному человеку, что приближается обед или, быть может, смерть. Неважно, что именно, главное – оно охренеть какое злое. Это был крик души крупного зверя, который вдруг понял, что, невзирая на свои размеры, он слишком мал, чтобы вместить все переполняющие его чувства. И сейчас этот крик звучал дуэтом.
Поднявшись на баррикаду, Ваймс увидел, как люди со всех ног мчатся во все стороны. Потом вся Большая Мэри резко дернулась. Это выглядело не особенно впечатляюще – если не знать, что прямо сейчас туда-сюда прыгают целых две тонны дерева и железа. Затем раздался хруст, два заклиненных колеса Большой Мэри треснули, и в туче огня, щепок, дыма и пыли огромная махина повалилась набок.
Ваймс начал считать про себя и успел досчитать до двух, когда из клубов дыма выкатилось тележное колесо и покатилось прочь по дороге. Типичнейшая концовка любой аварии.
Впрочем, главное представление только начиналось. Волы, безнадежно запутавшиеся в обломках повозки и обрывках сбруи, превратились в одно разъяренное существо, лишь шесть из восьми ног которого могли нащупать под собой опору. Так вот, используя все доступные конечности, существо сумело развить поразительную скорость, стремительно удаляясь в противоположном от баррикады направлении.
А дальше по улице стояли другие волы, которых собирались использовать для решающего рывка. Теперь же эти животные с тревогой наблюдали за приближением двоих своих собратьев. Грохот рухнувшей Большой Мэри и без того перепугал их, а когда они к тому же ощутили надвигающийся на них запах страха и ярости, терпению волов пришел конец и они дружно затопали назад по улице – как раз туда, где выстроились лучники. Те, в свою очередь, обратились в бегство, налетев на подпиравшую их сзади кавалерию. Лошади никогда не испытывали особого расположения к вооруженным людям, а в последние минуты к тому же нервничали. И теперь они решили сбросить напряжение, вышибая дух из всех, кто подворачивался им под копыта.
Дальнейшее с баррикады было не видно, но всякие интересные звуки доносились еще достаточно долго.
Сержант Колон наконец захлопнул рот.
– Ну ни хрена себе… – пробормотал он с восхищением.
Где-то далеко разбилось стекло.
– Они вернутся, – сказал Ваймс.
– Да, но не все, – заметил Букли. – Отличная работа, сержант.
Ваймс обернулся и увидел, что Сэм смотрит на него широко открытыми, обожающими глазами. В этих глазах сержант Киль выглядел настоящим героем.
– Да ладно тебе, парень. Мне просто повезло, – отмахнулся Ваймс. – Но всякие маленькие хитрости действительно могут оказаться полезными. И никогда не бойся замарать руки.
– Но, сержант, мы ведь теперь можем победить! – воскликнул Сэм.
– Нет, не можем. Но можем оттянуть поражение до тех пор, когда будет уже не слишком больно. – Ваймс повернулся к остальным стражникам. – Все, ребята, за дело. Повеселились немного, но до рассвета еще далеко.
Новости разнеслись прежде, чем он успел спуститься с баррикады. Толпа встретила его ликующими криками и презрительными шуточками в адрес солдат. Мы им показали, да? Не понравился вкус холодной стали этим… другим анк-морпоркцам! И мы еще им покажем, верно?
И все это благодаря нескольким деревянным клиньям, свежему имбирю и огромной удаче. Второй раз такое уже не пройдет.
Хотя, может, этого и не понадобится. Ваймс попытался припомнить все, что знал о том заказном убийстве. Оно так и осталось неразгаданным. Ветруна убили в зале, полном людей, и никто ничего не заметил. Кто-то предположил, что без магии дело явно не обошлось, но волшебники горячо отрицали свое участие. Некоторые историки потом стали утверждать: мол, убийца смог подобраться к патрицию лишь потому, что окружавшие дворец войска были посланы против баррикад, но это все равно не давало ответа на вопрос. Того, кто сумел зарезать человека в ярко освещенной, полной народа комнате, вряд ли остановила бы охрана, болтавшаяся где-то на темных улицах.
Конечно, когда новым патрицием стал Капканс, никто уже не пытался докопаться до истины. Люди стали говорить нечто вроде: «Вероятно, правду мы так никогда и не узнаем», что в переводе Ваймса звучало как: «Я знаю или думаю, что знаю, правду, и надеюсь, что она никогда не станет известной, потому что все успокоилось, и хвала богам».
А что, если мы не проиграем?
Киль не убивал Большую Мэри. В том, другом настоящем ее не использовали. У армейских тогда хватило ума обойтись без нее. От этой машины мог бы быть прок в мелкой стычке с мирными жителями, но только полный дурак мог применить Большую Мэри против укреплений, обороняемых профессионально. Теперь машина превратилась в обломки, и атакующим придется придумывать новый план, причем быстро, потому что время не стоит на месте…
А что, если мы не проиграем?
Достаточно было просто держаться. У людей наверху очень короткая память. Ветрун таинственно погиб, да здравствует лорд Капканс! И все мятежники вдруг преображаются в борцов за свободу. А на кладбище появляются семь пустых могил…
Но тогда… сможет ли он, Сэмюель Ваймс, вернуться домой? А если Мадам права и ему предложат должность командора не в качестве взятки, а потому что он ее заслужил? Это ведь изменит всю историю!
Он достал портсигар и внимательно оглядел надпись.
«Так, давай прикинем, – думал он. – Если бы я не познакомился с Сибиллой, то мы бы не поженились и она не купила бы мне этот портсигар. Но ведь вот он, я вижу его…»
Он долго вглядывался в причудливую гравировку, ему уже почти хотелось, чтобы она исчезла. Но она и не думала исчезать.
С другой стороны, тот старый монах говорил, что случившееся остается случившимся. Перед мысленным взором Ваймса возникли Сибилла, Моркоу, Детрит и остальные, застывшие в некоем мгновении, у которого никогда не будет продолжения.
Он хотел вернуться домой. Хотел до дрожи. Но если ради этого придется отдать хороших людей на съедение тьме и заполнить те могилы, если для этого придется сражаться не в полную силу… Нет, такую цену он не готов заплатить.
Ваймс понимал, что на самом деле сам он ничего не решает. Решение родилось значительно глубже тех областей разума, где принимаются решения. Оно было его неотъемлемой частью, его сутью. Нет такой вселенной, где Сэм Ваймс в подобных обстоятельствах отказался бы сражаться. Потому что это был бы уже не Сэм Ваймс.
Надпись на серебре не исчезла, но расплылась – ему на глаза навернулись слезы. Ваймс плакал от злости, а злился по большей части на себя самого. Он ничего не мог поделать. Он не покупал билет, он вообще не хотел никуда ехать, но сейчас он отправился в путь, и до конечной остановки ему не сойти.
Что там еще говорил тот старый монах? Что история всегда найдет выход? Ну, раз так, ей придется здорово поломать голову, потому что теперь на ее пути встал Сэм Ваймс.
Он поднял голову и заметил, что молодой Сэм наблюдает за ним.
– Сержант, с вами все в порядке?
– В порядке, в порядке.
– Вы добрых двадцать минут сидели и рассматривали свои сигары.
Ваймс закашлялся, убрал портсигар и попытался сосредоточиться.
– Предвкушение – это часть удовольствия, – сказал он.
Ночь тянулась мучительно медленно. С баррикад у ворот и мостов поступали донесения о мелких стычках. Похоже, военные испытывали оборону на прочность, но всерьез атаковать не пытались. И все больше солдат дезертировали и присоединялись к защитникам.
Дезертиры продолжали прибывать еще и потому, что люди с практическим складом ума интуитивно сразу просчитывают складывающуюся экономическую ситуацию. На территорию Народной Республики Улицы Паточной Шахты не попало ни одно из важных строений города. Здесь не было ничего из того, что в первую очередь стараются захватить традиционные революционеры: ни чиновничьих контор, ни банков… Разве что несколько храмов. Республика была почти начисто лишена управленческих зданий.
На территории Республики сосредоточились исключительно маловажные и незначительные объекты. Например, весь район скотобоен, а также масляный и сырный рынки. Здесь находились табачные лавки, свечные заводики, бо́льшая часть фруктовых и овощных складов, хранилища зерна и муки. Таким образом, республиканцы, лишенные столь важных вещей, как правительство, банковские услуги и средства спасения души, были прекрасно обеспечены всякой не стоящей упоминания ерундой типа еды и питья.
Люди, как правило, готовы сколько угодно ждать спасения своей души, но обед, будьте любезны, подайте в течение часа.
– Подарок от одних ребят, которые хотели проехать через Расхлябанные ворота, сержант, – доложил сержант Дикинс, пригнав груженую повозку. – Сказали, забирайте, мол, а то все равно придется выкинуть, испортится ведь. Я передам все на полевые кухни?
– А что у тебя там? – спросил Ваймс.
– В основном бифштексы, – с усмешкой ответил старый сержант. – Но мне удалось именем революции вернуть свободу мешку лука! – Он заметил, как изменилось лицо Ваймса. – Нет, сержант, тот человек сам отдал мне его. Сказал, мол, всем есть хочется.