— Очень дешево.
— Большего он и не стоил. Но я должен вас предупредить. Скоро вы захотите, чтобы я разобрался с Килем.
— Полагаю, подобный ему не станет связываться с такими как Ветрун и Каченс?
— Он на своей собственной стороне. Он сам по себе — осложнение. Вы можете решить, что лучше бы ему… перестать все усложнять.
Громыхание кареты подчеркнуло тишину, последовавшую за этим замечанием. Теперь они ехали по более богатой части города; здесь было больше света, а за соблюдением комендантского часа, введенного для бедняков, следили здесь менее строго. Женщина, сидевшая напротив убийцы, погладила кошку, что лежала у нее на коленях.
— Нет. Он послужит кое-чему, — произнесла Мадам. — Все говорят о Киле. В мире, где все движутся кругами, он идет прямым путем. А прямой путь в мире виражей позволяет случиться многому.
Она снова погладила кошку. Та тихонько взвыла. Она была рыжей и выказывала поразительное самодовольство, хотя порой и чесала свой ошейник.
— Кстати говоря, — добавила она, — что там случилось с книгой? Мне не хотелось показаться излишне любопытной.
— А, это был чрезвычайно редкий том, который мне посчастливилось достать. О природе маскировки.
— Этот тупой верзила сжег ее!
— Да. Повезло. Я боялся, что он попытается ее прочитать, хотя, — Хэвлок изнуренно улыбнулся, — кому-нибудь пришлось бы помочь ему с длинными словами.
— Она была ценной?
— Бесценной. Особенно теперь, когда она уничтожена.
— А. Важная информация. Может, что-то о темно-зеленом цвете. Ты мне не расскажешь?
— Я мог бы. — Хэвлок снова улыбнулся. — Но тогда мне пришлось бы найти кого-нибудь, кто заплатил бы за ваше убийство.
— Тогда не говори. Но, мне кажется, Собачатник — это очень неприятная кличка.
— Если твое имя Ветинари, Мадам, то ты просто счастлив отделаться Собачатником. Вы не могли бы высадить меня подальше от Гильдии? Я пройдусь по крышам. Хочу навестить одного тигра, прежде чем… ну, вы знаете.
— Тигра. Как интересно. — Она снова погладила кошку. — Ты уже нашел свой путь?
Ветинари пожал плечами.
— Я знаю об этом уже несколько лет, Мадам. Но теперь вокруг дворца выставлено с полполка. Четверо или пятеро стражников у каждой двери, а посты нерегулярно проверяются патрулями. Я не смогу пройти мимо них. Просто дайте мне возможность пробраться внутрь, и тогда те люди, что будут там, перестанут быть проблемой.
Кошка потеребила лапой ошейник.
— А может у нее аллергия на бриллианты? — промолвила Мадам. Она подняла кошку. — У моей кисоньки аллергия на бриллиантики?
Хэвлок внутренне вздохнул, ведь он все-таки уважал свою тетю. Ему просто хотелось, чтобы она немного разумнее относилась к кошкам. Он инстинктивно чувствовал, что если уж, обсуждая интриги, ласкаешь кошку, то она должна быть белой, с длинной шерстью. Но никак не старым рыжим оборванцем с периодическими приступами метеоризма.
— Так что с сержантом? — спросил он, вежливо отодвигаясь вдоль сиденья.
— Полагаю, мне стоит познакомиться с мистером Килем как можно скорее, — ответила она. — Может, его удастся обуздать. Все начнется завтра вечером. Э… ты не против, если я открою окно?
В тот же вечер Низз, пошатываясь, возвращался в свою комнату, неплохо проведя время в Общем Зале Старост, как вдруг заметил, что один из факелов погас.
С быстротой, которая удивила бы любого, кто не заметил ничего, кроме его раскрасневшегося лица и нетвердой походки, он выхватил кинжал и всмотрелся в коридор. Он уделил внимание и потолку. Везде были лишь серые тени, и ничего больше. Иногда факелы просто гаснут сами собой.
Он сделал шаг вперед.
Когда он проснулся утром в своей постели, то списал головную боль на какой-то низкосортный бренди. И еще, какой-то скот разрисовал его лицо в оранжевые и черные полоски.
Снова начался дождь. Ваймс любил дождь. В это время преступлений совершается меньше. Люди предпочитают сидеть дома. В самые лучшие ночи его службы шел дождь, а он стоял в тени под покровом зданий, втянув шею так, что между шлемом и воротничком почти ничего не было видно, и вслушивался в серебристый шелест дождя.
Однажды он стоял так тихо, так незаметно, что сбежавший от своих преследователей грабитель прислонился к нему, чтобы перевести дыхание. А когда Ваймс ухватился за него и прошептал на ухо «Попался!», тот чуть не наделал в штаны, от чего его дорогая матушка терпеливо отучала его лет сорок назад.
Люди разошлись по домам. Зашитого Щербина проводили до дома в Новых Сапожниках, где Фред Колон терпеливо пересказал случившееся его родителям, излучая неподдельную честность. Лоуни, наверняка, прослушивал шумы в подушке.
Дождь журчал в водостоках, и лил из пастей горгулий, и кружил в канавах, и заглушал все звуки.
Бесполезная это штука, дождь.
Ваймс взял бутылку лучшего имбирного пива миссис Арбитр. Он помнил его.
Газа в нем было больше, чем в аду, и потому оно пользовалось огромнейшей популярностью. Мальчишка, при должных тренировках, мог прорыгать весь первый куплет гимна города после одного-единственного глотка. А это очень важный признак твоего положения в обществе, когда тебе всего восемь лет.
Для этого задания он выбрал Колона и Вади. Он не хотел вовлекать юного Сэма. Вовсе не потому, что планировал что-то незаконное, просто оно и цветом и запахом напоминало что-то подобное, а Ваймсу не хотелось бы ничего объяснять.
Камеры были старыми, гораздо старше, чем здание над ними. Железные решетки были довольно новыми, но они не занимали все пространство. С другой стороны арки находились и другие подвалы, в которых не было ничего, кроме крыс и мусора, но, что очень важно, их нельзя было увидеть из этих камер.
Ваймс приказал пронести мертвого арбалетчика мимо них. В этом не было ничего такого. Полночь, мерзкая погода, вовсе незачем будит служащих в морге, когда есть холодный подвал.
В замочную скважину он следил, как тело проносят мимо камер. Это вызвало некоторое волнение, особенно у того, кого он первым притащил сюда. Другие двое казались людьми, что повидали много мерзостей, за которые платили деньги; грабеж, или убийство, или работа копов — для чего бы их не нанимали, звучало для них одинаково, и они научились не обращать особого внимания на смерть, только если это не их собственная.
Первый же начинал нервничать.
Ваймс прозвал его Хорьком. Его черная одежда была лучше, чем у других; кинжал был дорогим, а на его пальце Ваймс заметил серебряное кольцо в виде черепа Смерти. Другие двое были одеты невзрачно, а оружие их было не особенно красивым, но зато практичным.
Ни один настоящий наемный убийца не пойдет на дело в драгоценностях. Они опасны и могут сверкнуть в неподходящий момент. Но Хорек хотел показаться важным человеком. Может, прежде чем выйти на улицу, он внимательно рассматривал себя в зеркале, дабы убедиться, что выглядит круто. Он был из тех кретинов, которых вышибали из бара за то, что они показывали свой кинжал дамочкам.
Короче говоря, у Хорька были большие мечты. У него было воображение.
Что ж, вот и отлично.
Стражники вернулись и взяли пакеты, которые приготовил Ваймс.
— Запомните, делаем все быстро, — сказал он. — Они взволнованы, они устали, никто не пришел за ними, и они только что видели тело своего очень даже мертвого коллеги. Нам не нужно, чтоб у первых двух было время все обдумать. Все понятно?
Они кивнули.
— А мелкого оставим напоследок. Чтобы времени у него было предостаточно…
Хорек обдумывал свое положение. К сожалению, оно ему не очень-то нравилось.
Он уже поговорил с другими двумя. Они должны были его вытащить. Да на них даже одежда была безвкусной. Но ведь эта чернь никогда не действует наудачу. Всем известно, что они всегда отваливают. Никогда даже не предполагалось, что они будут драться или проявлять сообразительность. Они…
Главная дверь в камеры распахнулась.
— Время для имбирного пива! — проревел кто-то.
И мимо пробежал стражник с ящиком бутылок и исчез в соседних камерах.
Здесь не было очень-то много света. Хорек прижался к стене и увидел, как два стражника открыли дверь в соседнюю камеру, вытащили скованного человека и толкнули его за угол.
Голоса отдавались слабым эхом.
— Держи его! Ноги, ноги держи!
— Все! Давай бутылку! Встряхни хорошенько, иначе не сработает!
— Итак, дружок. Хочешь нам что-нибудь рассказать? Твое имя? Нет? Что ж, как знаешь. Именно сейчас нам не особо интересно, будешь ты говорить или нет.
Раздался громкий хлопок, шипение, а потом… крик, исполненный боли.
И прежде чем он затих, дрожащий Хорек услышал чей-то голос:
— Быстро второго давайте, пока капитан нас не засек.
Он снова съежился у стены, а два стражника ворвались в следующую камеру, вытащили отбивающегося заключенного и толкнули во тьму.
— Итак. Один шанс. Будешь говорить? Да? Нет? Уже поздно!
Еще один хлопок, снова шипение, новый крик. Он был громче и дольше и закончился каким-то булькающим звуком.
Хорек сполз по стене, сунув пальцы в рот.
За освещенным лампой углом Колон подтолкнул Ваймса и, сморщив нос, указал вниз.
Между камерами была вырыта канава, вроде примитивной уступки гигиене. Теперь по нему текла тонкая струйка. Хорек занервничал.
Попался, подумал Ваймс. Но для хорошего воображения нужно больше времени. Он чуть наклонился вперед, и двое других с надеждой приблизились к нему.
— Итак, — тихо прошептал он, — у вас уже был отпуск?
Через несколько минут он поднялся, подошел к последней занятой камере, отпер дверь и схватил Хорька, который пытался вжаться в угол.
— Нет! Пожалуйста! Я расскажу вам все, что вы хотите! — закричал человек.
— Вот как? — ухмыльнулся Ваймс. — И какова скорость вращения луны?
— Что?
— А, тебе нужно что-нибудь попроще? — Ваймс вытащил человека из камеры. — Фред! Вадди! Он будет говорить! Тащите блокнот!
Все заняло полчаса. Фред Колон никогда не умел писать быстро. А когда мучительные звуки его усилий завершились последней точкой, Ваймс произнес: