Тогда это был не Раст. Он едва припоминал какого-то глуповатого капитана. Все эти маленькие изменения… к чему они приведут?
Готов поспорить, его только что произвели в капитаны, подумал Ваймс. Сколько же я жизней спасу, если сейчас случайно отрублю ему голову? Достаточно лишь посмотреть в эти голубые глаза, на эти идиотские кудрявые усы. А ведь он станет еще хуже.
— Вы Киль? — Голос был похож на лай собаки.
— Да, сэр.
— Я посылал за вами час назад.
— Да, сэр. Но я был на дежурстве всю ночь и все утро, и столько всего нужно было…
— Я считаю, что приказам должно подчиняться незамедлительно, сержант.
— Да, сэр. Я тоже, сэр. И потому…
— Дисциплина начинается сверху, сержант. Люди подчиняются вам, вы подчиняетесь мне, я — своему начальству.
— Рад слышать, сэр. — У Раста была та же твердая хватка и в вежливости.
— Что там творится во дворе?
Ваймс поплыл по течению…
— Поднимаю мораль, сэр. Вселяю эспридекор[Дух единства (фр.)].
… и налетел на рифы. Раст поднял брови.
— Зачем? — спросил он. — Они должны делать то, что им приказывают, как и вы. Дружеские объятия в это не входят.
— Товарищество помогает в работе. Знаю на собственном опыте.
— Вы таращитесь на меня, Киль?
— Нет, сэр. Это выражение искреннего сомнения, сэр. «Таращиться» на четыре ступеньки выше этого, сразу после «забавного взгляда», сэр. Согласно военному обычаю и практике, сэр, сержанту дозволено все, вплоть до выражения проницательно…
— Что это за шапка на ваших нашивках?
— Это значит «караульный пристав», сэр. Они были особым родом полицейских.
Капитан что-то буркнул и взглянул на лежащие перед ним бумаги.
— Лорд Ветрун получил необычную просьбу произвести вас в лейтенанты, сержант. От Каченса, капитана Неназываемых. А его светлость прислушивается к капитану Каченсу. Да, и он хочет перевести вас к Неназываемым. Лично я считаю, что он спятил.
— Здесь я с вами согласен на все сто, сэр.
— Вы не хотите стать лейтенантом?
— Нет, сэр. Слишком много для Дика и слишком мало для Ричарда, сэр, — ответил Ваймс, фокусируя взгляд в нескольких дюймах над головой Раста.
— Что?
— Ни то, ни другое, сэр.
— А, так вы хотите стать капитаном, да? — злобно ухмыльнулся Раст.
— Нет, сэр. Я не хочу быть офицером, сэр. Я теряюсь, когда на столе лежит больше одного ножа и вилки, сэр.
— Не думаю, что из вас вышел бы хороший офицер, сержант.
— Нет, сэр. Благодарю, сэр. — Старый добрый Раст. Юный добрый Раст. Та же необдуманная грубость, скрывающаяся под маской откровенного разговора, та же твердолобость и все та же мелочная злоба. Любой сержант, достойный своих нашивок, способен понять, как это использовать.
— Хотя я не против перевода к Особым, сэр, — высказал он. Это был блеф, но заходить далеко он не собирался. На Раста можно положиться.
— Полагаю, вам и впрямь бы этого хотелось, Киль, — ответил Раст. — Не сомневаюсь, вы веревки вили из этого старого дурака, Тильдена, и вам не нравится, что новый капитан держит руку на пульсе, а? Нет, вы, черт возьми, останетесь здесь, ясно?
Замечательно, подумал Ваймс. Порой это все равно, что смотреть, как оса садится на крапиву: кого-то ужалит, а тебе нет до этого никакого дела.
— Да, сэр, — сказал он вслух, все еще смотря вперед.
— Вы брились сегодня?
— Нельзя, сэр, — соврал Ваймс. — Наказ врача. Швы на лице, сэр. Могу побрить только половину, сэр.
Он стоял неподвижно, пока Раст нехотя рассматривал его. Рана все еще болела, и Ваймс пока не осмелился снять повязку.
— Ударились своим же колокольчиком, да? — хмыкнул капитан.
Ваймс дернул пальцами.
— Очень смешно, сэр, — произнес он.
— А теперь постройте людей, Киль. Поторопитесь. Я спущусь через минуту. И пусть этот идиот с плоским носом очистит конюшню.
— Сэр?
— Скоро приведут мою лошадь. И я не хочу видеть там вашу клячу.
— Что, выставить Мэрилин, сэр? — Ваймс был искренне поражен.
— Это приказ. И он должен подчиниться.
— Что вы хотите, чтобы он с ней сделал, сэр?
— Мне все равно! Вы сержант, у вас есть приказ. Здесь ведь есть скотобойни? Люди же должны что-то есть, так?
Ваймс мгновение колебался. Потом отдал честь.
— Так точно, сэр.
— Знаете, что я видел по дороге сюда, сержант?
— Не представляю, сэр, — отозвался Ваймс, смотря прямо вперед.
— Люди строили баррикады, сержант.
— Сэр?
— Я знаю, что вы меня слышали!
— Ну, этого и следовало ожидать, сэр. Такое уже случалось. Люди нервничают. До них доходят слухи о толпах и вышедших из подчинения солдатах. Они пытаются защитить свою улицу…
— Это вопиющее неподчинение правительству! Люди не могут брать закон в свои руки!
— Ну, да. Но такие вещи проходят сами собой…
— Боги, и как только вас повысили до сержанта?
Ваймс знал, что должен остановиться на этом. Раст был дураком. Но сейчас он был юным дураком, что можно простить. Может, если заняться им пораньше, то можно довести до идиота.
— Порой стоит… — начал он.
— Прошлой ночью на все штабы стражи были совершены нападения, — говорил Раст, игнорируя его. — Но не на этот. Как вы это объясните? — Его усы ощетинились. Избежание нападения было первым доказательством бесхарактерности Ваймса.
— Это было…
— На сколько мне известно, один человек попытался напасть на вас. Где он сейчас?
— Не знаю, сэр. Мы перевязали его рану и отвели домой.
— Вы его отпустили?
— Да, сэр. Он… — Но Раст всегда перебивал, задавая вопрос, ответ на который он в общем-то и перебивал.
— Почему?
— Сэр, потому что в то время я посчитал…
— Вы знаете, что ночью убили троих стражников? По улицам шастали банды! Так что было введено военное положение! Сегодня мы покажем им твердость руки! Соберите людей! Сейчас же!
Ваймс отдал честь, развернулся и стал медленно спускаться по ступеням. Он не стал бы спешить навстречу неприятностям.
Твердость руки. Точно. Банды на улицах. Мы совершенно ничего не делали, когда они были простыми преступниками. А когда на обеих сторонах оказались безумцы и идиоты, и все уравновешено… что ж, неприятности легче всего найти, если их ищет достаточное количество людей.
Одним из тяжелейших уроков в жизни Сэма было узнать, что те, кто был в ответе, не отвечали ни за что. Что в правительстве не было людей с хваткой, и что планы составляются теми, кто не умеет думать.
Большинство стражников толпились у лестницы. Мордачу хорошо удавались разговоры на беспокойные темы.
— Приведите себя в порядок, парни, — сказал Ваймс. — Капитан будет здесь через несколько минут. Пришло время показать свою силу.
— Какую силу? — переспросил Билли Виглет.
— А, Билли, будет вот что: злостные революционеры, лишь увидев нас, зароются обратно в свои норы, — ответил Ваймс. И тут же пожалел об этом. Билли не понимал иронии. — Я имею в виду, что мы проветрим свою форму, — перевел он.
— Из нас котлету сделают, — вставил Фред Колон.
— Только если мы не будем держаться вместе, — ответил Сэм.
— Точно, — кивнул Ваймс. — Кроме того, мы хорошо вооружены, и будем находиться среди горожан, которые, по закону, безоружны. Если мы будем осторожны, то сильно не пострадаем.
Еще один неверный ход. Черный юмор стоит преподавать в школе, подумал он. Кроме того, вооруженные люди могут попасть в беду, если невооруженные люди сильно разозлены, особенно, если улицы выложены каменными плитами.
Он услышал, как вдалеке часы пробили три. Этим вечером улицы взорвутся.
Согласно книгам по истории, все началось на закате с одного выстрела. Один из пехотных полков будет стоять на поле Куриного Выводка, ожидая приказов. И за ним будут наблюдать люди. Солдаты всегда привлекают аудиторию: впечатлительных детей, вездесущую анкморпоркскую толпу и, конечно, дам с определенными торговыми наклонностями.
Толпы там не должно было быть, говорили потом. Но где же ей быть еще? Поле — популярное место. Единственный зеленоватый уголок в городе. Там играли в разные игры и, конечно, всегда можно поглазеть на висельника. А солдаты были обычными пехотинцами, чьими-то сыновьями и мужьями, просто отдыхали и выпивали.
Ну, это уж точно — потом говорили, что солдаты были пьяны. И что они не должны были быть там. Мда, именно в этом и была причина, решил Ваймс. Никого не должно было там быть.
Но они были, а стрела попала капитану в живот, и он упал на землю, и кто-то из лучников выстрелил в ту сторону, откуда она прилетела. Так было написано в книгах. Они стреляли в окна, откуда выглядывали люди. Может, выстрелили все же оттуда.
Некоторые стрелы не долетели, другие — наоборот. И кое-кто выстрелил в ответ.
А потом одна за другой стали происходить ужасные вещи. Они все равно уже должны были начаться. Напряженность распрямилась, точно огромная пружина, рассекая город.
Заговорщики были, это уж точно. Некоторые были обычными людьми, которым просто все надоело. Были молодые бедные люди, которым не нравилось, что всем заправляют те, кто стар и богат. Кому-то просто хотелось подцепить девчонку. Но были и идиоты, столь же безумные, как и Каченс, так же косно и неопределенно относившиеся к миру, и были они на стороне того, что называли «народом». Ваймс прожил свою жизнь на улице и встречал нормальных людей и дураков, и тех, кто мог забрать пенни у слепого попрошайки, и людей, которые творили маленькие чудеса или ужасные преступления за крошечными окнами своих домов, но он никогда не видел Народ.
Люди на стороне Народа всегда разочаровывались. Они понимали, что Народ не стремился быть благодарным или признательным, или дальновидным, или же просто подчиняться им. Народ оказывался узкомыслящим и консервативным, и не особо умным, и даже не доверявшим доводам разума. И тогда дети революции сталкивались с вечной проблемой: дело не в том, что у тебя не то правительство, что казалось очевидным, а в том, что народ не тот.