Когда БТР снёс какой-то утлый сарай и вырвался на простор, у западных ворот приплясывали семеро, изображая из себя дезориентированных и растерянных: они бранились; метались взад, вперёд. Когда из-за сараев попёр неприятель, люди стали кричать от страха, бросились внутрь через разомкнутые створы. Пулемёт с БТРа врезал очередью – она прошила законопаченное дерево. Пехота валила через пустырь, бронетранспортёр обогнул бегущих, вырулил в левый проезд и помчался по нему, спеша перекрыть дорогу тем, кто собрался выбежать через восточные ворота. Он бы успел это сделать, имеется у ребят Уфимцева соответствующее желание. БТР совершил резкий разворот, возникнув у ворот, спрыгнули четверо солдат, засели за броней, но из ворот никто не выходил – вся семёрка осталась внутри. Пулемётчик поливал огнём амбар: пули крупного калибра разбивали доски, в иной ситуации немцы не стали бы задерживаться, оставили бы отряд, чтобы разобраться с кучкой русских и пошли бы дальше. Но основные силы ещё не подошли и, возможно неприятель решил, что других выживших нет. Пехотинцы окружили амбар, залегли: четверо солдат подкрались к приоткрытым западным воротам; длинноногий военнослужащий отстегнул от пояса колотушку, сделал несколько шагов почему-то на цыпочках, забросил её внутрь – вся компания пустилась на утек. Одинокая граната взорвалась в пустом пространстве и ничего не произошло. По команде офицера солдаты подняли карабины и отправились в путь. У восточных ворот происходило примерно тоже: немцы не были дураками, догадывались, что внутри подстерегает засада.
– Ну давай, Петренко! – выдохнул Шубин, приподнимаясь в бурьяне.
Красноармеец хищно осклабился, повернул компактный рубильник – спасибо сапёрам, не по жадничали: в пустых отсеках, в центральной части житницы, были заложены шесть килограмм тротила. Провод от ворот тянулся в бурьян, взрыватель срабатывал от электрической искры. Схему разработали перед рассветом, но не были уверены, что её удастся воплотить в жизнь, а оказалось, что все выполнимо. Провод немцы не заметили, скопились у амбара в достаточном количестве. Замкнулось электрическая цепь, сдетонировал заряд, таким количеством тротила можно было подорвать небольшую крепость. Амбар разнесло по доскам, обломки крыши взвились в воздух, огромный сноп пламени взметнулся ввысь. Те, кто оказался рядом с амбаром в зависти не нуждались, а их было не меньше двадцати: взрывной волной унесло всех, кто находился в округе. Вылетели ворота с обоих концов, вспыхнул бронетранспортер, с него спрыгнул объятый пламенем водитель, стал кататься по грязи, пронзительно визжа. Остальные даже не попытались покинуть машину – прийти на помощь оказалось некому. Пехотинцы дружно полегли, полз оборванный солдат с обожженным лицом, подтягивался на руках, беззвучно открывал рот. Праздничный салют успешно состоялся, от амбара осталась груда досок. Окружающее пространство представляла жалкое зрелище: соседние строения охватило пламя; чадил БТР; валялись обугленные тела; гоготали в полный голос, окопавшиеся в бурьяне бойцы. Красноармеец Петренко исполнял зажигательный танец лёжа на спине и в этот момент напоминал жука, перевёрнутого панцирем вниз. За судьбу товарищей переживать не стоило: ещё перед рассветом обнаружили вход в подвал внутри амбара, а из него подземный проход в расположенное по соседству овощехранилище – до последнего разрушения не дошли, здание уцелело, зияли повреждения в кирпичной кладке – примета бесхозяйственности, а не войны. Овощехранилище окружали горы мусора, трава по пояс, неподалёку околица и люди сержанты имели все шансы убраться незамеченными.
Радоваться было преждевременно: нарастал гул, боевая техника переправлялась через реку, места мёртвых занимали живые. На подходе к амбару уже звучали встревоженные крики. Шубин шикнул на своих ликующих бойцов: «Не к месту разгулялись, плохая примета».
Требуемое время группа продержалась – можно отступать. По команде пять человек бросились к плетню.
Глава шестая
Разъяренные каратели прочесывали деревню: колхозное строение уже зачистили, сжигали постройки из огнемётов – западную окраину Краснухи затянул смрадный дым. В деревне была всего одна улица и несколько переулков. Населённый пункт был растянут, до войны здесь проживала тысяча сельчан. По деревенской дороге ползли бронетранспортеры, пулемётчики вели огонь по всем подозрительным объектам: разнесли стенд наглядной агитации; сбили красный флаг с сельсовета; прошлись огнем по второму этажу упомянутого здания, сыпались стекла из оконных переплётов. Солдаты шли по обочинам, увязая в грязи, костерили российское бездорожье. Подтянулись на грузовике бойцы огнемётного подразделения, спешились, стали облачаться в амуницию – через минуту пылало здание клуба, следом почта, телеграф, затем дошла очередь до сельсовета. Вдоль дороги дул сильный ветер – пламя перекинулось на соседние строения, солдаты брезгливо воротили носы. Сопротивление никто не оказывал, да и мирных жителей в деревне не было, за исключением нескольких пенсионеров, которым некуда было уезжать – военнослужащие расслабились, потеряли бдительность.
БТР выехал на середину дороги, устремился к восточной окраине – взрыв прогремел под колёсами: машину подбросило, развернуло поперёк дороги, сработала противотанковая мина, зарытая ещё утром, установили две – трудно рассчитать, где именно пройдут колёса. Расчёт оказался верен: БТР превратился в огненный факел, обожженные люди посыпались с брони, корчились от боли, днище пробило мощным зарядом, ахнул боекомплект. Последовал второй взрыв и подбитая машина скрылась за густой пеленой. Пехотинцы присели от неожиданности, потом схлынули к ограде. Бесновался офицер во втором эшелоне: требовал принятия немедленных мер, но противник на войну не явился.
Подошёл второй БТР, встал на безопасном удалении, открыл огонь по видимой части деревни: сыпались стёкла, разлетелась поленница с дровами, загорелась солома стрехе и ветер перекинул её на соседний сарай. Повинуюсь окрику, поднялись солдаты, в темпе двинулись дальше. Из палисадников, по обеим сторонам дороги, полетели гранаты, что стало ещё одним сюрпризом: гремели взрывы; падали солдаты, нашпигованные осколками; выжившие побежали обратно. Глеб выбрался из под кучи соломы, побежал по грядке, увязая в мокрой земле – грязь липла к сапогам, ноги обрастали тяжестью, стрелять из-за штакетника было неудобно, но пришлось: сверкали пятки убегающих солдат. Он выпустил длинную очередь, свалил кого-то, а затем и сам повалился, когда обнаружил, что пулемётчик целится именно в него. Возможно у страха глаза велики, но пули носились где-то рядом – трясли одичавшую малину, затем стрелок развернул пулемёт. Глеб приподнялся – он находился на заброшенном огороде, причём забросили его давно: грядки обросли сорняками, валялась жёлтая, прошлогодняя ботва. Дощатая халупа просвечивала в глубине участка – прятаться там не было резона.
Судьба разбросала разведчиков: каждый контролировал свой участок и собственным ходом выбирался из деревни. Немцы перестроили порядки, надрывался старший. Через дорогу мелькнули две фигуры в маскхалатах, они бежали по грядкам, а когда немцы стали хлестать вдогонку, дружно залегли. Солдаты вермахта приходили в себя, снова шли по улице, автоматчик прилип к забору, стрелял по неподвижным бугоркам. Привстал Петренко, швырнул гранату, удача изменила – он рухнул замертво ещё до того, как она упала на землю – автоматчик залег и взрыв не доставил хлопот. Поднялся второй разведчик и, пользуюсь дымовой завесой, побежал к ближайшему сараю. Шубин втиснулся в узкий проход между грядками, пробороздил его носом, обогнул растерзанную поленницу. Его заметил чей-то зоркий глаз, выстрелил вдогонку, но поленница уже осталось за спиной. Лейтенант энергично полз, погоня отсутствовала – немцы заинтересовались кем-то другим. Шубин кубарем скатился в яму, отдышался в облетевшей жимолости: ягоды в этом году никто не собирал, они гнили на голой земле, въедались в руки и колени, оставляя фиолетовые разводы. Дыру в частоколе пришлось проделывать ногой – хватило удара пяткой: треснули хлипкие деревяшки, он перелез к соседям, пробежал за утлой постройкой с трубой, полз по бурьяну, закусив губу.
Усилилась стрельба на другой стороне дороги – немцам никто не отвечал, взорвалась граната. По дороге пробежали, громко топая, несколько человек: за кем они охотились? Где все? Людей разбросало и основная масса выживших оказалась в другой части деревни. Возможно кто-то уже вырвался, поджидает товарищей за восточной околицей. Шубин полз по грязной земле, за ржавыми лопухами. У противника не хватало сил пройти облавой всю деревню: работали избирательно – там, где видели для себя угрозу. Ещё три участка – на подворье не было, ни людей, ни животных.
До окраины осталось несколько дворов: терпение отказало, он двинулся короткими перебежками – остались незамеченными. Набежавшие тучи потемнели, нахмурилось небо, усилился ветер: он гнул кусты вдоль дороги, исполнял какофонию рваными листами жести. Дождь стартовал мелкими каплями, плавно усилился, застучал по земле. Видимость закрыла косая пелена, стало темно как поздним вечером – не сбылись предполагаемые прогнозы. Стрельба в деревне затихла, сзади надрывался двигатель, кричали солдаты – немецкий аналог «раз-два взяли», пытались стащить с дороги подбитый бронетранспортер: радостные крики возвестили, что это удалось.
Шубин перешёл на бег, споткнулся о какую-то доску, чуть не насадил переносицу на торчащий гвоздь – это сельскохозяйственное бытие начинало утомлять. Околица находилась рядом, темнел лес за пеленой дождя. Мглу на востоке прорезал яркий свет: он становился ярче, разгонял муть – шла колонна грузовых машин, её сопровождали мотоциклисты. Немцы обошли деревню, видимо, нашёлся ещё один брод и часть переправившихся войск свернула в Краснуху. Не давал покоя вопрос: что им это деревня? Единственный объект, через который проходит сравнительно сносная дорога на восток? – но тогда им придётся ремонтировать мост или укладывать понтоны, впрочем, это не проблема, учитывая современный уровень развития военной инженерии.