Разведчики проводили её глазами, а когда нелепое сооружение скрылось за поворотом, стали шевелиться, выражались исключительно бранью.
– В натуре, товарищ лейтенант, бешеная табуретка! Додумались же, черти!.. – проворчал Шуйский.
Прошло несколько минут и пулемётная грохот порвал тишину – акустика в районе полотна была необычная, звуки отражались от стены леса, вибрировали, дробились на тона. Стрельба продолжалась секунд тридцать, потом всё стихло: стреляли, по видимому, с дрезины. Разведчики ускорили шаг, за поворотом их взорам предстало печальное зрелище: дрезина ушла дальше, на насыпи осталось несколько тел – их посекли из пулеметов. Люди пытались переправиться на другую сторону полотна, но дрезина выскочила внезапно, как чёрт из табакерки, плюс ещё эта акустика со своими злыми шутками. Это были несколько гражданских, четверо в красноармейской форме, они пытались спастись бегством, но пулемётчики на платформе не спали – им было всё равно кого расстреливать. Шубин спустился вниз, смотрел стиснув зубы на мальчишку лет восьми: даже после смерти он держал за руку молодую женщину с растрёпанными волосами, возможно мать, вся семья погибла одновременно; третья женщина была в годах, но чертами лица очень походила на молодую женщину – все трое лежали под откосом. Красноармейцы пытались их вытащить, но безуспешно. Даже стреляли по платформе из трёхлинеек, что у немцев могло вызвать только гомерический хохот. Разведчики постояли пару минут, потом дружно вздыхая, стали карабкаться обратно в лес.
– Встретим дрезину, всех убьём к чёртовой матери! – пообещал Уфимцев. – Согласны товарищ лейтенант? Деток маленьких убивать, это же не люди…
С дрезиной столкнулись за очередным поворотом: она стояла, из нутра броневика доносился металлический лязг – двигатель заводился и глох. Разведчики перебежали, залегли на краю леса…
– Товарищ лейтенант, вот же они, сволочи! – задыхался от волнения Уфимцев. – Давайте оприходуем, вы же обещали! Что мы теряем?
Видимо в пути случилась поломка и не век же воевать против малых деток – отдыхать тоже надо. С плотна доносился смех: несколько солдат спрыгнули с платформы, справляли малую нужду. Из чрева дрезины выбрались двое в утеплённых комбинезонах, закурили. Лязг не умолкал: механик остался внутри и работал разводным ключом.
– Шлясер, долго ещё? – крикнул офицер в фуражке и чёрных перчатках. Он перегнулся с края платформы, постучал кулаком по броне.
– Скоро сделаю, герр Кацнер! – донёсся из дрезины глухой голос. – Покурите пока, тут небольшая протечка – опасно дальше ехать.
Немцы не чувствовали опасности – этот участок они исколесили взад-вперёд, несколько трупов на насыпи – просто развлечение, не принимать же всерьез эти винтовки 19-го века. Спрыгнули ещё трое, не стали далеко уходить, расстегнули штаны, а когда закончили свои дела достали сигареты, увлеклись приятной беседой. На платформе остался один пулемётчик: он наблюдал за местностью, медленно поворачивая голову в каске. Около десятка солдат столпились рядом с платформой, над головами вился дымок. Офицер предпочёл не покидать платформу, стоял с задумчивым лицом, наслаждался видами осеннего леса. Минуты через две распахнулась крышка люка, на башню выбрался механик с довольной миной:
– Закончил, герр Кацнер, можно ехать!
Прицельная очередь швырнула его обратно в люк, вторым повалился офицер, причём красиво: перевалился через край платформы, проделав ногами «ножницы». Члены экипажа в комбинезонах бросились к дрезине и дружно полегли под колёсами, пулемётчик на платформе тоже долго не протянул, только и успел перед смертью развернуть свой единый, общевойсковой MG-34, рассыпалась кучка солдат, коротающих время в неспешной беседе. Огонь из четырех автоматов бил их наповал: падали дружно, не успевая схватиться за оружие, катились с насыпи. Двое, впрочем, успели произвести по паре очередей, один даже присел, высунув от страха язык, потом схватился за простреленное плечо, горласто закричал – вторая пуля вбила его точно кувалдой в узкое пространство между рельсами и платформой. Двое побежали в обход платформы, чтобы спрятаться с безопасной стороны: один упал на рельсы, дёргал ногами; второй споткнулся о товарища, растянулся, ударившись челюстью о рельс. Оборвалась стрельба, люди выразительно молчали, застонал раненый, начал приподниматься – сержант Уфимцев проворчав: «Он мой!» плавно оттянул спусковой крючок – полутруп тряхнул ногами и превратился в окончательной труп.
– Спасибо, товарищ лейтенант! – выдохнул сержант. – Дали отвести душу.
– Не забывай, что хорошего помаленьку, – предупредил Шубин.
– А что, товарищ лейтенант, может прокатимся? – внёс интересное предложение Шуйский. – На танке, велосипедах катались, от чего бы на дрезине не покататься? Нам всё равно в ту сторону, других немцев там нет… Охота ноги сбивать?
– Товарищ лейтенант, я когда срочную служил, был оператором наводчиком на Т-26, – вспомнил Курганов. – Иногда механика водителя замещал… Неужели с этой «табуреткой» не справлюсь?
– Всем к дрезине! – скомандовал Шубин. – Да осторожнее мужики, посматривайте по сторонам.
Ощущения были, мягко говоря, необычные, посмеивался Кошкин, гнездясь за немецким пулеметом: дескать, жизнь разведчика конечно коротка, но такая насыщенная. Курганов справился с управлением, завёл адскую машинку, невзирая на язвительные остроты товарищей. Дрезина двигалась рывками, наращивая скорость, колёса стучали по стыкам, платформу безжалостного трясло.
– Олег, не гони! – закричал Уфимцев. – А то сбросишь нас, к чёртовой маме, на повороте!
Ленточки рельсов плясали перед глазами, дорога несколько раз уходила в поворот, лесные массивы возвышались со всех сторон, вплотную подбирались к полотну. Разведчики разлеглись за мешками, стонали от блаженства – какое счастье, когда тебя везут! Люди основательно пополнили боезапас, позаимствовали у немцев какие-то консервы, несколько бутылок шнапса. Шуйский робко предложил подкрепиться, на что последовал суровый ответ: в Красной Армии не пьют! И надолго воцарилась удивлённое молчание. Никто не высовывался, наблюдали за местностью через амбразуры в мешках. Были ли немцы по курсу? – вопрос пугающий, интересный.
Дрезина мчалась в зловонным дыму, лес не отличался разнообразием, Шубин прикидывал пройденные километры. К востоку от Вязьмы – обширные лесные пространства, если и выжил кто-то из дивизии, то наверняка закопались в глушь – не в том они состоянии, чтобы прорываться из котла – нужно раны залечить, сил набрать, но глубоко удаляться тоже не стоило, можно и промахнуться. Ещё проехать версты четыре и углубляться в лес, а дрезину повредить так, чтобы ни один «Кулибин» не починил. Курганов снова разогнался: впереди был прямой километровый участок – ох уж, эта тяга к быстрой езде русского человека.
– Ну всё, поехал на ярмарку ухарь-купец! – заулюлюкал Шуйский.
Платформа ходила ходуном, возникало ощущение, что сейчас она оторвется от рельсов и отправится в свободный полет. Эта ветка не бесконечная – километров через восемь она вольётся в основную магистраль, три версты ещё ехать.
Взрыв прогремел на полотне метрах в семидесяти от дрезины: скособочилось шпальная решётка, съехал щебень, но рельсовый путь остался в целости, впрочем, все эти подробности Глеб разглядел позднее. Разведчики наперебой закричали, Курганов экстренно тормозил – дрезина не состав, способна быстро остановиться: скрипели тормоза, выли колёса – громоздкая конструкция не доехала до места взрыва несколько метров, со скрипом встала…
– Не высовываться! – крикнул Шубин, падая на грязные доски. – Не стрелять!
По дрезине с правой стороны ударил дружный залп – стреляли автоматы, хлопали винтовки – стальные борта выдерживали пули, но превращались в искорёженное железо, сыпался песок из продырявленных мешков. Со стороны дрезины не прозвучало ни выстрела, люди вовремя спрятались. Это не могли быть немцы – они бы не успели так быстро среагировать на потерю дрезины, к тому же подготовить взрыв на полотне, да ещё сделать это так коряво – чувствовалась русская рука. Люди, засевшее в лесу, были несколько удивлены молчанию, огонь затих, лишь один настырный стрелок продолжал разряжать обойму винтовки «Мосина», но и он затих, очевидно, парню дали по рукам.
Платформа вздрогнула и затихла, Курганов заглушил двигатель – приехали!
– Не стреляйте! – крикнул Шубин.
– А мы и не стреляем! – донеслось из леса.
– А если встанем, будете стрелять?
– Будем! – уверил собеседник.
– Ну и дурак!
– С чего бы это?
– А вот мне так кажется… Лейтенант Шубин, разведка 845-го полка, 303-ей стрелковой дивизии… А вы что за черти?
– А будешь грубить – гранатами забросаем! – выкрикнули из леса.
– Мужики, вам больше некуда гранаты девать? Короче, кончайте от пустой звон. Мы встаём, не стреляйте – свои мы, зуб даём!
– Ну не знаю… – засомневался «Фома неверующий». – Все свои здесь, в лесу… Вы же, на немецкой дрезине…
– Напрокат взяли…
– А куда прежних подевали?
– Под насыпью отдыхают, парой километров южнее… Надоело ногами ходить, проехаться решили.
– Ладно, поднимайся, но только один, и руки повыше держи.
Сердце билось как барабан, Шубин медленно поднялся с задранными руками, ловя взгляды лежащих товарищей: с интересом моргал Кошкин – выстрелит не выстрелит?
– Мужики, это Шубин! Он в нашем полку взводом разведки командовал! – взвыли в лесу.
– Точно он! Он со взводом в Краснухе остался – наш отход прикрывать. Петруха, смотри, это же он!
Из кустов выбежал мужчина в телогрейки и с немецким автоматом, у него было смутно знакомое лицо – где-то виделись, но хоть убей не вспомнить! Показался другой – улыбка на чумазом лице расползлась до ушей, выходили ещё какие-то люди, не уверенно улыбались. Приподнялся Лёха Кошкин, шмыгнул носом, поморгал, за ним стали остальные стали слезать.
– Ба, да вас тут целое войско! – похвалил коренастый мужчина в телогрейки без пуговиц. Он подошёл, слегка прихрамывая, протянул руку: – Капитан Лагутин, 849-ый полк, соседями был. Сейчас смешалось всё – из разных частей ребята, а всё равно не хватает людей.