– Чай пей, – предложил полковник. – Извини, холодный, не знал, что ты придёшь, а то бы подогрел.
– Спасибо, товарищ полковник!
– Чуть позднее тебя и твоих людей покормят. Бубенцов рассказывал, что твои люди спасли его полк, несколько дней назад остались прикрывать и несколько часов малым числом сдерживали противника. В тот день его немцы, кстати, так и не догнали. Полковой комиссар Бубенцов погиб позавчера – угодил под шальную мину, хотели вытащить, но там уже вытаскивать было нечего. Слушай, а что это было только что на улице? – нахмурился Моисеевский. – У тебя до сих пор глаза блестят и улыбка к физиономии прилипла, не военная какая-то сцена, понимаешь, что я хочу сказать?
– Виноват, товарищ полковник! – уши пылали. – У нас с Лидой Разиной, как бы это выразиться, любовь… Мы долго не виделись, каждый считал другого погибшим и тут вдруг такое… Впрочем, вы видели.
– Вся база видела! – проворчал комдив. – Ну что же, лейтенант, рад за тебя, совет да любовь, как говорится! Признаться, сам собирался оказать товарищу Разиной знаки внимания, она хорошая женщина, но раз у вас всё серьёзно, то они буду вмешиваться в вашу личную жизнь. Ладно, забыли, – комдив устало улыбнулся. – Не до соблазнов сейчас, война, тяжёлое положение, а ещё семья опять же в Подмосковье, м-да… Понимаю, где сейчас твои мысли, лейтенант, но всё же попробуй сосредоточиться, получится?
– Так точно, товарищ полковник! – Шубин уже пришёл в себя.
– Вот и отлично! Где носило тебя все эти дни?
Глеб лаконично изложил…
– Повеселился в общем, – резюмировал комдив. – Сожалею, что погибли твои товарищи. Рад тебя видеть и скажу откровенно: у меня нет разведки, а иметь разведку в нашей ситуации это как воздухом дышать. В строю сто девяносто красноармейцев и никого из дивизионной или полковой разведки – полегли все; выжили четыре офицера, имеем больше двухсот раненых. Весь мой штаб наголову разбит, из вооружения – трёхлинейки самозарядные, винтовки «Токарева», с десяток единиц автоматического оружия, патронов у людей минут на тридцать ведения боя, из техники только гужевые повозки – их порядка двух десятков – лошади, слава богу, бензина не требует. Оставшуюся технику пришлось бросить – не тащить же в лес! Есть четыре пулемёта «Дегтярёва», но патронов маловато. Теперь понимаешь, чем мы располагаем? Связь отсутствует со вчерашнего дня. Немцы взяли в котел несколько армий – всё, что мы могли им противопоставить. И мы с тобой сейчас находимся в этом котле. Дорога на Москву открыта, Можайская линия обороны ещё не готова. Командование западного фронта бросило против неприятеля две дивизии добровольцев, ополченцев, чтобы хоть как-то сдержать натиск. В общем, дивизии погибли полностью – это были необученный и московские мальчишки. Что происходит на фронтах – мы не имеем понятия. Ещё вчера у наших соседей, на Брянском фронте положение было такое же катастрофическое, не думаю, что за сутки оно улучшилось. Надо прорываться, уходить на север, к своим – для этого мне нужна разведка местности и ты лучшая кандидатура. Всё, что смогли выяснить – немцы уже на подходе, со дня на день начнут зачистку. Они прекрасно знают, что в этих лесах есть советские части. Не исключаю, что им известно и о существовании нашей базы – разгромили бы раньше, но пока другим заняты. На юге у нас посты, если пойдут, то предупредят. Но как мы вырвемся с таким лазаретом, а бросать людей нельзя – русские своих не бросают! Нам бы накопить силёнок, обрести ещё пару сотен штыков, но где их взять? Местность незнакомая, парни сделали вылазку в северо-восточном направлении, вернулись ни с чем – все дороги контролируют немцы. А у нас обоз, который, повторяюсь, нельзя бросить и твоя же, кстати, девушка вместе с ними. Вот чувствую каждой клеточкой, лейтенант, – комдив поразительно постучал по голове. – Сжимается кольцо вокруг нас – ещё день-другой и на дивизии можно ставить крест. Примем в этом случае последний бой.
– Не спешите с последним боем, товарищ полковник. Разрешите? – Шубин потянул к себе карту. – В моём взводе вместе со мной осталось шестеро, обойдёмся без привлечения посторонних. Расскажите всё, что знаете о местности, о немецких постах и гарнизонах… И четыре часа на отдых, если не затруднит – мои люди просто валятся с ног.
Глава одиннадцатая
Группа Шубина вернулась на базу перед рассветом. Люди устали как собаки, волочили ноги: никаких построений, благодарностей, ценных указаний на день грядущий. Шубин обозрел их почерневшие лица, махнул рукой: «Валите спать!» и разведчики побрели в ближайший овраг, где под навесом тлел костёр. База спала, по периметру перекликались часовые.
Полковник Моисеевский бодрствовал, уже проснулся, хотя вполне возможно, что и не ложился. Он сидел в своей землянке в наброшенной на плечи фуфайке, мрачно разглядывал карту в свете керосинки. Встрепенулся, когда возник командир разведки, поднял воспалённые глаза:
– Проходи, лейтенант, присаживайся. Чем порадуешь? Можешь оставить формальности, сейчас не до них.
– Я понял, Александр Гаврилович, – Глеб пристроился на пенёк, вытянул натруженные ноги.
– Волка ноги кормят, – пошутил полковник, внимательно разглядывая его лицо.
– Слишком затяжной переход, Александр Гаврилович, ноги гудят, а велосипеды сегодня не выдали. Всё в порядке! Я готов, – лейтенант потянулся к карте. – Задание выполнено, группа вернулась без потерь… Фонарь включите, товарищ полковник, для пущей, так сказать наглядности, а то в моем совсем батарейка села. Мы обследовали вот этот район, – грязный палец очертил примерный квадрат. – Между деревней Первомайкой и Быстрицким бором. Если конкретно, шли вот здесь, – палец прочертил извилистую линию. – Дистанция примерно шесть вёрст, в районе хватает просёлочных дорог и деревень, большинство которых, впрочем, заброшены. Немцы перекрыли местность вот здесь и здесь – выставлено несколько мобильных постов и пара стационарных. В болота, которых здесь достаточно, они не лезут. В деревне Старенька мы провели беседу с мирным жителем, причём таким образом, что остальные сельчане этого не заметили. Человек пожилой, участник империалистической и гражданской войн, супруга давно умерла, сын погиб в боях на озере Хасан, оба внука служат в Красной Армии: один в Приморье; другой на Брянском фронте. Человек хоть и старый, но правильной закваски, таким можно доверять, местность знает назубок. Эвакуироваться отказался наотрез: дескать, ни такого в жизни навидался. Он и сообщил о тропе, по которой можно выйти вот сюда, – палец прорисовал прямую линию и уперся в верхний край карты. – Это низина, проход через неё не контролируется немцами. Говоря простыми словами, это вереница балок в северном направлении, по ним проедет гужевой транспорт, за низинами Карачанский лес, обширное пространство, где сам чёрт ногу сломит. Не знаю как насчёт прорыва кольца, мне кажется это невозможно даже с большими потерями, но в Карачанских лесах можно сделать длительную остановку и набраться сил – немцы в тот район придут ещё не скоро. Примерное время в пути, учитывая неповоротливость обоза, с ранеными и гражданскими – часов восемь. Риск пересечься с неприятелем, конечно есть, но риск умеренный – достаточно проявлять элементарную осторожность. Вот за этим массивом есть мост, который после прохождения колонны нужно уничтожить…
– Минуточку, лейтенант… – перебил полковник. – Ты принял на веру слова старика? Извини, но кем бы ни был этот человек, как бы он лояльно не относился к советской власти…
– Мы не впервые родились, товарищ полковник, – Глеб устало улыбнулся. – Посмотрите на меня внимательно: я похож на человека, проспавшего несколько часов под кустом? Уверяю вас, мои бойцы выглядит не лучше. Мы проверили слова старика, прошли пешим ходом практически весь маршрут, обратно возвращались бегом, с короткими остановками. Сведения надёжные, означенной дорогой можно пройти.
– Ты абсолютно уверен, что мы должны уходить?
– Причём немедленно, Александр Гаврилович! Это не рекомендация. У деревни Лыкова мы взяли языка…
– Так, подробнее!.. – напрягся полковник.
– Уже темнело, когда в стороне от маршрута мы обнаружили населённый пункт, занятый немцами. Не буду объяснять причины, по которым сделали такой вывод, у моста через местную речушку устроили засаду, это была штабная машина, перевозившая важного чина вермахта – заместитель начальника штаба 224-го пехотного полка майор Фердинанд Отц, помимо него в салоне находился только водитель. Майор выезжал из Лыкова, куда прибыл с инструкциями для командира 309-го пехотного батальона, расквартированного в тех краях. До своего расположения он не доехал, герр Отца будут искать найдут машину в камышах под обрывом, могут подозревать что угодно, но машина сорвалась с моста, когда водитель потерял управление – упала на крышу и все сидящие в салоне погибли – вряд ли этот инцидент повлияет на их планы. Мы сделали все возможное, чтобы у немцев не возникли другие версии. Согласно полученным от майора сведениям, а он делился ими охотно, рассчитывая выторговать себе жизнь, сегодня утром начнётся операция по зачистке квадрата, где мы сейчас находимся – этот лес у них уже третьи сутки на карандаше. Немцы подозревают, что в нем скрывается крупная группировка советских войск. Основные силы для прочёсывания стянуты в деревне Загульная, операция под названием «Капкан» начнётся в восемь утра, так что к полудню, или в районе обеда, каратели будут здесь. Раньше не хватало сил, теперь эти силы есть – противник формирует специальные подразделения для прочёсывания местности, набирают в них отнюдь не гуманистов. У них приказ: уничтожать мелкие группы или одиночные мишени, это касается и мирных жителей, и бойцов Красной Армии, крупные группы рекомендовано брать в плен, если они не оказывают сопротивление. Дело серьёзное, товарищ полковник. Дивизия должна покинуть лес уже через два часа…
Полковник молчал, небритые щеки покрывались бледностью.
– Ну ты даёшь, лейтенант!.. А ты молодец!.. Жалею, что раньше тебя не знал. Уверен, что всё так серьёзно?