Голдривер не помнил, как оказался дома. Долетел самолетом? Быть может, доехал автобусом? Или вовсе шел пешком? Словно в полусне, он ворвался в супружескую спальню и рухнул на кровать без сознания. Следующие три дня прошли в разговорах. В долгих и мучительных объяснениях, слезах и клятвах. Стив обещал, что ничего подобного больше не повторится, но Ангелина, словно в отместку, загоняла ему иглы под ногти, вновь и вновь упрекая в неверности. И все же сердце женщины дрогнуло. Она простила мужа. Пара договорилась не бередить эту рану впредь.
Ни в одной из последующих ссор супруги не касалась темы измен. Они действительно забыли все, как наваждение. Вырвали, скомкали и сожгли эту позорную страницу их общей истории. Ангелина была счастлива, будто в медовый месяц, а Стивен с облегчением понимал, что совесть его чиста и больше нечего скрывать… кроме множества пропущенных звонков и сообщений, что оставались без ответа. Но и этому нашлось решение: профессор сменил номер телефона и вместе с тем изгнал призраков прошлого из своей жизни.
Много лет аспирантка Егожина оставалась для Стивена лишь воспоминанием, давно забытым эпизодом, что потерял былой драматизм и отныне виделся нелепой ошибкой, слабостью. Так продолжалось до тех пор, пока один из бывших коллег не огорошил Голдривера новостью: Даша, едва успев выпуститься, угодила в лечебницу. «Шизоаффективное расстройство, – сухо подытожил товарищ. – Замкнулась в себе, почти не говорит. А когда говорит… уж лучше бы молчала».
До глубины души пораженный Голдривер неделями напролет думал о том, как такое могло случиться с Егожиной, с одним из самых здравомыслящих людей в этом мире! Как следствие, несчастная приходила мужчине во снах. Она молила бывшего возлюбленного о помощи, трясла перед его лицом кандалами и падала на грудь, заливаясь слезами. Стивен просыпался в холодном поту. Обнимая супругу, он усиленно прогонял чудовищные видения, но теперь сам стал их частью. Дарья Егожина стояла напротив. Сквозь ржавые квадратики решетки она смотрела на него заплаканными глазами, умоляя не исчезать.
– Как ты здесь очутилась? – проиграв в голове всю историю от начала до конца, вопросил Стивен.
– Это неважно! – всхлипнула девушка. – Ты должен мне помочь! Молю!
– Но как?!
– Ключ! – Даша указала на огромную доску, приколоченную к стене. – Там ключ от моей камеры. Открой дверь, и мы вместе уйдем. Я знаю, как отсюда выбраться, куда идти, чтобы вернуться в мир живых!
– И куда же? – спокойно произнес Голдривер, осматривая десятки ключей, болтающихся на криво вбитых гвоздях.
– Вперед по коридору и дважды направо! Там будет крутая винтовая лестница, она ведет на поверхность, к стеклянному люку, а за ним – свобода!
– Откуда тебе знать?
– Охотники водят нас туда. Дают взбежать на самый верх, но ловят у последней ступени!
– Зачем им это нужно? – нахмурился Стив, одним движением сорвав с доски нужный ключ.
– Так мы генерируем больше энергии для этого места. Они питаются нами! Пожирают до тех пор, пока ничего не останется! – мотала головой Егожина. – Ну что же ты стоишь, любимый?! Освободи меня! Нужно идти, пока нас не заметили! – простонала пленница. – Ты пришел за мной! Я знала, что ты придешь! Я звала, и ты услышал! Милый, это наш шанс все исправить и быть вместе! Скорее же, прошу!
Стивен неспешно протянул руку. На миг его пальцы коснулись дрожащих пальцев Даши, но мужчина тут же отдернул кисть, словно обжегшись. Плотно сжимая в кулаке отмычку, он зашагал спиной вперед, не в силах оторвать взгляд от той, что необъяснимо манила его даже в таком виде. Не веря в происходящее, Егожина молчала первые несколько секунд, а после – перешла на животный крик. Голдривер отвернулся, стиснув челюсти. Его сердце разрывалось от жалости, а лицо сжигал стыд, но он не мог поступить иначе. «Прямо и два раза направо», – повторил доктор, бросившись прочь со всех ног.
– Алло, – безучастно произнес Стивен, глядя в окно.
По ту сторону стекла простирались километры лесов невообразимой красоты. Самые разные деревья – буйство золота и пожары красного. С удивлением для себя Голдривер отметил, что не помнит осени, подобной этой.
– Добрый день, Стивен! Вас вновь беспокоит редакция Первого канала, только, пожалуйста, не кладите трубочку!
– Кажется, я четко дал понять: мне не интересны съемки в вашей передаче. Нам не о чем говорить.
– Вы только послушайте! Я говорила с руководством, и мы пересмотрели концепцию выпуска. Никаких очных ставок с владельцами авиакомпании! Никакой ругани или споров! Мы снимем светлую, добрую историю о чуде! О человеке, которому удалось пережить авиакатастрофу и затяжную кому! Кстати, по поводу вашего гонорара: можете смело умножать его на два! – захлебывалась в восторге работница телевидения.
– Все еще неинтересно, – выдохнул Стив. – Вы понапрасну тратите время.
– Мистер Голдривер, подумайте о людях! – отчаянно воскликнула девица. – Им нужны образцы для подражания! Они хотят видеть настоящих героев!
– Тогда вы точно не по адресу, – грустно улыбнулся Стив, сжав через кофту ключ, что болтался на груди подобно медальону.
Дверь за спиной хлопнула, и профессор тотчас повесил трубку.
– Кто звонил? – бодро вопросила Ангелина, размещая поднос с едой на столе.
– Никто! – широко улыбнулся Голдривер. – Что там у нас на завтрак?!
Квартира № 66
Москва не любит нытиков! Если ты нытик – не приезжай, а коль приехал – не ной. Каждый мечтательный провинциал, норовящий покорить Златоглавую, обязан усвоить это правило. Усвоить и никогда не нарушать. Тогда, возможно, ему улыбнется удача. В противном же случае он останется в дураках. Как ни странно, эта простая истина не помещается в голове рядового жителя глубинки. Стоит ему покинуть пределы душного поезда, пропахшего лапшой быстрого приготовления, боевая отвага выветривается. Жестокая столица начинает давить пришельца, точно комара, так и не успевшего присосаться к ее дородным телесам.
Женька Перфилов был одним из тех самонадеянных дураков. Субтильный паренек, что не вышел ростом и лицом, с самого детства мечтал перебраться в Белокаменную. На малой родине, в городе с населением чуть меньше двухсот пятидесяти тысяч, перспектив он не видел. Точнее видел, но всего одну и то незавидную: начать впахивать на заводе ферросплавов, как отец, воспылать нездоровой любовью к пиву, убить и без того хреновое здоровье, превратившись к тридцати годам в бесформенное нечто, спорящее о политике с телевизором.
Нет-нет, это никуда не годилось! Пацан насмотрелся дурных примеров и начал подготовку к переезду задолго до окончания школы, классе эдак в седьмом. Опрометчиво поделившись планами с неблагонадежными товарищами, он снискал славу, мягко выражаясь, «мечтателя». Одноклассники, общего языка с которыми найти не удавалось, с тех пор называли его «мАсквичом», блаженно растягивая в этом слове букву «А» (которая на самом деле «О») и не упуская возможности высмеять благородную цель. Перфилов обиды не держал. Что с них взять? Все сплошь дети алкоголиков и сидельцев, обреченные повторить судьбу родителей. Женька всегда казался белой вороной на этом празднике сельской жизни. Таким уж уродился.
Прогуливаясь в одиночестве по серым и непримечательным улицам своего города, он мечтал о дне, когда сумеет вырваться из этой безнадеги. О дне, когда хлебосольная столица распахнет перед ним врата и обогреет, как родного. Только это и поддерживало жизнь в мальчишке, который, запрыгивая в пропахший мочой лифт, представлял себя в гигантском небоскребе, в одной из тех могучих стеклянных башен, что порой мелькают в новостях.
Несколько лет спустя, когда насмешки поутихли, а большинство «правильных пацанов» отсеялись после девятого класса, мечты Перфилова оставались прежними. Но теперь юноша не просто фантазировал: он активно готовил почву, в которую ему предстояло «пересадиться». Без устали шерстил интернет в поисках подходящего вуза, в свободное время подрабатывал всеми доступными способами: то преподавал английский язык ученикам начальных классов, то раздавал листовки. В общем, крутился как мог и даже сумел накопить приличную по местным меркам сумму: семнадцать тысяч рублей. Шесть «косых» ушло на покупку места в плацкартном вагоне поезда «Братск – Москва», и еще с двумя тысячами пришлось расстаться, закупая провизию в дорогу.
Печально вздохнув, Женя пересчитал оставшееся и сам себе наказал: «Как только окажешься на месте – никаких экскурсий, никакого праздного шатания по городу, сразу принимайся за поиски работы, иначе…» Про вариант с «иначе» думать не хотелось. Слишком многое стояло на кону! Возвращаться домой побитой собакой, с головой, посыпанной пеплом, не хочется, а точнее, не можется. Ведь бабушка по маминой линии уже успела раструбить на всю округу, что ее любимый внук поступил в МГУ на бюджет и вообще состоялся в жизни… Тут уж, как говорится, хочешь не хочешь – делай! Или умри. Но лучше все-таки первое.
Весьма неожиданно в дело вмешался отец. Раздавив с приятелями бутылочку горькой, он вспомнил, что в Москве у него живет лучший друг, бывший сослуживец, что еще ни одну его фотографию в «Одноклассниках» не оставил без пятерки с плюсом. Тут уж сам бог велел обратиться за помощью! Ведь нужно-то совсем ничего – «передержать» сыночка, пока тот ищет себе «приличный универ с общагой». Дело плевое!
Накатив еще немного, в этот раз исключительно для храбрости, папаня набрал старого камрада и «обкашлял» с ним вопросик. Переговоры прошли на удивление легко, ведь на том конце провода тоже праздновали пятницу и на обещания не скупились. Родитель записал адрес на обрывке газеты, в которую была завернута пахучая вобла, и с важным видом подозвал Женьку.
– Ну че, танцуй, парень! Нашел я тебе приют, но остальное, учти, – погрозил пальцем мужчина, – исключительно твоя ответственность! Не посрами батину честь!
– Спасибо, па! – Мальчишка бережно, словно почетную грамоту, принял газетный лист, свернул его вдвое и удалился в свою комнату.