Ангус не может придумать в ответ ничего остроумного и не знает, как оправдаться.
– Почему вы сказали, что мы за вами гонялись?
– Я написал несколько книжек. Часть одной из них посвящена истории этого места. Может, поэтому вы решили, что я пригожусь.
Туман колышется, и Ангусу чудится, что мир колышется вместе с ним.
– Кажется, мы только что продали одну из ваших книг, если только вы…
– Адриан Боттомли, да, это я, такой, какой есть. Не тот, какого вы ожидали, да?
Это он из вредности характера отказался от приглашения Конни?
– Почему вы не захотели раздавать у нас автографы?
– Ничего не имею против непосредственно вашего магазина. Дело в самом месте, без которого я вполне обойдусь.
– Тогда почему вы сейчас здесь?
– А может, продажа моей книжки такое большое событие, что я решил присутствовать лично, – ехидничает Боттомли, но затем смягчается. – Мне не понравилось то, что, как я слышал, здесь случилось.
– Что именно? – спрашивает Ангус и чувствует себя первостатейным глупцом. – Вы имеете в виду, с Лорейн?
– Если это та девушка, которую задавила машина. Мне не нравится сама мысль, что кому-то здесь пришлось умирать.
Ангус озирается по сторонам, но не видит ничего, кроме двух с четвертью деревьев и полоски мокрой травы в полотне асфальта, ограниченного стенами.
– Что в этом месте такого особенного?
Боттомли склоняет голову и кивает на стопку листовок Ангуса.
– Разве тебе не положено распространять слово?
Ангус размышляет, не отнести ли листки назад и исправить ошибку, однако он не хочет, чтобы у Конни были неприятности. Раз уж больше никто не заметил урезанного слова, лучше не привлекать к нему внимания – может, стоит сделать вид, что так и было задумано, если возникнет необходимость?
– Вы не хотите пройтись со мной? – спрашивает он Боттомли.
– Не нравится бродить здесь в одиночку? Лично меня это не удивляет, после всего, что здесь творилось.
– Я надеялся, вы мне расскажете.
– Кто-то должен об этом знать, – признает Боттомли и решительно направляется к тротуару. – Если подумать, – бормочет он сам себе, – кто-то обязательно должен знать.
Тон у него такой, что Ангус не уверен, как следует реагировать и кому вообще адресованы эти слова. Больше Боттомли ничего не добавляет, пока они идут к «ТВиду», где пухлая дама и тощий небритый мужчина с мозолистыми руками орут друг на друга в медицинском реалити-шоу на экране телевизора с убавленным звуком. Публика глумится и шикает, а один из двух работников, смеющийся над представлением, косится на Ангуса, когда тот спрашивает:
– Можно оставить у вас на прилавке несколько штук?
– Оставляйте, где хотите, – отвечает продавец, увидев, откуда реклама. – Вы уже разобрались с вашим хулиганским видео?
– Которым из них?
– Где толпа народу дерется, а должна быть записана музыка. Ваш директор, похоже, был готов убить того, кто это сделал.
Ангус оставляет на прилавке небольшую стопку листовок, и тут Боттомли спрашивает:
– Не хотите прочесть то, что он оставляет в вашем магазине?
Продавец, который, по-видимому, общается со всеми посетителями, берет один листок и несколько секунд внимательно рассматривает его, прежде чем вернуть в общую стопку.
– По мне, так все нормально.
– Значит, так и оставим? – Боттомли мог бы не утруждать себя этим вопросом. Когда он выходит из магазина и Ангус следует за ним, телевизоры разражаются насмешливым гулом, и нечленораздельно бубнящий голос раздается более чем из дюжины бездушных коробок. На улице Боттомли оборачивается к Ангусу. – Итак, что тебе известно об этом месте?
– На самом деле ничего, только то, что я здесь работаю.
Ангус прибавляет последние слова в надежде, что Боттомли перестанет хмуриться, однако лицо писателя нисколько не смягчается, когда он произносит:
– Ты ничего не вынес из моей книги.
– Но у меня не было возможности ее почитать.
– Ни у тебя, ни у всего остального мира, сынок. – Не скрывая горечи, он продолжает: – Просто ты мог бы проявить больше интереса к тому месту, где проводишь порядочную часть своей жизни. Ты хотя бы знаешь, почему оно так называется?
– Нет.
Извиняющиеся нотки в голосе не помогают ему завоевать расположение писателя. Ангус не понимает, при чем тут название магазина, однако Боттомли больше ничего не объясняет, пока они продолжают свой путь. Во «Всякой всячине для подростков» менеджер надзирает за двумя продавцами, которые меняют товары в витрине. Во «Всем для малышей» толпа кукол с одинаковыми схематичными лицами уже, кажется, запылилась в витрине, а два представителя магазина играют в «Мои первые компьютерные игры», пока в заведении по соседству, «Будь на связи», работники с явным недовольством тестируют свои сотовые телефоны. Боттомли смотрит на Ангуса со все нарастающим негодованием, когда тот в очередной раз повторяет: «Можно оставить у вас на прилавке несколько штук?» Должно быть, он считает себя куда образованнее и во всех отношениях выше Ангуса, поскольку сам он переставляет слова в своих формулировках: «Не хотите посмотреть, что там сказано?», и «Я бы проверил, что он пытается вам всучить», и «Прочтите сперва» – кажется, подобное разнообразие доставляет ему некоторое удовольствие. Когда они в очередной раз выходят в туман, который, похоже, сделался плотнее, насосавшись энергии из невидимого солнца, писатель шагает так, словно решительно настроен противостоять ему или даже вовсе разогнать. Ангусу он напоминает дедушку, который гонится за малолетним хулиганом. Еще несколько шагов, и Боттомли останавливается, выдыхая:
– Значит, теперь бандитов не подпускаете, а?
– Но кто-то же из них это сделал. – Ангус указывает на граффити, разросшиеся, словно уродливый плющ на недействующих магазинах. – А еще у нас побывали дети, которые напакостили в магазине. Возможно, кто-то из них угнал машину и сделал то, о чем вы слышали.
– Это разные вещи. – Раздражительность Боттомли не оставляет места сочувствию. – Я говорю о бандах, которые когда-то встречались здесь, чтобы драться, до того, как были построены магазины. Тебе интересно, что притягивало их сюда со всей округи, а? Или, может, не интересно, раз уж ты не местный.
– Не могу сказать, что я местный до такой степени, как вы, – огрызается Ангус.
– Все равно, надо было в школе хоть немного учить историю. Тебе известно, сколько битв случилось на этом месте – не просто драк? – Когда Ангус мотает головой, возможно, в неудачной попытке прочистить мозги, Боттомли нацеливает на него два пальца. – Гражданская война, а еще до того римляне, – произносит он и стискивает пальцы в кулак, угрожающе потрясая им. – Между ними были еще деревни, в Средние века, да и парой столетий позже предпринимались попытки. Как, тебя что-нибудь заинтересовало?
Ангус чувствует, что совершенно загнан в тупик и вопросом, и стенами по обеим сторонам от дороги: справа покрытые каплями влаги и граффити, слева – уносящиеся куда-то в небо.
– Какого рода… – выговаривает он в надежде скрыть свое невежество.
– Все верно, возможно, тебе и не интересно. Может, тебе и так ясно, что случилось с деревнями.
– Такой же туман? – предполагает Ангус, словно ребенок, отчаянно пытающийся угодить учителю.
– Думай еще. Мы уже говорили об этом раньше.
– Вы имеете в виду сражения.
– Если можно их так назвать, – отзывается Боттомли, и Ангус до некоторой степени утрачивает терпение. – Насилия здесь было с избытком, это уж точно.
– Будем надеяться, что оно уже в прошлом.
– Так ты из тех, кто надеется? Глядишь на мир и видишь, как все мы ладим друг с другом.
– Мне казалось, мы говорим об этом конкретном месте.
– Можно подумать, тут есть большая разница. Неужели ты веришь, что племен уже не осталось?
– Это не значит, что осталось насилие.
– Ты же сказал, что не совсем местный, – заявляет Боттомли и шагает вперед с таким видом, словно больше не в силах выносить Ангуса. Тому приходится следовать за ним мимо будки охранников, где голос из радиоприемника вопит что-то неразборчивое за подслеповатым окном, а затем во «Фруго». Когда Ангус подходит к ближайшей кассирше, Боттомли заглядывает в винный отдел.
– Можно оставить несколько штук у вас на прилавке, то есть на прилавках? – вопрошает Ангус.
– Никогда не пей на пустой желудок, – Боттомли, похоже, дает этот совет всем, кто его слышит, и грозит кассирше пальцем. – Не хотите для начала взглянуть на текст?
– Что вы пытаетесь нам всучить? – Она до середины пробегает глазами верхнюю листовку, после чего ее подозрительность сменяется равнодушием. – А, так это книжный, о котором нам говорил их менеджер, – сообщает она коллегам. – Писатели, читатели и прочая мура.
– Положу их к газетам, – предлагает девица с соседней кассы. – Там народ читает.
Боттомли дожидается в дверях супермаркета, с безнадежным видом наблюдая, как девица забирает половину листовок Ангуса. Ангус тащится за ним к последнему действующему заведению, «Стопке стейков». Писатель уже сидит за столиком, красным, словно пластмассовая игрушка, и встречает Ангуса воплем:
– Эгей, а вот и наш грамотей!
Похоже, работники рядом с кухней, оба в оранжевых футболках с написанными на груди буквами СС, обрадованы этим воплем не больше Ангуса, как и вопросом Боттомли:
– Можно ему оставить несколько штук у вас на прилавке?
К этому моменту у них с писателем, кажется, уже сложился ритуал, поэтому Ангус считает своим долгом добавить:
– Не хотите сначала взглянуть на них?
Парень, к которому он обратился, склоняет коротко стриженную голову так низко к листкам, что Ангусу на ум приходит собака над миской.
– Не вижу причин отказать, – произносит он в конце концов таким тоном, в котором угадывается совершенно противоположное.
Ангус не знает, кому из них аплодирует Боттомли, пока тот не обращается к нему с вопросом:
– Что, уловил наконец суть?
– Боюсь, что нет.