Боттомли машет рукой и разворачивается ко второму официанту, вихрастому (только по меркам этого заведения).
– На какую сумму я должен съесть, чтобы распить у вас бутылочку?
– Он ведь может распить бутылку и без еды, разве нет? – произносит официант так, словно голос обрело недоуменное пожатие плечами.
Писатель скашивает глаза на запаянное в пластик меню размером с половину стола.
– Вот что я вам скажу: белое и порцию куриных ножек.
Ангус все острее сознает, что на него смотрят. Несомненно, работники закусочной недоумевают, зачем он торчит здесь. Но он не может уйти, пока хотя бы не начнет понимать. Он торопливо подходит к столу и садится напротив Боттомли.
– Так в чем суть? – умоляющим тоном произносит он.
– Есть надежда на бутылку, пока я жду? Всего один стаканчик. – Прокричав это, он ничего не отвечает Ангусу. Он хмуро глядит на принесенный стакан вина и осушает половину, прежде чем пробурчать: – Бутылку и стаканчик, я имел в виду. – Когда он бубнит вслед официанту: – Слишком много тут ошибок, – Ангус пользуется моментом, чтобы высказаться.
– На этот раз они не только мои.
Боттомли внимательно глядит на него.
– Там, где ты работаешь, требуется хоть какая-то квалификация?
Это звучит настолько оскорбительно, что Ангус повышает голос и его слышит даже персонал закусочной:
– Я три года проучился в университете.
– Звучат фанфары. Значит, ты проучился на три года дольше меня, сынок, но так и не понял сути. Иди и подумай об этом. В смысле, иди отсюда. Может, это поможет.
Ангус вжимается в спинку стула, чтобы отодвинуть его назад. Но сдаваться сразу ему не хочется.
– Вы все время отказываетесь отвечать мне, – возражает он. – Вы же сказали, кто-то должен знать.
– Это верно, и они узнают. Те, кто купил в вашем магазине мою книжку. – И с совсем уже усталым безразличием он прибавляет: – В том случае, если удосужатся ее прочесть.
Ангус видит, как писателя охватывает горечь, и он представляет, как тот накрывается ею с головой, словно засаленным одеялом. Он не видит смысла и дальше беседовать с ним. Оставив творца в компании бутылки, которую принес официант, он быстро выходит из закусочной. Все краски свелись к монохрому тумана и асфальта, и ощущение такое, будто портится зрение. Когда Ангус торопливо шагает по тротуару, витрины между граффити кажутся выцветшими из-за мглы. Вряд ли кто-то видит его, но ему все равно кажется, что за ним следят, и это чувство угнетает не меньше мглы. Должно быть, разволновался перед встречей с Вуди, убеждает он себя, когда Вуди выходит из магазина, чтобы спросить:
– Тебе на все машины хватило?
– На все, которые мне попались.
После такого словесного выверта Ангус снова чувствует себя умным. Он рассказал бы о Боттомли, если бы узнал от него что-нибудь стоящее. Вместо этого спрашивает:
– А что, вы говорили, было в той книжке об этих местах?
Вуди таращится на него, пока осмысливает вопрос или же решает, как на него ответить.
– Так, просто история.
– И какого рода… – Ангус заставляет себя продолжить расспросы.
– Это место заселялось дважды.
Ангус сам не понимает, откуда у него такое чувство, будто Вуди тоже надурил его, разве что из-за угрызений совести. Он не может с ходу придумать следующий вопрос, и тут Вуди произносит:
– Давай-ка поторопись к своим полкам. Впрочем, спасибо, что разнес листовки и спасибо, что согласился остаться здесь после обеда. Ага, именно это мы и хотим видеть. Так держать!
– Прошу прощения, что держать?
– Улыбку.
Ангус чувствует, что улыбка приклеилась к губам и подергивается как насекомое.
– Почти то, что нужно, – уверяет Вуди. – Поработай над ней, пока будешь в хранилище.
Ангус удаляется в сторону хранилища, когда Вуди прибавляет:
– Вот переживем этот день, а потом всё вернется в нормальное русло.
Пробегая мимо одного из стеллажей Лорейн, Ангус думает, что же Вуди считает нормальным. Он почти уверен, что слышал прощальное бормотанье Вуди, похожее на дуновение холодного ветра на шее, если только это не был туман. «Улыбайся», – Ангус мысленно слышит, как Вуди повторяет это ему или себе, и кажется, что кто-то протянул руку длиной с целый магазин, а может быть длиннее, и сдавил ею его рот.
Глава двенадцатая
Грэг
Разумеется, он принял в расчет туман. Когда-то можно было без всякой спешки доехать за двадцать минут от Уоррингтона до того места, где теперь съезд с трассы к торговому центру, однако со своего первого визита в «Тексты», когда он едва не подвел самого себя, опоздав на собеседование, Грэг стал добавлять семь минут – на две больше пяти, – чтобы наверняка. Он жмет на тормоз, как только замечает туман, который нежится под послеобеденным солнышком на шоссе перед ним. Некоторые машины впереди не замедляют хода, пока туман не сгущается настолько, что в нем тонет свет фар, и ни одна из них не сворачивает к Заболоченным Лугам. Грэг понимает: руководство никак не могло предвидеть, что туман обоснуется в этом районе – ничего подобного не было прошлой зимой, когда он проезжал это место по пути на работу в библиотеке Манчестера, – однако мир меняется не в лучшую сторону. Надо будет иметь это в виду, если его когда-нибудь отправят выбирать место для нового филиала «Текстов».
Он едет со скоростью меньше тридцати километров в час к тому моменту, когда достигает съезда с трассы. Когда его «ровер» поворачивает, какая-то машина на скоростной трассе идет на обгон – пятно, размытое от скорости и тумана. Грэг внутренне собирается, готовясь услышать визг тормозов и удар, когда же ни звука не пробивается сквозь толстую завесу беловатого воздуха, он все равно сбрасывает скорость, чтобы никуда не врезаться. Въезжает на территорию торгового комплекса и ползет вдоль недостроенных зданий к «Стопке стейков», рядом с которым топчется большая серая собака или же какое-то дикое животное, достаточно крупное, чтобы засунуть морду в мусорный ящик. Он остановился бы его разглядеть или, что ближе к истине, сообщить тому, кто сейчас на смене, что надо бы закрывать свой мусор от животных, однако ему необходимо пораньше приехать на работу, чтобы его коллеги смогли отправиться на похороны Лорейн. Если уж они твердо намерены пойти, то будет правильно не опаздывать. Со стороны Грэга присоединиться к ним было бы лицемерием, поскольку отношение Лорейн к работе совершенно шло вразрез с его собственным. Если бы он был директором, тогда, наверное, чувствовал бы себя обязанным появиться на похоронах хотя бы на минутку, впрочем, он понимает, что Вуди вовсе не улыбается оставлять коллег Грэга без контроля одних в магазине. Грэг всерьез размышлял, не напомнить ли ему, что он обязательно будет на месте, но ему не хочется, чтобы Вуди счел его слишком самонадеянным.
За «Фруго» он позволяет туману диктовать скорость, что дает возможность отметить, кто и где припарковался. Он не узнает ни одну из немногих машин, выстроившихся перед магазинами. Но докладывать Вуди не стал бы, даже если бы заметил там автомобили коллег. Не только потому, что у Вуди и без того полно забот, просто, по мнению Грэга, надо давать людям возможность исправиться – он всегда так делал, когда был дежурным в старших классах школы, во всяком случае когда речь шла о мелких нарушениях. Он заезжает за «Тексты» и останавливается в ряду нескольких авто под табличкой с названием магазина, которое туман скрыл от взглядов с трассы. С портфелем в руке Грэг блокирует руль, затем запирает «ровер», прежде чем бодрым шагом обогнуть магазин.
Хотя пространство внутри витрины частично затянуто серыми пятнами, они расположены не там, где он хотел бы их видеть. Они не скрывают три физиономии Броуди Оутса, три круглых и гладких самодовольных рожи, сбившихся в кучу, словно шары на веревочках тел, увы, недостаточно маленьких, ведь отлично видно, что то из них, которое не в костюме и не в килте, наряжено в платье. И все это учинил даже не Джейк, что было бы вполне объяснимо, хотя вряд ли более приемлемо. Люди вроде него теперь имеют право выставлять себя напоказ, а остальным запрещено высказывать свое мнение по этому поводу; несправедливостью подобного рода постоянно возмущался отец Грэга, как, бишь, он там говорил: черного больше нельзя называть черным, зато черный может называть кого угодно и как угодно. По крайней мере, их хотя бы не обязали принять кого-нибудь из них в штат «Текстов», в отличие от библиотеки, где работают родители Грэга и где работал он сам. Единственный результат – люди чувствуют себя некомфортно, им не хватает слов, потому что они больше уже не знают, что разрешено говорить. Вот опять-таки, что же сказать Джил? Она хотела потрясти публику своей витриной или позволила себе хулиганскую шутку? Грэг не представляет себе, чтобы человек, преданный магазину, пошел бы на такое, ведь своим местом работы нужно гордиться, как гордишься своим местом учебы. Лично он гордится и твердо намерен продолжать в том же духе, даже если это не всегда и не всем по нутру. Такая привычка выработалась у него еще в школе.
Когда Грэг проходит между рамок в магазин, охранник смотрит с сомнением, не зная, как его приветствовать. Ему показалось или на плоском воинственном лице промелькнула самодовольная ухмылка?
– Добрый день, Фрэнк, – произносит Грэг, чтобы охранник расслабился, и за свои труды получает в ответ невнятное ворчанье. Он широко шагает в сторону комнаты для персонала под звуки музыки из-под потолка, когда навстречу ему попадается Агнес, которая, не особенно торопясь, катит тележку к секции «Путешествия».
– Лучше улыбайся, если хочешь, чтобы все были довольны, – советует она на ходу.
– Перестараться здесь никому из нас не удалось.
Ее рот изгибается так, словно улыбка отражается в стоячей воде.
– Ты говоришь в точности, как он.
– Если ты имеешь в виду Вуди, я сочту это комплиментом.
Вода, представившаяся Грэгу, как будто затягивает ее улыбку еще глубже.