Супермаркет впереди обретает очертания, прежде чем кануть в серые глубины в зеркале заднего вида. Даже если Уилф видит Заболоченные Луга в последний раз в своей жизни, он все равно не может разобраться, какие чувства испытывает. Он выезжает на кольцо, а затем поднимается к скоростной трассе. Хотя этот отрезок дороги ведет к солнцу, Уилфа не покидает ощущение, что его тянет назад ненадежная бесцветная темнота и ее холод. Приблизившись к самому выезду на трассу, он опускает стекло, чтобы слышать приближающиеся автомобили. Когда он наконец уверен, что можно рискнуть и быстренько вырулить на трассу, во рту снова ощущается плесневелый привкус тумана.
Скоростное шоссе не спешит показываться ему. Он почти сразу сбрасывает скорость, пока туман впереди кое-как подстраивается под его движение. Спустя какое-то время он вроде бы начинает расступаться, и Уилф замечает проблеск солнца, похожего на серебряный жетон, затуманенный чьим-то дыханием. Уже скоро он сумеет рассмотреть дорогу и, по-видимому, освободится от Заболоченных Лугов. Но это едва ли случится, если только он не примирится с тем, что сделал. Ему не хочется размышлять над этим сейчас, когда необходимо сосредоточиться на дороге, и еще это не повод все сильнее вцепляться в руль. Его разум настолько придавлен стычкой со Слейтером и последующими событиями, что не хватает сил обдумать все увиденное и сказанное.
Солнце сияет, словно отполированное, но затем тускнеет и исчезает, пока он пытается не позволить своему разуму задернуться тучами. Неужели Вуди живет в магазине? Почему Уилф не способен читать только там? Вопросы как будто никак не могут подняться на поверхность, чтобы их можно было ухватить, осмыслить; надо дождаться, когда выглянет солнце. У него даже возникает странное чувство, что не стоит рисковать и задумываться над этим, пока туман не останется позади, – нелепость, однако ему становится страшно. Уилф надавливает на педаль газа, как только туман освобождает четверть мили дороги впереди. Хотя ему кажется, что он едет не так уж быстро, стрелка спидометра, покачиваясь, приближается к вертикальной черте, когда туман внезапно снова поднимается впереди. Пока он тормозит, серость затягивает зеркало заднего вида. И тут же мгла оказывается совсем рядом, со всех сторон, и ее холодное дыхание просачивается в салон, несмотря на работающий отопитель. Уилф напрягает силы, чтобы дрожь в теле не перешла на руль, когда туман позади начинает отсвечивать ледяной белизной и издавать рев гигантской трубы. У него за спиной грузовик, и он не может или не хочет тормозить.
Уилф давит на газ. Туман с готовностью поднимается волной, чтобы отрезать ему путь к спасению, но это больше, чем туман. Его машина стремительно нагоняет широкий и высокий белеющий борт фуры, которая движется вполовину медленнее его. Он жмет на тормоз, и тут же оглушительный рев клаксона и слепящий свет в зеркале заднего вида становятся ближе. Он рывком убирает ногу с педали и выкручивает подрагивающий руль, забыв включить поворотник. Машина выкатывается на среднюю полосу, когда грузовик позади него выдвигается на обгон.
Уилф не может вернуться обратно в свой правый ряд. Фура впереди слишком близко. Он цепляет краем ладони переключатель указателя поворотов и опускает, выруливая в крайний левый ряд. В зеркале по-прежнему сверкают фары нагоняющего его грузовика. Он всего лишь пытается обогнать его, Уилф вовсе не добыча, которую тот во что бы то ни стало пытается переехать, он не заодно с туманом, который тоже не стремится загнать его в ловушку, но от подобных мыслей нет никакого проку: они никак не мешают грузовику нагонять его быстрее, чем он может разогнаться. Уилф впивается в руль и устремляется в средний ряд, услышав необъятный вздох, означающий, что он изумил своего преследователя. Этот вздох, как и оглушительное неровное сопение, издают тормоза, на которые водитель наконец-то начал жать, но больше в этом нет необходимости. Уилф сбрасывает скорость и вливается в правый ряд позади фуры, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.
Его ни разу не занесло. Он не нагонял фуру слишком быстро, даже с учетом плохой видимости. И когда он слышит неистовый визг истерзанного металла, то говорит себе, что к нему это не имеет никакого отношения, – а в следующий миг волна тумана шириной по меньшей мере в три полосы шоссе обрушивается на него в зеркале. Ему на ум приходит выдох, словно от неимоверно огромного и беззвучного ликующего смешка, и тут Уилф понимает, что это не туман, потому что на его бледной ровной поверхности отпечатано слово, превосходящее по высоте его машину. Какой-то миг его тревожит только то, что он почему-то не может прочесть слово. Ну конечно, буквы в зеркальном отображении, буквы на борту фуры. Весь прицеп, вывернувшись на сцепном устройстве, несется в его сторону.
Туман, съежившись, спешно удирает через все полосы шоссе, и Уилф видит, как кабина фуры скребет по разделительному барьеру, высекая из него искры и искривляя до неузнаваемости. Приступ дрожи проходит через руки и охватывает все тело, пока он борется с рулем, чтобы быстро вывести машину в средний ряд – обогнать тот предмет, который летит к нему, словно лезвие колоссальной косы. И он почти выруливает, когда задняя часть фуры подхватывает «микру» и разворачивает боком, швыряя под идущий впереди грузовик. В следующий миг все смешивается в общую кучу, и машина Уилфа мгновенно оказывается внутри кома; он едва успевает понять, что именно разбивается, кроме лопнувшего стекла и стонущего металла. А это он сам. Это его голова, заполненная грохотом и белым светом, погружается в черный поток.
Глава пятнадцатая
Джил
– Мамочка, тебе обязательно работать всю ночь?
– Не переживай, Бриони. Со мной все будет отлично. Я поспала, пока ты была в школе.
– Но ты в самом деле, правда-правда, должна идти?
– Мы все работаем. У нас завтра комиссия, я ведь тебе говорила, такое бывает и у вас в школе. И ты же знаешь, как стараются ваши учителя, чтобы все выглядело как можно лучше. И это хорошо, если только не просто показуха, как ты считаешь?
– Я думала, ты захочешь помочь мне с заданием для школы. Я люблю, когда ты подсказываешь мне удачные слова.
– И я помогу. Честно слово, милая, я же ненадолго, и ты знаешь, что я недалеко. В чем же проблема?
– Я люблю, когда ты читаешь мне перед сном.
– А разве ты не любишь, когда тебе читает папа? Раньше любила.
– И до сих пор люблю. Но тебе приходится работать, потому что он дает нам слишком мало денег?
– Бриони, не знаю, достаточно ли ты взрослая, чтобы это понять…
– Достаточно! Мисс Диккенс говорит, я очень взрослая для своего возраста.
– Что ж, хорошо, тогда попытайся понять: я больше не хочу зависеть от твоего отца или от кого-то еще, если только у меня не будет иного выбора. Чем больше я зарабатываю сама, тем я счастливее.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива.
– Как ты сама понимаешь, я хочу для тебя того же, и так и будет, если я смогу покупать нам больше разных вещей, правда? Чем лучше я работаю, тем скорее получу повышение. Так уж устроен мир.
– Это ты мне говорила.
– Хочешь поговорить о чем-то еще, пока не пришел отец? Что тебя тревожит на самом деле?
– А вдруг я не смогу уснуть.
– Почему это? Может, есть какая-то другая причина, почему ты не хочешь ночевать у отца? Если так, мне нужно знать, а тебе не нужно бояться сказать мне. Есть что-то еще, Бриони?
– Вдруг мне приснится сон.
– Почему ты так думаешь? И почему именно там?
– Мне снился вчера.
– И ты проснулась? Прости, Бриони, должно быть, я слишком крепко спала и не услышала. Что тебе снилось, милая?
– Мы с папой не могли найти тебя в магазине.
– Может, у меня был выходной?
– Нет, это была сегодняшняя ночь, и я волновалась за тебя, потому что было темно.
– Темно не будет. В магазине всегда горит свет, и, если помнишь, на улице перед ним еще есть прожекторы.
– Мы ничего не видели. Я уверена, там было темно. Я слышала, как ты зовешь на помощь, но не могла до тебя добраться, а потом я не могла найти и папу тоже.
– Может быть, из-за тумана? Должно быть, ты запомнила туман. Думаю, папа тебя нашел, и я тоже, просто ты проснулась раньше, чем это случилось.
– Нет, он искал другую женщину.
– Какую другую?
– Ту, которая одевается в кожу.
– Ты говоришь о Конни? А что ты о ней знаешь?
– Я слышала, как она говорила с папой в тот день, когда в магазине проводили викторину.
– А после ты где-нибудь ее встречала?
– Нет, мамочка. Только тогда.
– Интересно, откуда тогда такое впечатление, – произносит Джил, и дверной звонок словно вторит ей, отрывистый, как ругательство.
Бриони свешивает со скрипучего ротангового дивана босые ноги и спрыгивает на пол.
– Я просто в туалет, – говорит она, как говорит всегда перед неизбежным выходом из дома, и бежит наверх.
Джил хочется оттянуть момент, когда придется открыть дверь в ответ на звонок, который прозвучал неоправданно властно, на что не имеет никакого права, однако ей нужно перемолвиться с Джефом парой слов наедине. Она быстро проходит через короткий коридор, украшенный акварельными и карандашными рисунками Бриони: девочки верхом на пони, – хотя она постоянно уверяет Джил, что вовсе не хочет пони, даже если бы они могли себе его позволить, ни в собственность, ни напрокат. Джил поворачивает замок, входная дверь по обыкновению застревает на полпути, цепляясь за какое-то непонятное препятствие, затем широко распахивается, и она видит, как Джеф наклоняется, чтобы выдернуть пучок одуванчиков из трещины в дорожном покрытии.
– Это необязательно, – произносит она.
– Из-за них дорожка выглядит неопрятно.
– Да оставь. Бриони любит разбрасывать семена. – Брови у Джефа шевелятся, и этого достаточно, чтобы она невольно прибавила: – Думается, тебе такое не чуждо.
– Даже не думал, что тебя до сих пор волнует, где и что я сею.