Когда Ангус достаточно овладевает собой, чтобы просто кричать, не сбиваясь на истерику, он признается:
– Я сломал линейку.
– Какую еще линейку?
– Ту, которой я пытался вскрыть замок на вашей двери.
– Значит, ты все же не такой умелый взломщик, каким хотел мне показаться. Полагаю, это возвращает нас к грубой силе. Хочешь, организую тебе компанию?
Он ведь имеет в виду не шум у Ангуса за спиной, такой далекий или приглушенный, что почти не воспринимается ухом. Ангус бросает взгляд через плечо и говорит себе, что спит на ходу, потому что уже очень поздно – никакие пятнистые комья не могут копошиться в недрах компьютерных экранов.
– Кого? – выпаливает он.
– Давай попытаемся вернуть этих двух спортсменов. – И без всякого перехода, так что Ангус вздрагивает, роняя обломки линейки, Вуди кричит в микрофон: – Рей, Найджел, кто-нибудь из вас или даже оба, бросайте-ка то, чем вы там занимаетесь уже целую вечность, и откройте дверь, чтобы Грэг с Россом могли помочь Ангусу. Не представляю себе даже, почему до сих пор никто до этого не додумался.
Ангус тоже не представляет себе, но очень хочет, чтобы они откликнулись. Не услышать Вуди они не могут, однако же никто не отвечает. Может быть, слабые шумы за спиной Ангуса имеют к ним какое-то отношение? Может, это Агнес или Найджел колотят по дверям лифта. Больше он не успевает ничего расслышать, потому что голос Вуди перекрывает все звуки.
– Ребята, кто там остался снаружи, не нужно ждать у моря погоды. Если вы наконец попытаетесь войти, у нас все получится.
Уже скоро до Ангуса доносятся разрозненные удары внизу. Они громче других звуков, зато те, судя по ощущениям, гораздо ближе. Он не успевает обернуться, потому что Вуди интересуется по громкой связи:
– Что там у тебя, Ангус? Ты слышишь что-нибудь, чего не слышу я?
Ангусу кажется, что, ответив, он привлечет к себе ненужное внимание, в особенности потому, что в голову проходит только один вопрос:
– А что я должен слышать?
– Рея или Найджела, или обоих, я надеюсь.
Ангус напрягает слух, но все меньше понимает, сколько вообще звуков и откуда доносится.
– Они пока еще ничего не говорили.
– Грэг с Россом, сделайте перерыв. Ангус, покричи Рею с Найджелом.
Ангусу вовсе не улыбается кричать кому-то. Он видит, как его мертвенно-бледная тень распластывается на тусклой стене, и жалеет, что не может стать таким же безликим и незаметным. И только понимание, что Вуди будет донимать его, пока он не исполнит приказ, вынуждает его прокричать:
– Рей? Найджел? Вуди спрашивает, что там происходит.
Сначала ему кажется, он породил тишину, но она сменяется градом приглушенных ударов, словно в стекло колотят чем-то более мягким, чем руки или головы. Вскоре Вуди заглушает эти звуки, вопросив:
– Они что-нибудь мне передали?
– Я ничего не слышу, извините.
– Не могу сказать, что я удивлен. Судя по громкости, ты кричал мне, а не им. Почему бы тебе не пойти поискать их, потом расскажешь, что происходит. Сидя здесь, ты точно ничего не добьешься.
Ангус был бы счастлив оказаться подальше от Вуди и непонятных шорохов в комнате, если бы это не означало, что придется шагнуть в темноту. Он не в состоянии выбрать из двух зол, когда уже бочком выходит из кабинета. Ему очень не хочется смотреть на компьютеры, однако тогда придется смотреть, как его тень тащится по стене, словно оглушенная, лишенная лица марионетка. Он чувствует себя перепуганным ребенком, который лежит без сна среди ночи, не понимая даже, ему ли принадлежит эта тень и что она будет делать, если погаснет свет. Почему же он так и не научился водить машину? Она помогла бы ему вырваться из тумана этой ночью, а вместо того в «Тексты» его привез отец. Пока тень ползет впереди него, она все больше удлиняется и искажается, словно амеба, которая старается походить на человека, а затем она отцепляется от стены на пороге комнаты для персонала и, раскинув руки и ноги, стремительно кидается в сумрак. Ангус остается на пороге, приставляет руки рупором ко рту, хотя пальцы мешают рассмотреть смутные силуэты в комнате для персонала.
– Рей? Найджел? – кричит он. – Отзовитесь!
Ему не хочется прислушиваться старательнее, чем необходимо, только не сейчас, когда он все отчетливее сознает, что у него за спиной, в кабинете, что-то мягко и настойчиво тычется в какую-то преграду. Наверняка это Вуди нетерпеливо копошится под дверью, предваряя свой вопрос:
– Итак, кто что сказал?
Приглушенный, размазанный голос вторит громкому, и Ангусу приходится напомнить себе, что это из колонок в торговом зале – именно поэтому он доносится из темноты.
– Пока что никто не отозвался, – признается он.
– Не слышу тебя.
– Пока ничего, – кричит Ангус сквозь полумрак в темноту, которая как будто приветствует его нескончаемыми конвульсиями.
– Все равно не слышу. Почему бы тебе не поговорить со мной, а не со всем остальным магазином?
Ангус мог бы адресовать такой же упрек Вуди, но он просто разворачивается и вытягивается в сторону кабинета, чтобы выкрикнуть:
– Они не отвечают.
– Нет, ну это какая-то ерунда. Они ведь не могли никуда уйти. Их точно нет в торговом зале, я прав, Грэг? Я прав. Послушай, Ангус, ты ведь так и не сделал того, о чем я просил. Я велел тебе найти их, а не перекрикиваться со мной. И вряд ли можно не исполнять мои указания только потому, что я на какое-то время оказался под замком.
Необходимость выбирать, остаться ли в этом подергивающемся полумраке или же отважиться уйти от него в темноту, кажется Ангусу кошмаром, от которого невозможно очнуться. И, словно в кошмаре, теряется счет времени, поэтому он не может определить, как скоро Вуди спрашивает:
– Ты что, еще не ушел, Ангус?
– Уже иду, – едва не взвизгивает Ангус и разворачивается так, чтобы Вуди услышал. То, что он, как ему кажется, успевает заметить краем глаза, гонит его из комнаты, хотя и приходится оставить свет позади. Он уже не настолько уверен – или старается разуверить себя, – что серые комья припадали к компьютерным экранам изнутри, распластывая о стекло подобие лиц и марая его широко растянутыми ухмыляющимися пастями, которые кажутся одновременно и прожорливыми, и придурковатыми. Он сам придурок, заставляет себя думать Ангус, если позволит воображению парализовать его. Единственная проблема здесь – недосып. Он все еще способен доказать Вуди, что британцы не подводят товарищей.
Неужели Вуди настолько страдает в запертом кабинете, что позабыл об Агнес, которой куда хуже? Ангус пробегает через комнату для персонала, которая, похоже, заполнена в основном тусклым туманом, и останавливается в дверях хранилища, подавшись вперед. Темнота стискивает его голову с обеих сторон.
– Агнес? – зовет он. – Найджел? Что там у вас внизу?
Ему хочется верить, что он слышит, как Агнес колотит в двери лифта, пусть и из последних сил, вот только звуки эти доносятся не с той стороны. А в здешней темноте стоит тишина. Вдруг Агнес не в состоянии расслышать его или же боится ответить? Если последнее, он сам поражен тому, как сильно сочувствует ей. Найджел, должно быть, оказался за пределами здания, этим объясняется, что двери громыхали дважды, а потом он перестал отзываться. Ангус как раз собирается заверить Агнес, что она уже не одна, а себя – что она слышит его, когда вмешивается великанский голос Вуди:
– Ангус, если ты сейчас делаешь то, что я слышу, постарайся сначала подумать.
По-видимому, эти слова не требуют ответа, что, по крайней мере, освобождает Ангуса от необходимости возвращаться к кабинету, где туманное свечение мерцает, словно в нем что-то двигается. Если там что-то есть, то пусть и не выходит оттуда, мысленно умоляет Ангус, когда Вуди прибавляет:
– Оставь Найджела и Агнес и выясни, не нужна ли помощь Рею. Если пробки поставить на место, то и подъемник, ясное дело, заработает.
Если это настолько ясно, почему же он не начал с этого? Ангус возмущен тем, как его выставляют дураком перед всем магазином.
– Агнес, – кричит он через сложенные рупором ладони. – Я пойду помочь с пробками, и тогда все будет в порядке.
Возмущение словами Вуди гонит Ангуса через комнату для персонала, доказать всем, что он вовсе не бесполезен. За ним тянется так мало недремлющей полутьмы, что с трудом удается разглядеть закрытую дверь на лестницу. Может, поэтому крики Рея звучали так невнятно? Ангус торопливо проходит мимо часов, в том числе и потому, что циферблат напоминает ему амбразуру, из которой может высунуться чье-нибудь лицо, и тянет за ручку двери. Он делает шаг вперед, чтобы окликнуть Рея, когда сталкивается с каким-то предметом, лежащим за порогом.
Это стул. Должно быть, Рей подпер им дверь, но только движение металлического доводчика опрокинуло его. Ангус плечом открывает дверь пошире и зацепляет за нее стул двумя ножками, прежде чем сделать еще один шаг. Впереди него не просто темнота. Неужели лестницу затопило? Если именно из-за этого Рей делает такие долгие вдохи, не пора ли уже остановиться? Даже если он дышит через рот, дыхание какое-то чересчур громкое. У Ангуса уходит слишком много времени на то, чтобы понять: он слышит заглушенный рев сушилки для рук в мужском туалете, расположенном между шкафчиками для одежды и верхней площадкой лестницы. И вода хлюпает там тоже.
– Рей, – кричит Ангус, – это ты?
Спустя мгновение сушилка выдыхает в последний раз. Он ждет, пока не становится ясно, что это был не ответ, и в эту паузу он хотя бы может расслышать, как в раковине плещется вода. Кто-то не закрутил кран. И придется его так и оставить, пока не включится свет.
– Рей, можешь хоть что-то сказать? – пытается он еще раз, напрягая голос до передела.
До громкости Вуди ему далеко, но ведь его рты и не разбросаны по всему магазину.
– Кто еще, кроме меня, не в силах поверить, что Ангус до сих пор кричит, а не идет туда, куда велено? Можно подумать, он не хочет, чтобы мы починили свет.
Ангус чувствует, как его придавливает к земле всеобщее неодобрение – дополнительная и куда более тяжкая темнота. Он приходит к убеждению, что Рей укрылся в туалете, напуганный темнотой, но ему слишком стыдно признаться в этом – именно этим и объясняется отсутствие ответа. Если он там прячется, Ангус не станет больше беспокоить его. Он сумеет открыть дверь у подножья лестницы и впустить тот свет, какой все же имеется в торговом зале. Тогда он сможет увидеть распределительный щит или просто видеть, а этого уже достаточно.