Ангус минует последние завитки мглы в том месте, где стоят шкафчики с именами на дверцах, без видимой причины напоминающие ему военный мемориал, и тут же погружается в темноту. Он запросто может вообразить, что готов шагнуть в бездонный колодец, пока не нащупывает справа перила, за которые можно ухватиться. Его сомнения отступают вместе с шумом из мужского туалета, когда сушилка снова принимается дышать. Неужели Рей не понимает, что это выдает его присутствие? Ангус считает за лучшее не думать о том, в каком душевном состоянии пребывает сейчас Рей, если он играет с автоматом в темной комнате. Может, отчаянно пытается высушить нервный пот, но и эта идея не радует Ангуса. Он поможет Рею и Агнес, а заодно докажет Вуди и всем остальным, кто относится к нему с таким же презрением, что Ангус способен преуспеть там, где многие другие, похоже, спасовали. Он держится за липкие перила и делает шаг вниз.
Ступенька ждет его ногу там, где нужно, и другая под ней – тоже, и так до самого нижнего этажа. Ему надо только довериться им, потому что он видит свою цель дальше лестницы, горизонтальную полоску света, такую узкую, словно след от ножа. Неужели Рей еще сильнее открутил кран? На самом деле Ангус не смог бы услышать здесь звук текущей воды. Может, Рей плещет себе в лицо холодной водой в темноте? Должно быть, он скрылся в туалете раньше, чем Вуди попросил его с Найджелом впустить Грэга и Росса. И теперь все зависит от Ангуса, и полоска света подтверждает это, приближаясь с каждым новым шагом, который он делает. А затем его правая нога соприкасается с поверхностью, лишенной края. Он на нижней площадке лестницы.
Пол поблескивает в слабеньком свете. Ангус цепляется за перила, пока опускает левую ногу, а затем он шагает через площадку. Его взгляд прикован к полоске света из-под двери, но этого недостаточно, чтобы видеть, куда ступаешь. Он даже не подозревает о препятствии, пока что-то не хватает его за ноги, и он летит в темноту головой вперед.
Это что, какая-то еще более глубокая тьма или же что-то необъятное поднимется из нее ему навстречу? Когда его ладони шлепают об пол, по рукам проходит дрожь, которая даже кажется успокаивающей по сравнению со всем остальным. Затем боль затихает, и приходит вопрос, обо что же он споткнулся. Ангус с опаской поднимается, оттолкнувшись от предмета, и успевает понять, что это чье-то тело. Кто-то совершенно неподвижно лежит на полу в темноте.
Ангус опускается на корточки у стены, но затем заставляет себя протянуть руку. Он касается подошв обуви. На ощупь они тонкие и хлипкие и развернуты друг от друга носками так, что на ум приходит клоунская походка. В правой подметке дырка, в которую попадает его палец, и он отдергивает его. Едва ли Рею понравится, если он об этом расскажет. Он ползет вперед на коленях и нащупывает руку Рея, которая царапает или царапала линолеум. Ангус поднимает ее за запястье в поисках пульса, хотя и никогда не делал такого раньше; он даже не вполне уверен, что сумеет что-то нащупать, потому что пульсирует его собственная покрытая синяками рука. Пальцы Рея вяло задевают его. Их прикосновение лишает Ангуса присутствия духа, главным образом потому, что они повреждены – их явно сломали. Он не выпускает запястье Рея, но так и не может понять, есть пульс или нет. Он осторожно опускает руку на пол и движется вдоль тела, пока не чувствует, что штанины намокли. Он стоит на коленях в луже воды.
Пол в левой части коридора – той, где щиток с предохранителями, – залит водой. Теперь он понимает, почему пол блестел и почему ему казалось, что звук льющейся воды сопровождает его на пути вниз. Если Рей стоял в воде, пытаясь починить пробки, а в туфле у него дырка… Но разве современные плавкие предохранители не должны быть безопасными даже в таких условиях? Невысказанный вопрос, кажется, поднимает Рея. Ангус слышит движение справа от себя и, напрягая глаза, замечает едва заметные очертания поднимающейся головы.
Он невольно протягивает свою покрытую синяками руку, чтобы поддержать его голову. Пальцы полностью проваливаются в какую-то распухшую массу. Он охает и задыхается, отдергивает руку и чувствует, как неведомая субстанция смыкается, словно грязь. Ангус недостаточно проворен, поэтому толстые и холодные вялые губы успевают сомкнуться на его ладони. А затем то, что сидит у Рея на груди, соскакивает с него с таким звуком, словно шмякнулся бурдюк с желе, и тяжело скользит по полу, останавливаясь между Ангусом и дверью.
Он слышит, как за ней спорят голоса. Его коллеги совсем близко, но нет смысла звать на помощь, они всё равно не смогут открыть дверь с той стороны. А он не может с этой. Перспектива дотронуться или ощутить в темноте прикосновение этого приземистого мягкого объекта лишает его способности двигаться или говорить, пока волна страха не заставляет вскочить на ноги и заковылять в ту сторону, откуда он пришел. Он понимает, что бросает Рея, но Рей уже не нуждается в его помощи: будь по-другому, он не потерпел бы у себя на груди такое. Ангус хватается за перила и пытается подняться обратно, но он невыносимо боится снова натолкнуться на что-нибудь, поэтому разворачивается и поднимается задом наперед, глядя в темноту. Вода течет мимо него по другой стороне лестничного пролета, и он изо всех сил старается не обращать внимания на этот звук, чтобы услышать наверняка, не ползет ли кто-нибудь за ним следом. Он успевает преодолеть больше половины лестничного пролета, когда различает за журчаньем воды еще один звук. У себя над головой.
Должно быть, Вуди. Наверное, сумел каким-то образом выбраться. Его шаги звучат мягко и осторожно, он опускается на ступеньку и замирает, прежде чем сделать следующий шаг. Никто не станет винить его за излишнюю предосторожность. Ангус стискивает перила, недоумевая, почему не чувствует, что Вуди тоже держится за них.
– Вуди? – окликает он. – Возвращайтесь обратно. Там…
Его голос начинает срываться, как только он произносит имя Вуди, потому что он получает ответ. На слово это не похоже, но это, несомненно, отрицание, сиплое, вялое ворчание, заставляющее предположить, что кому-то лень пошире открыть рот. Этот новый персонаж, тяжеловесно шаркая, делает пару шагов в сторону Ангуса, а тот не в силах сдвинуться с места, и это выводит его из себя настолько, что он рывком поднимается на следующую ступеньку.
– Я тебя не боюсь, – кричит, или визжит, или пытается сказать он.
Только на самом деле он боится и разворачивается вокруг своей оси, понимая, что некуда идти. У него такое ощущение, что даже лестнице он надоел, потому что ступеньки уплывают из-под ног, а перила уворачиваются от его отчаянной хватки. На один бесконечно долгий миг остается только лишенная воздуха слепящая темнота. А потом его голова разбивается о пол коридора, выпуская мозг на свободу и впуская вместо него темноту, и времени остается только на то, чтобы ощутить, как из темноты с готовностью поднимается нечто, заявляя на него свои права.
Глава двадцать вторая
Конни
– Нет, вы там внизу не останавливайтесь, – одергивает ее Вуди, произнося эти слова из всех темных углов торгового зала. – И не думайте, что с работой покончено. У вас там все видно куда лучше, чем у нас.
Конни сомневается, что в его случае это правда. Она не завидует тем, кто оказался заперт наверху, где нет ни окон, ни света, но у Вуди-то, если монитор системы безопасности работает, все в порядке. Она надеется, он сосредоточится на проблеме заклинившей двери. Она и так чувствует себя униженной тем, что ее электронный пропуск не позволил ей добраться до щитка с предохранителями, не хватало еще, чтобы Вуди следил за ее действиями и указывал ей, словно она просто рядовая марионетка из его труппы. Хотя она предпочла бы, чтобы рядом был кто-то еще из менеджеров, она более чем способна взять на себя ответственность. Ей только надо привыкнуть к виду торгового зала теперь, когда он освещается только фонарями снаружи. Горы книжек лишились своих цветов, а сероватое свечение как будто привлекло сюда туман, разлегшийся на полках вдоль задней стены, где тени густые, словно грязь. Она оглядывает лица работников, отошедших к витрине, где – так уж вышло – светлее всего. Все они кажутся какими-то плоскими и уменьшенными в этом жестком освещении. Грэг остался в своей секции, где поднимает книги с пола и упорно всматривается в них, сощуриваясь так сильно, что каждый раз, когда он подыскивает место на полке для очередного тома, его рот растягивается в ухмылке, о которой он не подозревает.
– С этим не поспоришь, верно? – обращается Конни ко всем сразу. – Нам повезло, что мы сейчас там, где мы есть.
Она была бы рада, если бы в ответ на свою попытку подбодрить их в этой серости получила бы что-нибудь более внятное, чем бормотание и пожатие плечами. Даже Грэг, похоже, слишком занят, чтобы согласиться с ней.
– Не бойтесь сказать мне, если я не права, – продолжает Конни. – Поднимите руки, кто предпочел бы оказаться сейчас наверху.
Джил сжимает губы в ровную линию, но в ее глазах читается намек на возможную улыбку, а Мэд шевелит пальцами, словно размышляет, стоит ли соглашаться, но остальные не снисходят даже до этого.
– Ну, ладно, – Конни пытается все же проявить энтузиазм, когда Росс бубнит себе под нос, однако как-то слишком отчетливо:
– Я предпочел бы оказаться в постели.
– Не сомневаюсь, однако это не светит сейчас никому из нас.
Конни не сразу сознает, почему не стоило этого произносить, но затем встречается взглядом с Мэд. Она с извиняющимся видом улыбается Мэд, только это, кажется, не помогает: она чувствует, как только что просто-напросто примерила на себя роль Вуди, от которой он избавил их на некоторое время, слава богу.
– Давайте посмотрим, с какими полками можно работать, – предлагает она всем, – пока Рей не вернул нам трудовую атмосферу.
– Не сказать, чтобы ее с самого начала было с избытком, – бормочет Джейк.
– Подобного рода комментарии ее точно не улучшают, – возражает Грэг. – Необязательно рассуждать как Агнес, пока ее здесь нет.