Али была права: Каз и в самом деле ставил свою цель выше. Но он собирался помочь с поисками брата – если бы осталось время, если бы успел передать медальон Холду… От этого зависела жизнь старого демона. Каз не мог его подвести. Но, кажется, и ее подводить совсем не хотелось… Парень встряхнул головой, отгоняя сложные мысли.
– Дело не в том, могу ли я убить этого человека, а затем и аюстала, когда тот окажется без защиты и нового тела, – ответил Каз. – Причина, по которой ни ты, ни я не станем убивать Графа, – в том, что я пообещал помочь ему. К тому же он может располагать сведениями о кулоне Холда.
– Лично у меня нет причин оставлять его в живых, – продолжал сопротивляться аями.
– Есть. Тебе нужен я, чтобы попасть обратно домой.
По недовольному лицу Заула парень понял, что прав. Он и раньше догадывался, но до конца не был уверен в своей теории. Аями должен был вернуться в Ночной Базар после того, как выполнит свои задачи здесь. Но его путешествие в мир людей затянулось, и он не успел. А Мариз Райт не может ждать вечно, и он не всесилен – а сохранять брешь открытой было сложной задачей: на ее поддержание требовалась энергия, которая не бесконечна и уходит с каждой минутой.
Каз надеялся, что Холд уже выяснил, в чем замешан оборотень, и разобрался с ним. А тогда больше некому было держать проход открытым. И Заул не может самостоятельно попасть домой – по крайней мере, пока граница не станет проницаемой в положенный Ночным Базаром срок.
Каз собирался вернуться в Ночной Базар, как только амулет с демонической силой будет у него. Он уже рассчитал лунный цикл и знал, что день, когда Ночной Базар сможет сам впустить его обратно, скоро наступит. Заул тоже был проходником, но в фазах луны совсем не разбирался. Обычно сделки не занимали и пары минут: отдать товар, получить плату – вот что требовалось от проходника. Ничего лишнего. Проход открывался на полчаса примерно раз в двадцать девять дней, и этого времени обычно хватало всем, чтобы уйти и вернуться, порой и на несколько сделок за раз.
Заул хотел возразить Казу, но от разговора их отвлек новый приступ Графа. Авеил резко сел на кровати, открывая глаза. Лихорадка никуда не делась. Каз видел, как дрожат пальцы Графа, когда он цеплялся ими за простыни. Его глаза беспокойно осматривали комнату в поиске людей. На этот раз сознание не спешило его вновь покинуть.
– Что произошло? – спросил Граф, окончательно приходя в себя.
Он вытянул перед собой руки, словно проверяя, принадлежат ли они ему до сих пор. Авеил сжал кулаки, пытаясь унять дрожь, но не вышло.
– Вы не помните, что случилось? – уточнил Каз.
Граф переключился на него, и парень увидел в его глазах слишком много сожаления. Конечно, Авеил знал, что произошло. Он рассматривал свои руки, потому что обычно после каждого подобного пробуждения они оказывались в крови. Граф знал, что сделал, догадывался обо всем, что творил в его теле аюстал. Но по-настоящему ничего не помнил, потому что эти воспоминания принадлежали не ему, а темному созданию ночи.
– Вы убили человека, который не выполнил приказ. А затем упали, потеряв сознание, – коротко объяснил Каз, но он знал, что Граф ожидал услышать другой ответ. – В вашем теле находится кое-кто еще, но вам и без меня это известно.
Граф кивнул.
– Вы знаете имя этого существа? В Ночном Базаре таких, как он, мы называем аюсталами, но у каждого аюстала есть имя, с помощью которого он заключает сделку, – пояснил Заул.
Аями был в чем-то прав. Демоны, валькирии, ведуньи – любое создание ночи, способное заключить сделку с человеком или нечистью, имело уникальное имя. Оно выполняло роль подписи при заключении сделок и было гарантией, что каждая сторона выполнит свои условия и понесет серьезное наказание, если попытается уклониться.
Не обращая больше внимания на Заула, Каз продолжил:
– Мне нужно его имя, – сказал он.
– Доркал. Так он представился.
– Хорошо, теперь, зная это, мы можем изучить условия сделки.
– Но как? – спросил Граф.
– Большинство сделок совершается устно – достаточно просто озвучить условия, скрепить именами, и договор будет заключен. Но аюсталы придерживаются старых принципов и записывают каждое сказанное слово на пергамент, который потом хранят вечно.
– Это как вести список своих жертв, – подтвердил Заул. – Прошлый век. Буквально.
– Как вид аюсталы и вправду древние, – не мог не согласиться Каз.
– Но где взять этот пергамент с договором?
Каз заметил, что Граф успокоился и больше не дрожал от лихорадки. Только взгляд его оставался беспокойным и выдавал тревожность.
– Призовем аюстала, – спокойно ответил Каз.
– Ага. Только он и знает, где спрятан свиток с условиями сделки. – Заул говорил со сладостным предвкушением.
– Я… – Голос Графа дрогнул. – Я не смогу.
– Аюстала провоцируют чаще всего злость и гнев. Сильные негативные эмоции загораются в человеке подобно черному пламени, выжигающему место для монстра.
– Вы не понимаете, он… Он ходит моими ногами, он двигается моим телом, он убивает моими руками. Я не могу!
– Или не хочешь. – Заул вздохнул. – От человека большего и не ожидал. Вы, люди, слабенькие. Но все равно мне нравитесь. Вы забавные.
Каз хотел возразить, а потом ткнуть кулаком в нос аями, чтобы тот почувствовал тяжесть удара слабенького человека. Но, как ни грустно, Заул был прав. Граф не хотел высвобождать аюстала, потому что боялся – и прежде всего за свою жизнь. Каждое явление монстра забирало силы, истощая возможность контролировать его внутри себя, и чем больше таких обращений случалось, тем выше были риски Авеила навсегда потерять управление своим телом и разумом. Только вот выбора не было. Авеил и сам это понимал, но не мог признаться себе. Его сковывали страх и беспомощность. Он помнил день сделки с Доркалом. Авеил тогда был совсем еще ребенком.
Он рано потерял семью. Тела родителей до сих пор перед глазами. Если бы только не тот проклятый вечер, если бы отец не принял приглашение короля…
В тот день Авеила одолевало предчувствие беды, но никто его не слушал. Мать сказала, что такая возможность – быть приглашенными в замок лично королем! – выпадает редко. Вернее, таким простым людям, как они, не выпадает и вовсе. Авеил видел, как мама и сестра надевают лучшие платья, а отец щегольски зачесывает волосы назад и старательно проверяет, все ли пуговицы пришиты на его рубашке. Будто все это сделает их кем-то другим.
Авеил недолюбливал знать. Алчные люди, не видящие дальше своего носа и своих кошельков, – вот что такое знать на самом деле. Но для отца это приглашение было важным событием, и Авеил подчинился, хотя и видел, что оно заставляет их всех будто бы стараться стать кем-то иным.
Праздник проходил с размахом. Большое количество незнакомых и явно богатых людей собралось в одном месте. Они танцевали, когда звучала музыка, и пили вино, когда его подносили слуги. Их разговоры велись о новых нарядах и о политике. Авеилу было не место среди них.
Но за короткий миг все изменилось.
Резкий оглушающий звук. Звон в ушах. Паника.
После второго взрыва мальчик побежал искать сестру или родителей. Он отчаянно надеялся найти хоть кого-нибудь живым. Но его окружали лишь крики посторонних людей, а перед глазами стояла бело-серая стена дыма.
Он блуждал по дворцу, пока его не выставили стражники. Они сказали, что погибли все – мама, отец, сестренка. Трое суток он ночевал на улице, боясь пойти домой – ведь дом теперь навсегда опустел. Мать больше не приготовит жаркое, отец не нарубит дров, чтобы растопить печь, а сестра не прибежит, чтобы пожелать спокойной ночи и подоткнуть одеяло. Входишь домой, а напротив двери, у зеркала, на небольшом комоде, стоят портреты каждого из семьи как маленькое напоминание о том, как всех здесь ждут и любят. Авеил знал эти карточки до мельчайших деталей, и, стоило ему закрыть глаза, сразу являлись лица родителей с портретов.
Дом… Аромат выпечки и овощного наваристого супа. Ласковые мамины слова, которыми она звала к столу. Он до сих пор помнит, как они звучат.
Будто она произнесет их еще хоть раз.
Тепло натруженных рук отца, трепавших его по волосам. Чуть хриплый смех.
Будто он посмеется еще хоть раз.
Голова звенела от воспоминаний. Это была немыслимая боль – та, которую никто бы не смог описать словами, ее нельзя было даже объяснить. Она сжигала изнутри, не оставляя после себя ничего. А он был всего лишь ребенком. Ребенком, у которого больше ничего не осталось. Ни семьи, ни дома – дверь его теперь стала словно навсегда забита невыносимым горем. Он опустился на землю, зарываясь головой в согнутые колени и закрываясь руками от целого мира, который не мог ни понять, ни унять то чувство, что выжигало изнутри.
Авеил сидел около церкви. Его одежда была грязной и слишком порванной, чтобы в ней можно было узнать только что сшитый жилет и совсем недавно купленную рубашку. Проходившие мимо угощали его хлебом или кидали монету, принимая за нищего или бездомного. Хотя он теперь и был нищим и бездомным.
Проходили дни, а еды становилось все меньше. Люди перестали замечать грязного уличного мальчишку, дни напролет не сходившего со своего места и даже не менявшего позы. Некоторые думали, что он помер, но не стали ничего предпринимать – зато перестали замечать. Тогда-то Авеил и услышал в чужих разговорах о странном мире, в котором можно заключить сделку и купить абсолютно все, что угодно, даже если это – исполнение желания. Мальчик снова почувствовал себя живым.
Он принялся спрашивать каждого о загадочном месте, но одни пожимали плечами, другие отталкивали и молча уходили. Но в какой-то из дней, которым мальчишка давно потерял счет, ему повезло. Один пожилой мужчина утверждал, что с ним связывается некто из другого мира. Люди смеялись над его историей, но Авеил попросил рассказать больше. Человек пообещал взять его с собой, когда к нему вновь явится тот, кого он называл проходником и нечистью.