Толик стрелял практически наугад, уже ничего не видя в деталях, различая лишь силуэты.
Лейтенанта он увидел только потому, что тот стоял в ярко освещенном дверном проеме. Катю же на фоне плохо освещенной стены он не увидел вообще. Толик стрелял до тех пор, пока затвор не остановился, пока все пули из обоймы не были расстреляны.
Он провел ладонью по воспаленным от кислоты глазам и шагнул вперед. Ершова, взвизгнув, рванулась на лестничную площадку и потянула за собой дверь. Толик успел ухватиться за ручку. Катя тянула на себя что было сил, но ручка неумолимо выскальзывала из ее пальцев. Расстояние между дверным полотном и косяком увеличивалось, и вот в него уже просунулась мужская рука, пальцы ловили воздух.
Наконец, показался и локтевой сустав. Толик, изловчившись, схватил Катю за плечо и попытался втянуть ее в квартиру. Ершова впилась зубами бандиту в запястье и сколько было сил сжала зубы. Она ощутила во рту солоноватый вкус чужой крови. Пальцы бандита разжались, и Ершова, прыгая через ступеньки, понеслась вниз.
Один пролет, второй… Ей казалось, она слышит за собой топот, казалось, различает тяжелое дыхание преследователя. Она чуть не вынесла входную дверь подъезда, выбежала на крыльцо.
— Помогите! — прокричала Катя в тишину безлюдного двора.
Ее слабый крик эхом отразился от противоположного дома и вернулся к ней, беспомощный и жалкий. От ужаса женщина прикрыла рот рукой, а когда отняла ладонь, увидела на пальцах кровь человека, пытавшегося ее убить.
Только сейчас Ершова сообразила, что сумочка все еще с ней.
Увязая в свежей, недавно вываленной из траншеи земле, она побежала к спасительно шумящей улице. Спрыгнув с последней песчаной кучи, оказавшись на асфальте, она побежала быстрее. Когда хлопнула дверь подъезда, Ершова даже не остановилась, даже не обернулась. К чему это, если знаешь, кого увидишь?
Глухой торец дома, нависшая над проходом пожарная лестница. Катя налетела на мужчину, быстро шедшего по тротуару.
Ершова пробормотала:
— Простите.
— Дура, куда спешишь, будто смерть за тобой гонится? — бросили ей в спину.
В другое время Катя остановилась бы и ответила на грубость, но теперь ей было не до этого. Она чуть не упала, когда ее нога соскользнула с высокого бордюра, и призывно махнула рукой. Белый «Фольксваген», мчавшийся прямо на нее, рванул влево и, набирая скорость, пронесся дальше — шофера испугал вид женщины с окровавленным ртом, пытавшейся остановить машину перепачканной кровью рукой.
Катя на мгновение обернулась и увидела бегущего мимо экскаватора бандита. Толик вырвал ножницы из предплечья и побежал, прижимая прокушенную руку к животу.
— Сучка, я до тебя доберусь! — бормотал бандит, силясь открыть глаза.
Но веки сами собой закрывались. Он споткнулся и покатился с высокой песчаной горы, на несколько секунд исчезнув из поля зрения Кати. Она же выбежала на середину дороги и буквально бросилась под колеса латаного-перелатаного такси. Водитель что было силы нажал на тормозную педаль, но машина послушалась его не сразу.
Лысые покрышки, дымя, заскользили по асфальту, двадцать четвертую «Волгу» занесло, и Катю даже слегка ударило багажником. Она не удержалась на ногах и упала на асфальт.
— Ты что, идиотка — кричал водитель, обегая машину.
Но стоило ему увидеть испуганный, затравленный взгляд женщины, как желание ругаться тут же отпало. Шок прошел быстро. Катя вскочила и оттолкнула от себя шофера, пытавшегося помочь ей подняться.
— Быстро, поехали! — она изо всех сил рвала на себя заблокированную левую дверку, при этом смотрела во двор.
Человека, гнавшегося за ней, она так и не увидела.
Ошеломленный происшедшим водитель сообразил лишь одно: лучше как можно скорее уехать с места происшествия, а не то приедет милиция, рассказывай потом ей, как все произошло, полдня пропадет. Женщина же предлагала ему уезжать отсюда поскорее, значит, нужно использовать момент. «Хоть я и ни в чем не виноват, но гаишники — люди не всегда понятливые», — подумал водитель, помогая Кате открыть дверцу.
Он не спрашивал, куда ехать, есть ли у пассажирки деньги. Машина мелко завибрировала и рванула с места. И вовремя: только что на перекрестке переключился сигнал светофора с красного на зеленый, и плотная стена машин двинулась по улице.
Уже выровняв автомобиль, таксист обернулся, чтобы убедиться, все ли в порядке с его пассажиркой. Ее лицо украшала небольшая ссадина, о которой женщина, скорее всего, даже и не подозревала.
— На лице у вас кровь.
— Не страшно, она не моя, — Катя вытерлась носовым платком.
— Вы чего так резво бросились?
— Надо было, — отрезала Катя.
— Гнался за вами кто-то?
— Нет. Хотя… — Ершова никак не могла сообразить, что ей отвечать. — С мужчиной поругалась.
— А, бывает… Значит, большая любовь, если мужчина начинает за женщиной с ножиком или топором бегать.
— Может быть, — задумчиво ответила Катя и чуть привстала, чтобы заглянуть в зеркальце заднего вида. Она чувствовала, что щеку саднит.
— Куда ехать?
— Где ближайший междугородный переговорный пункт, знаете?
— Знаю.
— Так вот, туда и жми.
Толик, стоя на дне траншеи, черпал ладонями воду из отстоявшейся лужи и плескал ее себе на лицо. Чистая вода быстро помутнела, тонкий слой глины поднялся со дна.
Наконец Толик смог раскрыть глаза и осмотреться.
Резь все еще чувствовалась, все вокруг приобрело зеленоватый оттенок.
— Сука! — пробормотал бандит, вспомнив, как бездарно он, сильный мужчина, вооруженный пистолетом, проиграл поединок со слабой женщиной. Вспомнил силуэт в распахнутой двери, и только сейчас до него дошло, что он убил милиционера.
Из траншеи на поверхность вела небольшая деревянная лесенка с облепленными грязью ступеньками. Тихо матерясь, пачкая руки, Толик выбрался из траншеи. И тут же оценил обстановку. Его «Джип» стоял довольно далеки от подъезда, под прикрытием экскаватора, его даже не было видно из окон Лилькиных соседей. Катя исчезла.
Толик бросился к «Джипу», даже не отряхнув руки, вскочил за руль и, пачкая его мокрой глиной, задним ходом выехал со двора.
«Уроды! Менты! Какого черта так быстро приперлись? — негодовал он, выезжая на улицу. — Она где-то близко», — думал Толик, но удерживал себя оттого, чтобы тут же броситься искать Ершову. Он прекрасно понимал: город большой, транспорта много. Женщина могла вскочить в любой автобус, троллейбус, остановить такси, частника, забежать в магазин, спуститься в подземный переход.
«Вот, так всегда случается, — думал он, — все просчитаешь, предусмотришь до малейших деталей, и вдруг кто-то вмешивается в твой план. И все летит к черту. Кто знает, какие у нее фотографии получились? Может, она вообще от страха забыла крышку с объектива снять, а я запаниковал?»
— Остановись, — сказал себе Толик, — не спеши.
Подумай, прикинь, что к чему, реши, что тебе лучше всего сейчас делать.
Он был уже достаточно далеко от Лилькиной квартиры, поэтому мог позволить себе такую вольность, как остановиться и подумать. «Джип» замер на стоянке. Мимо проезжали машины, шли прохожие. Толик сидел за рулем и тер слезящиеся, обожженные глаза.
"Если от убийства Малютина я почти отмазался, то милиционер, которого я пристрелил почти случайно, — это уже серьезно. Его гибель из разряда случайностей, не предусмотренных планом. — На душе сделалось совсем тоскливо. — Да, с женщинами мне еще не приходилось воевать, и в этом моя слабость. Она узнала меня. Как?
Каким образом? Неужели видела меня еще до убийства, прежде чем я закрыл лицо? А то, что узнала — факт. Не стала бы прятаться в ванную, тайком вызывать милицию.
Хотя женщин сам черт не поймет. Там, где мужчины действуют логикой, силой, они полагаются на интуицию, на хитрость, которая сродни глупости. Я не могу больше оставаться в городе, я должен уехать, — после недолгих колебаний решил Толик. — Но прежде всего я должен получить от Короедова то, что мне причитается. Годами я гнул на него и на Петрова спину, за них подставлял голову под пули, рисковал свободой. И я не собираюсь дарить им свои деньги, вложенные в их бизнес!"
Толик вышел из машины и направился к ближайшему телефону-автомату. Вместо Короедова ответил один из его телохранителей, тут же узнавший Толика по голосу. Бандит вслушивался в интонации, пытаясь понять, врет телохранитель или говорит правду.
— Мне надо поговорить с Короедовым, срочно.
— Сергея Сергеевича сейчас нет в городе.
— Когда он появится?
— Только завтра.
— С ним можно сейчас связаться?
— Да.
Но вместо того, чтобы назвать Толику номер сотового телефона, телохранитель предложил;
— Скажи, что ему передать, и я свяжусь с ним сам.
— Скажи, что завтра, лишь только он приедет, я хочу его видеть. Нам нужно встретиться, — бандит старался говорить как можно спокойнее, таким тоном, будто не он, а Короедов нуждался во встрече.
— Перезвони через пять минут.
Связь оборвалась.
Толик закурил. И если обычно на сигарету у него уходило ровно пять минут, то теперь за это время он выкурил две, да еще полминуты осталось. Он засек время не по минутной стрелке, а по секундной, и сэкономил несколько секунд, набирая номер.
— Это снова я. Ты связался с Короедовым?
— Да.
— И что?
— Он сказал, что завтра в одиннадцать можешь к нему подъехать, без звонка, без предупреждения. Он будет ждать.
— Спасибо, — выдавил из себя Толик, чувствуя, как пальцы его слабеют.
Он даже не с первого раза попал трубкой в вилку рычага, погнутую, ржавую, ничего, кроме омерзения, не вызывающую.
— Завтра в одиннадцать, — прошептал Толик, прикладывая ладонь к глазам. Веки набухли, их с трудом удавалось удерживать открытыми. — Что ж, если раньше не получается…
Рисковать лишний раз бандит не хотел. Он тут же позвонил жене:
— Я кое-что должен сделать на даче, так что, извини, дорогая, ночевать сегодня не приеду.