Тут с улицы послышался смех. Хелен подошла к окну и посмотрела на тротуар.
В войну стекло заклеивали марлей, сейчас ошметки сетчатой материи и клея мешали обзору. Однако довольно четко просматривались макушка Фрейзера и его широкие плечи, ездившие вверх-вниз, когда он жестикулировал. Еще был виден край пунцовой щеки Вив, кончик ее уха и пальцы, растопыренные на рукаве согнутой руки.
Хелен вытягивала шею, пока лбом не уткнулась в измазанное клеем стекло. Как же все легко для мужчин и женщин, с горечью подумала она. Им можно повздорить на улице, флиртовать, они могут целоваться и лечь в постель – что бы ни делали, мир им потакает. А вот ей с Джулией...
Хелен вспомнила о том, что собиралась сказать на пожарной площадке. «Я люблю Джулию! Эта любовь почти убивает меня!»
Сейчас это казалось немыслимым. Полной нелепостью! Хелен стояла у окна, пока не увидела, как Фрейзер шагнул вперед, видимо, на прощанье пожимая Вив руку, и тогда быстро села за стол, взяв папку с бумагами.
Лязгнула щеколда входной двери, раздались шаги. Вив медленно поднялась по лестнице и прошла через приемную. Остановилась в дверях кабинета. Хелен не поднимала головы. Вив помолчала, затем неловко выговорила:
– Извини, пожалуйста.
– Извиняться не за что. – Хелен наконец подняла голову и выдавила улыбку. – Правда, он меня испугал чуть не до смерти! Дверь и впрямь была открыта?
– Да.
– Значит, он не виноват.
– Он подумал, ничего особенного, если заглянет. Вообще-то, я его совсем не знаю. На прошлой неделе я навещала брата, и он там оказался. Мы перебросились парой слов. С братом они знакомы давно. Не понимаю, с чего он сюда явился.
Наклонив голову, Вив покусывала заусенец. Густые темные волосы слегка закрывали ее лицо. Хелен отвела взгляд и стала перебирать бумаги.
– Не хочешь еще посидеть на воздухе? – промямлила Вив.
Хелен оторвалась от бумаг.
– Посидеть? А время-то есть? – Она посмотрела на часы. – Всего десять минут... Не знаю, стоит ли?
– Ну ладно, нет так нет...
Они смотрели друг на друга, словно хотели что-то сказать, но миг близости уже прошел. Хелен зашуршала бумагами.
– Мне тут надо кое-что глянуть.
– Да, конечно, – тотчас ответила Вив. – Хорошо.
Она задержалась в дверях, будто собираясь что-то добавить, но затем прошла в приемную. Было слышно, как она перекладывает на столике журналы и встряхивает диванные подушки.
«В конце концов, у каждого свои секреты», – подумала Хелен. Мысль напрочь выбила из колеи и напомнила о Джулии. Хелен отодвинула бумаги, положила голову на руки и закрыла глаза. Если б Джулия оказалась здесь, прямо сейчас! Так захотелось услышать ее голос, почувствовать успокаивающее прикосновение ее руки. Интересно, что она сейчас делает? Хелен постаралась представить. Пальцами прижала глаза и мысленно перенеслась через улицы Марилебона; возник образ Джулии, удивительно живой и реальный. Вот она сидит в домашнем кабинете: молчаливая, одинокая; кажется, тоже вся извелась, думая о Хелен. Тоска по Джулии стала еще сильнее – до боли, до тошноты. Хелен открыла глаза и посмотрела на телефон. Нет, в таком настроении звонить нельзя. И потом, рядом Вив, которая может слышать каждое слово; пройти на цыпочках к двери и тихонько ее прикрыть казалось неловким.
«Позвоню, если она выйдет в туалет, – решила Хелен. – Лишь тогда».
Она вслушивалась, как Вив подметает ковер и переставляет стулья. Вот каблуки простучали по лестнице и стихли. Наверное, пошла вытряхнуть старую заварку и ополоснуть чайник.
Хелен тотчас схватила трубку и набрала номер.
В трубке шумело и пощелкивало. Хелен представила телефон на столе Джулии: вот он зазвонил, Джулия вздрогнула, отложила перо и протянула руку, выжидая секунду-другую, потому что ведь все дают телефону чуть-чуть позвонить, прежде чем ответить. Шли гудки. Может, Джулия в кухне или в туалете, который этажом ниже. Хелен представила, как по узкой лестнице Джулия в шлепанцах бежит в кабинет, заправляет за ухо выбившуюся прядь и, запыхавшись, тянется к телефону...
Гудки продолжались. Наверное, Джулия решила не отвечать. Она так делала, когда звонок заставал ее посреди сцены. Если б знала, что звонит Хелен, уж конечно, взяла бы трубку. Если звонить подольше, она догадается, она ответит.
Ту-у-ту. Ту-у-ту. Отвратительный звук не прерывался. Прождав почти минуту, Хелен опустила трубку; образ покинутого телефона, безнадежно надрывающегося в пустом доме, был невыносим.
– Только недолго, – сказала Вив, оглядывая Оксфорд-стрит.
– Вы крайне любезны, уделяя мне хоть сколько-нибудь времени вообще, – ответил Фрейзер.
Было начало седьмого. Днем Вив просила Фрейзера прийти позже и теперь встретилась с ним у разрушенного магазина Джона Льюиса.22 Ее тревожило, что Хелен еще где-то поблизости и может их увидеть, но Фрейзер, заметив, как она озирается, понял это по-своему. На тротуаре было полно людей, которые после работы спешили домой, выстраиваясь в очереди к автобусам, и он решил, что ей досаждает толпа.
– Нет, здесь не поговоришь, правда? Позвольте пригласить вас в какое-нибудь тихое кафе, – сказал он, касаясь ее руки.
Вив ответила, что на кафе нет времени, поскольку через сорок пять минут у нее встреча в другом конце города. Тогда они свернули за угол и прошли к скамейкам на Кавендиш-Сквер, усыпанным палой листвой, золотистой и блестящей, будто клочья желтого макинтоша. Фрейзер смахнул листья, и Вив присела.
Она была скованна, руки держала в карманах наглухо застегнутого пальто. Когда Фрейзер предложил сигарету, Вив помотала головой. Он убрал сигареты и достал трубку.
Вив смотрела, как он уминает табак. Ведет себя, словно мальчишка, подумала она и неулыбчиво сказала:
– Лучше бы вы не приходили ко мне на работу, мистер Фрейзер. Даже не знаю, что подумала мисс Джинивер.
– Сказать по правде, выглядела она так, словно я собираюсь швырнуть ее на пол и надругаться над ней, – сказал Фрейзер и, не получив улыбки, добавил: – Извините. Но это был самый простой способ повидаться с вами.
– Я все же не пойму, зачем вообще понадобилось видеться со мной. Брат вам чем-то насолил?
– Ничего подобного.
– Он не просил вас зайти?
– Все, как я уже сказал. Ваш брат здесь абсолютно ни при чем. Он даже не знает, что я здесь. Дункан лишь мельком упомянул, где вы работаете. Он так тепло о вас говорит. Сразу видно... – Фрейзер поднес к трубке огонь и пососал черенок, – что вы для него очень много значите. Помню, так было и в тюрьме.
Он даже не пытался приглушить последнее слово; Вив вздрогнула. Фрейзер это заметил и понизил голос:
– Наверное, лучше сказать: когда мы познакомились. Он ничего так не ждал, как свиданий с вами.
Вив отвернулась. Слова «свиданий с вами» вызвали очень яркое и неприятное воспоминание: она, отец и Дункан сидят за столом в комнате для свиданий Уормвуд-Скрабз. Вспомнились толчея посетителей, взгляды мужчин, жуткий разноголосый гомон, кислая духота помещения. Вив вспомнила и Фрейзера, которого тогда видела не раз, и его наглый смех школьного хулигана. Кто-то из посетителей сказал: «Как не стыдно!», а один мужчина просто крикнул: «Может, заткнешься, сволочь отказная?» Тогда она Фрейзеру посочувствовала. Он казался смелым, но бессмысленно смелым. Изменить-то ничего не смог. Больше сочувствия вызывали его родители. И сейчас перед глазами возникла его мать: изящная, но бледная и совершенно убитая женщина с добрым лицом что-то тихо говорит, сидя за выскобленным тюремным столом.
Разумеется, уже тогда Дункан считал Фрейзера невероятным человеком. Он преклонялся перед всяким, кто поставленным голосом изрекал умные мысли. Во вторник вечером Вив приехала к мистеру Манди, и Дункан вышел к ней с горящими от возбуждения глазами.
– Угадай, кого я встретил! Никогда не догадаешься! Он придет позже.
Брат беспрестанно прислушивался, не идет ли Фрейзер, и когда чуть позже тот действительно появился, вскочил и бросился к двери...
Все это пугало. Они с мистером Манди чувствовали себя неуютно, неловко, не знали куда девать глаза. Глядя, как Фрейзер возится с трубкой, Вив сказала:
– И все-таки не пойму, что вам от меня нужно.
Фрейзер рассмеялся:
– Если честно, я сам не знаю.
– Вы сказали, что служите в газете, или что-то в этом роде. Надеюсь, не собираетесь писать о Дункане?
Похоже, такая идея ему в голову не приходила.
– Нет, – сказал он. – Разумеется, нет.
– Потому что, если все дело в этом...
– Все «дело» ни в чем. Надо же, какая вы подозрительная! – Фрейзер опять засмеялся. Но, увидев ее серьезное лицо, откинул со лба волосы и заговорил по-иному: – Послушайте, я понимаю – чудно, что я объявился так нежданно-негаданно. Допускаю, вам кажется странным, что я невесть где пропадал, а теперь вдруг заинтересовался вашим братом. Сам не знаю, почему это так сильно меня задевает. Просто я случайно увидел его на свечной фабрике, хотя и представить не мог, что такой парень работает в подобном месте. А потом... Господи! Он с мистером Манди! Я глазам не поверил! Когда он сказал, где живет, я думал – шутит! Не передать, как меня шандарахнуло, когда он впервые привел меня в дом. Потом я заходил еще два-три раза, но до сих пор шалею. Неужели он там и живет, как вышел? Прямо с первого дня? Уму непостижимо!
– Он так хотел, – сказала Вив. Потом добавила: – Мистер Манди был очень любезен.
Это прозвучало неубедительно даже для нее самой. Фрейзер приподнял бровь:
– Ну да, у него все по полочкам. Но я вот вспоминаю нашу отсидку. Тогда он был просто мистером Манди. Никаким «дядей Хорасом» и не пахло. Когда первый раз услышал, думал, мнится.
– Какое это имеет значение?
– Ваши родные не возражают?
– С какой стати?
– Не знаю. Просто такая жизнь кажется странной для парня вроде Дункана. Хотя он уже не мальчик, верно? И все-таки иным его представить невозможно. Наверное, он завяз. Точно, завяз. Думаю, он сам дал себе завязнуть и считает это наказанием за все, что произошло сто лет назад, за все, что он сделал и чего не делал... Полагаю, мистер Манди очень заботится о том, чтобы оно так и оставалось; и еще – вы уж не обижайтесь на мои слова, – увидев тогда, во вторник, как вы с ним обращаетесь, я понял, что никто пальцем о палец не ударит, чтобы помочь ему выбраться. Да еще эти его восторги перед старьем.