– Нормально.
– Я не хотел, он меня испугал. Я уже с жизнью попрощался, когда увидел этого качка.
– Интеллигентнейший человек. Мухи не обидит.
– А почему вы не пришли?
Мастер промолчал. Мы подъехали к дому профессора, где я оставил машину. Уже совсем стемнело.
– Скажите им, чтоб оставили в покое людей. Они ничего не знают.
Он мне не поверил. Я бы, наверное, в его ситуации не верил бы даже своей покойной бабушке.
Мне пришлось очищать машину от снега, окна залепило полностью. Куда мне теперь ехать, думал я, наконец-то дорвавшись до нормальной музыки. Под настроение мне попадал «Моторхэд», Лемми Килмистер ревел под грохот канонад.
Если убивают тех, кто был на вампирской вечеринке, значит я тоже в группе риска. Мне не верилось, что Михаил причастен к этому. И это только осложняло ситуацию, потому что убийца не знал, что я случайный человек и мог принять меня за члена клуба. Ехать домой стрёмно. Там меня могут ждать.
Я звоню Звягинцеву.
– Слушай, ты не смог бы послать наряд посмотреть мою квартиру.
– Зачем?
– Надо. А я пока по притонам пошастаю. Услуга за услугу. Пусть покараулят, ладно?
– А в чём проблема?
– Ты можешь это сделать или нет? – я не хочу ничего объяснять.
– Ладно, постараюсь. Сейчас позвоню. Ты где?
Я отключаю телефон. Поеду-ка я в «Камильфо». Пофотографирую местечковых олигархов. Там меня вряд ли будут искать убийцы. Заодно расспрошу про девчонку.
«Камильфо» представляет собой двух ярусный круглый зал. Посредине возвышается подиум с шестами для стриптизёрш. Вокруг стоят столики. Вдоль стен кабинки с диванами. Для наблюдения лучше всего подходит второй ярус. Отсюда было видно всё, кроме нескольких кабинок. Я заказываю салат и апельсиновый сок.
Для фотографирования в таких местах у меня был компактный полушпионский фотоаппарат, замаскированный под пачку «Мальборо». Несмотря на небольшой объектив, фотографии получались довольно сносные. Огромным преимуществом был десятикратный зум и высокая светочувствительность, дававшая возможность снимать в плохоосвещённых помещениях без вспышки.
Из-за относительно раннего времени, людей в клубе было немного. Сюда съезжались ближе к полуночи. Я подошёл к бармену, колдующему с шейкером.
– Привет, Олег.
– Привет, а это ты. Как дела?
– Отлично.
Мы поговорили с ним о погоде, и потом я подсунул ему фотографию девушки.
– Видел её?
– Ты что, в сыщики заделался?
– Нет, она меня на бабки развела, – соврал я.
– Да сколько же вас, лохов, учить, как с дамами общаться. Дай посмотрю. Да, мордаха знакомая. Но не из постоянных клиентов. Да я из-за стойки не выхожу. Сейчас… Марина!!! – кричит он в зал.
Подходит официантка, одетая под гламурную горничную, с ярким макияжем, в короткой юбке, из-под которой выглядывают лямки пояса с пристёгнутыми красными чулками. Белоснежный кружевной фартук поверх откровенной блузки. Картинку портил бэйджик с именем.
– Марина, – говорит ей бармен, – посмотри. Не попадалась тебе эта барышня?
– Да, заходит иногда. Наверное, она. Но ничего не знаю о ней. Была здесь где-то неделю назад, может больше. А в чём дело? Вы из милиции? – она с интересом окинула меня взглядом.
– Полиция нравов, – пошутил я. – А скажи, тут никто тебе не приглянулся подозрительный? Как бы сказать, не такой как все. Может, внешне или по поведению.
– Да тут половина посетителей не такие. Придурки.
– Это ясно, но может кто-то полный придурок? Выдающийся.
– Нет, они мне все на одно лицо.– А этот, пингвин? – встрял в разговор бармен.
Они переглянулись и засмеялись.
– Точно, вот это уж точно не такой. – Марина мило заморгала накладными ресницами.
– Какой пингвин?
– Да приходит тут один. Олег, расскажи, мне работать надо.
И она удаляется, цокая высокими каблуками и виляя бёдрами. С каждым шагом юбка слегка подскакивает, обнажая красные кружевные панталончики. Наверное, находится масса желающих шлёпнуть её по булочкам. Мы с Олегом молча провожаем её взглядом.
– У вас что, униформу поменяли? – спрашиваю Олега. – Были же стюардессы.
– Да кого тут только не было. Клиентов привлекают. А девчонки в конце смены рыдают в раздевалках. Ты же знаешь, какой народ сюда ходит. Козлы.
– Так что за пингвин?
– Да приходит тут один, не часто, но регулярно. Толстый такой, с пузом. В чёрном сюртуке или фраке. С фалдами. Может, смокинг, я не различаю. Рубашки всегда белоснежные. Ножки коротенькие, сам бледный, только губы красные и пухлые. Точно, как клюв. Сначала думали, помадой красится, но вроде бы нет. Издали посмотришь – натуральный пингвин.
Всегда один. И приходит один и уходит. Люди повеселиться сюда приходят, а этот заказывает стейк с кровью. Просит, чтоб только чуть поджарили, а внутри чтоб вообще сырой был. Сидит, всех рассматривает, сок гранатовый всегда пьёт. А так нормальный. Официанток не лапает и чаевые, говорят, нормальные отстёгивает.
– А он случайно палочками не ест?
– Не знаю, нет, наверное.
– У вас вообще палочки есть китайские?
– Есть несколько комплектов, на всякий случай. Но у нас из восточной кухни ничего нет. Сколько тут работаю, ещё никто не просил. Да какие палочки, некоторым вилкой с ножом слабо управиться. А что?
– А скажи девочкам, пусть мне комплект принесут.
– Ты ими что, салат есть будешь?
– Я разберусь. Можно, я тебе свой номер дам, – я достаю визитку, – как появится этот пингвин, позвони мне, ладно? Не забудешь?
– Постараюсь. Ладно, сейчас народ повалит, рад был видеть.
Я иду к себе за столик, где уже стоит салат «эльдорадо» – кулинарная какофония из мяса, экзотических фруктов и майонеза и графин с соком. Зал постепенно наполняется, музыка становится всё громче, официантки носятся, сверкая панталонами. Света становится всё меньше. Клуб оживает.
Публика пёстрая, процентов на семьдесят состоящая из гламурных мажоров, на двадцать из респектабельных дядек в дорогих костюмах и остальные десять из неясных личностей вроде меня.
На танцплощадке уже дёргается несколько человек.
Я не выпускаю из рук «Мальборо», рядом сидит копания бритых качков, увешанных золотом и дорогими часами. Пережиток девяностых. Они громко смеются, матерятся и тупыми поросячьими глазками оценивают окружающих. Вот такая публика – моя любимая. Совершенно открытые, честные лица. Никакой фальши во взгляде. Делаю несколько снимков. Если бы они знали, что я их снимаю, они бы просто размазали меня по полу.
За столиком напротив две пары – силиконовые девушки и парни, косящие под педиков.
Особенность нашей провинциальной тусовки в том, что истинные голубые ещё не доросли до того, чтобы открыто заявить о себе, зато остальные всячески пытаются выглядеть как педы. Серьги, обтягивающие футболки, приспущенные джинсы, странные причёски. Жеманные жесты и соответствующая мимика. Местная богема пытается выглядеть по столичному раскрепощенно.
Девушки довольствуются подделками гламурной индустрии, «Vertu» видели только на картинках, но понты никто не отменял. Модные сумочки, украшения, блузочки носятся даже не ради того, чтобы подчеркнуть принадлежность к гламурному клану. А скорее, чтобы показать достаток. С таким же успехом они могли бы сидеть голыми с пачками банкнот в руках. У кого больше, тот и победил.
И в данном случае, как сумочки, так и банкноты могут быть фальшивые. Это прощается, хотя и обсуждается в кулуарах.
Мне наконец-то приносят палочки, завёрнутые в салфетку. Распечатываю их, кручу в руке. Я пытался когда-то научиться пользоваться ими, но так и не привык. Приятно держать в руке гладкое полированное дерево. Удобная форма, пробую взять их как нож, мысленно наношу удар. Нет, действительно не удобно, слишком узкие, чтобы крепко держать. От нечего делать ковыряю ими остатки салата, всё падает обратно в тарелку. Нанизывать было бы удобнее.
Вытираю салфеткой и прячу во внутренний карман пиджака.
Странно, не вижу никого знакомого. Обычно в ночных клубах обязательно кого-нибудь, да встречу. Всматриваюсь в людей внизу на танцполе. И вдруг замечаю знакомое лицо. Мужчина под пятьдесят, в костюме с галстуком, сидит, откинувшись на спинку стула. Аристократическое лицо, волосы зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Пальцы отбивают на столе ритм. Он с интересом рассматривает танцующих, но иногда бросает взгляд на вход, словно ожидая кого-то.
Где я мог его видеть? Отчётливо помню, что мы встречались, даже помню, что разговаривали. А вот где и кто он такой, хоть убейте, стёрлось из памяти начисто. На всякий случай навожу на него пачку «Мальборо». Теперь попытка вспомнить будет колоть меня долго и болезненно, пока я не выясню, кто он такой.
Диджей выключает музыку и на фоне гомона толпы, смешанного со звоном посуды, объявляет начало шоу. Это сообщение встречают свистом и одобряющим криком. Снова включается музыка и на подиум выходят стриптизёрши, разодетые в эдаких Кармен, с розами в волосах, в платьях с высокими разрезами на бёдрах и с откровенным декольте.
Шум в зале поднимается до критической точки. Парад – алле, покрутившись на сцене, исчезает снова за кулисами.
Мой салат съеден, сок допит, и я решаю спуститься к бару. Вот только выкурю сигарету. Я всё рассматриваю денди, и вдруг он поднимает взгляд и смотрит прямо на меня. Прямо мне в глаза. Я хорошо вижу его в свете лучей цветомузыки. Фильтры меняются, и он становится фиолетовым, затем зелёным, потом красным. В красном свете он похож на оперного Мефистофеля.
Он смотрит на меня долго и пристально, с лёгкой улыбочкой, и я не могу отвести взгляд. Внезапно включается стробоскоп, всё мигает, исчезает на доли секунды, чтобы опять появиться на мгновение и снова пропасть. Музыка пульсирует в моей голове. На сцену выходит первая девушка, и гомон на миг перекрывает звуки колонок.
Мефистофеля уже нет за столиком, он исчез. Я потерял его из виду.
И тут я вспомнил. Это вампир из моего наркотического кошмара. Как его звали? Матеуш? Гаврош? Карнеуш? Чёрт, Тадеуш!!! Я его фотографировал на том вурдалачьем балу, и его не оказалось на фотографиях. Только шторы. Вампиры не отражаются в зеркалах. Вампиры не отбрасывают тень. Моя зеркальная Лейка не увидела его.