– Игорь, что случилось? Игорь!!! Прекрати, успокойся. Что? Ну, соберись.
– Ленка, Леночка… Они, они её…
Я не разберу слов, жду, когда он сможет говорить.
– Они Ленку увезли, – разбираю я.
– Кто увёз? Когда? Куда?
– Я не знаю. Они меня на пороге вырубили, я очнулся, смотрю – в квартире погром и Ленки нету. Я выбежал на улицу – тачка отъехала, красный «Порше». Не знаю, они это или нет, но машина просто рванула с места. Сукиии, – опять завыл Игорь, – где её искать? Кто они? Я их порву. Порву!!! Ты где?
– Жди, я буду. Скоро. Я не в городе. Не ищи её, только хуже будет. Я уже выезжаю, буду ночью. Жди меня дома, никуда не выходи. Понял меня? Просто сиди дома и бухай или телевизор смотри.
Знаю я, чей это «Порше». Борман, гнида!!! Вот что я забыл, о Ленке забыл. Не предупредил, а ведь знал же, что могло такое случиться. Ну, Борман, друг детства. Кто – то из нас поплатится. Скорее всего, я, но мне уже наплевать.
Звоню Борману. У него бодрый довольный голос.
– Что, зашевелился? Думал скрыться от меня? Твоя сестричка у меня, так что, жду в гости. Через час…
– Я приеду, отпусти её. Ты ж Ленку с детства знаешь…
– Знаю. Я и тебя знаю, я много кого знаю, и что теперь? Слушай внимательно. Через час ты на даче в Шилово. Знаешь, где моя дача?
– Я… – пытаюсь вставить слово, чтобы объяснить, что через час я смогу там быть, если только на ракете полечу. Земля – земля. С прямой наводкой на дачу Бормана.
– Не перебивай. Если ты не приедешь, твоей сеструхой будут пользоваться все, кому не лень. До самого твоего приезда. Понял? И не вздумай всякие глупости делать.
– Послушай меня…
– Да не хочу я ничего слушать, у тебя час, – говорит он и отключается.
Я в панике набираю его номер, но он не отвечает, только сиротливые гудки достаются мне. А им всё равно.
Опускаюсь прямо на асфальт, ноги не держат. Хочется свернуться калачиком и так лежать, пока не придёт за мной костлявая красавица с косой. Света смотрит на меня не понимающе.
– Что случилось? Что с тобой? – Она пытается поднять меня на ноги, но ей это не под силу. Поэтому она садится рядом и гладит меня по щекам.
– Мне нужно ехать, – я прихожу в себя, несмотря на то, что в голове полное онемение.
– Куда?
– Не важно, – я достаю из кармана ключи, деньги, протягиваю ей. – Если через два дня не вернусь – не ищи меня. Ладно? Прости. Прости за всё. Береги себя.
Я знаю, что мы уже не увидимся, но мои чувства отупели, только злость тлеет где-то в сердце. Тлеет всё сильнее, вспыхивая горячими огоньками. Когда она разгорится, я буду способен на любой поступок, даже на собственную смерть. Сейчас, осознавая всю серьёзность положения, я меньше всего думаю о том, что там будет со мной.
Светлана стоит, всё ещё держа в руках ключи и деньги.
– Я не поняла… ты что, уезжаешь?
– Да, мне нужно… срочно.
– И я. Я поеду с тобой, не оставляй здесь меня.
Я целую её в губы, долго и сильно, разворачиваюсь и иду к машине, припаркованной в паре кварталов отсюда. Света спешит за мной, хватает меня за рукава.
– Ты меня здесь не бросишь.
– Ещё как брошу. Запросто, – я ускоряю шаг, даже не оглядываясь на Свету.
Мчусь сквозь туман перевала, снежные шапки гор сверкают в заходящем солнце, Начинается мокрый, липкий снег, но я не сбавляю скорость. Проношусь мимо гаишников, машущих мне палкой, в такую погоду им лень гнаться за мной, а номер они вряд ли разглядели. Всё это время у меня не выключается телефон.
Все мои надежды рассеиваются, как пыль. Звягинцев сказал, что не сможет мне помочь, против Бормана он не попрёт, пока не будет команды сверху. Что дело это серьезное, и он не в силах мне помочь. Когда я попросил у него оружие, он обозвал меня идиотом. Я обозвал его мудаком.
Номер Бормана не отвечает.
Кизим тоже говорил без энтузиазма. Но оружие пообещал, когда узнал про Лену. Долго пытался выяснить, зачем я фотографии отдал газетчикам.
Борман недоступен.
Игорь не находит себе места. Пустые угрозы, истерика, удары кулаком в стену. Бессилие и отчаяние. Я его понимаю, но сейчас бесполезно даже успокаивать. Пусть побесится.
Я пробиваюсь к Борману. Наконец-то. Смотрю на часы – прошло два часа после нашего разговора. Не дай Бог, они что-то сделали с Ленкой. Не дай Бог.
– Алло, – голос Бормана снова вязок и ироничен, – тебе плевать на сестрёнку? Ты не приехал.
– Что с ней? – кричу в трубку.
– Пока ничего, пока… Я тебя заждался. Да и ребята мои хотят размяться с девочкой.
Я пытаюсь говорить спокойно и уверенно. Главное, не сорваться.
– Борман, слушай меня внимательно. Я еду. Я не могу приехать прямо сейчас. Я далеко. Но я буду обязательно. Отпусти её, прошу тебя. Она ни при чём. Я буду утром, раньше никак. Ты меня слышишь? Я буду в восемь утра. Договорились?
Борман долго молчит. Слишком долго, я уже подумал, что он в отключке.
– Я не знаю…, ты тянешь время, – наконец-то говорит он, – ты со мной играешь, да?
– Борман, тебе же нужен я. Если с Ленкой что-то случится, твоя жопа не проживёт и недели. Если я не смогу тебя грохнуть, то найму киллера. Ты не только не получишь меня, но и получишь пулю в свою тупую башку. Мне нечего терять. Понял? В восемь утра. Дай мне поговорить с Леной.
– Её здесь нет, – у него поубавилось гонора, – хорошо, в восемь. Если…
Я, не дослушав, посылаю его и отключаюсь.
Оставшийся путь я ехал словно в бреду. Только лента трассы перед глазами и Мэрлин Мэнсон. Подряд все концерты. Никаких мыслей, никаких планов, только ненависть.
В пять утра я возле дома Кизима. Звоню, он выходит через пять минут в пуховике поверх халата и в тапочках, суёт мне коробку от печенья и уходит.
– Удачи, придурок, – говорит он на прощанье.
В машине заглядываю в коробку. Там в куче ветоши лежит завёрнутый в ткань «Макаров» – сувенир на память о бурной молодости. В девяностые только у ленивого не было оружия.
Отдельно лежит заряженная обойма. Двенадцать патронов. Вряд ли там будет больше народа.
Вопрос в другом. Смогу ли я выстрелить в человека. Смогу ли убить? Смогу ли потом жить с таким грузом на душе. Эти мысли мучили меня, пока я не взял в руки пистолет. Моё туманное состояние воспринимает его как чудо, будто не я вставил обойму в оружие, а я сам стал оружием. Я не просто смогу выстрелить, я смогу горло перегрызть зубами.Несколько минут наслаждаюсь тяжестью оружия, теплом рукоятки, тем, как удобно она лежит в руке.
Зачем мне ждать восьми? До дачи ехать минут сорок. Буду ещё по тёмному. Срываюсь с места, швырнув из-под колёс фонтан грязного мокрого снега.
Дачный посёлок похож на мёртвый посёлок, жутковато. Вспомнилась книга Кинга «Участь Салема», про городок, в котором все умерли. Всех сожрали вампиры. Все стали вампирами. Остались только пустые дома и прячущиеся от солнечного света кровопийцы.
Я оставил машину в начале улицы и теперь иду по тающему снегу мимо пустующих домиков, домов и трёхэтажных хором. Пустота и запущенность. Даже бродячие собаки разбежались. Зимой здесь их никто не накормит.
В правой руке «Макар», снятый с предохранителя, в левой – бита. До дачи Бормана метров семьдесят, я прижимаюсь к заборам, из-за чего приходиться идти не по колее, а по нетронутому глубокому снегу. Ноги промокают, но мне сейчас не до этого.
Я даже не представлял, что мне будет так страшно. В голове со всеми подробностями всевозможные варианты того, как может повернуться сюжет. И, почему-то, в этих фантазиях у меня не то, что нет шанса, а я погибаю самой мучительной смертью. Но я всё равно шаг за шагом приближаюсь к цели.
Я всегда был трусом. Я боялся боли, я боялся драк, я боялся тех, кто сильнее меня. Но чувство долга было выше страха. Даже не долга, а того, что тебя могут назвать трусом. И это чувство было настолько сильнее страха, что я мог совершить такое, на что не отваживались некоторые сорвиголовы. Вот и сейчас я шёл даже не потому, что любил сестру, а потому, что если я не сделаю этого, то как я буду потом смотреть в глаза ей, Игорю и себе в зеркале.
Дом Бормана не выделялся особо на фоне остальных. Это была их первая дача, когда они ещё не были крутыми и богатыми. Сейчас они ею практически не пользовались. Она у них как хлам на антресоли: и не нужен и выбросить некогда. Раньше сюда ездили все кому не лень, возили девчонок. Борман давал ключи направо и налево. Вот и пригодился домик.
Свет в доме не горит, тихо так, что слышно, как едут машины по трассе в двух километрах отсюда. Ворота открыты и я прохожу во двор, стою минуту, прижавшись в беседке. Никого. Вот я уже возле двери. Осторожно пробую ручку. Закрыто. Что дальше? Стучать и стрелять прямо через дверь? Попробовать забраться в окно?
Стою перед дверью и не знаю, что делать. От волнения перехватывает дыхание, ладони потеют, начинают предательски дрожать ноги.
А, была – не была. Стучу битой в дверь, отхожу на три шага назад и выставляю руку с пистолетом. Слышу движение внутри. Ворчание и шаркающие шаги.
Сейчас, стрелять через дверь… Нет, пусть откроет, пусть выйдет, тогда я и выстрелю.
– Кто там? – сонный голос, – Борман, ты?
– Я. Открывай. – странно, но трюк сработал, за дверью долго возятся с замком, смачно матерясь.
Наконец, дверь открывается и я вижу заспанного парня в спортивном костюме. Он недоуменно смотрит на направленный на него ствол, пятится назад. Ну, давай, стреляй же, говорю я себе, но пальцы свело судорогой. Я не могу убить, я слабак. Это оказалось невыполнимой для меня задачей. Но всем видом я показываю серьезность моих намерений.
Показываю ему жестом, чтобы вышел на улицу.
– Кика, кто там? – раздаётся из глубины дома.
– Борман приехал, – кричит в ответ сообразительный Кика, не отрывая глаз от пистолета.
Я одобрительно киваю ему головой и только собираюсь огреть его битой, как что-то странное происходит с моей головой. Вспышка боли, фейерверк в глазах, всё вокруг закружилось и рухнуло. Последнее, что я увидел – довольную физиономию Кики на фоне сереющего неба. «Получил, сука?» – далёким эхом спросила меня эта физиономия и я растворился в обмороке.