Жгучий аромат апельсина. Первый хмель оседает в желудке тёплым комком и в голове приятным туманом.
– Дружище, чем я могу тебе помочь? – Кирилл курит, развалившись на стуле. – Всё, что в моих силах. Ты знаешь, кто тебя гнобит? Давай, я сейчас позвоню, мы разберёмся. Где труба? Ты не смотри, что я уже того… Просто с утра не ел. Я сейчас – пять минут и в норме.
Текила бум. Слизвываю соль с кулака. Какая гадость.
Кирилл не успел протрезветь, как его снова уносит в алкогольный угар.
– Хочу танцевать!!! – кричит Кирилл. – А!!! Джига – джига!!! Что за придурочная забегаловка!!! Поехали в «Дисконт», позажигаем. Братан, ты снова вернулся в ряды алкашей!!!
Едем по пустынным улицам, вырывая фарами чудовищные силуэты деревьев. Дорога почему-то качается и пытается выскочить из-под колёс, Кирилл сосредоточенно вцепился в руль. Хоть бы не заснул.
Грохот музыки, визги танцующих.
Виски. Ещё виски. И попозже ещё. К нам присоединяются знакомые Кирилла. Во всяком случае, они так говорят. Кирилл никого не помнит. Называет их халявщиками и лезет выяснять отношения. Я оттаскиваю его, посылаю подальше компанию и мы сидим, обнявшись и признаёмся друг другу в вечной дружбе. Кирилл уходит танцевать, вижу его руки над толпой. Он возвращается с двумя девчонками. Кислотные футболки, яркий макияж, одноразовые татуировки. Колхоз, девочки из общаги трикотажной фабрики.
– Привет, девчонки, – горланю я, стараясь перекричать музыку, – как там «Путь Ильича»?
Они слишком молоды, чтобы понять, о чём я говорю. Одна из них пытается залезть мне на колени, но меня тошнит. Я отталкиваю и еле успеваю добежать до туалета. Распихиваю толпящихся малолетних наркоманов, успеваю склониться над толчком и выдаю порцию коктейля собственного рецепта и приготовления.
Голова немного светлеет, я готов снова принять новую порцию.
Кирилл развлекает малолетних колхозниц анекдотами.
– …Официант и спрашивает – а почему вы покупаете такие дорогие напитки, а закусываете всякой гречкой и перловкой? – А мне какая разница, чем блевать.
Подружки хихикают. Тупые коровы, пережевывающие вместо травы гламурные журналы, светские сплетни и жизненные претензии.
Джин, затем ром. Навёрстываю упущенное за все годы трезвой жизни.
Колхозницы где-то потерялись, но нашлась компания знакомых мажоров. Все ошарашены тем, что видят меня в таком состоянии, и каждый хочет внести свою лепту, заказывая выпивку, чтобы посмотреть, как я буду пить. Стараюсь никого не разочаровать. Лица расплываются в тумане пьяного угара. Слова и фразы, дошедшие до моего сознания, вырываются из контекста и живут самостоятельной бессмысленной жизнью. Блюю в сугробе.
Три часа ночи. Просыпаюсь на заднем сидении автомобиля. Кирилл за рулём подпевает Джо Кокеру. Машину заносит, Кирилл матерится между строчками песни, пытаясь ехать ровно или хотя бы по проезжей части.
– Куда мы едем?
– А!!! Проснулся!!! Мы едем… катаемся. Какой пьяный русский не любит быстрой езды? Продолжаем сабантуй?
– Где моя машина?
– Какая разница. Завтра найдём.
– Тормози, – показываю на голосующую фигуру.
Кирилл бьёт по тормозам. Нас заносит, и мы, красиво развернувшись поперёк дороги, останавливаемся возле дамочки в полушубочке и высоких сапогах. На голове дурацкая вязанная шляпа с розами на полях.
– Поехали!!! – машет рукой Кирилл.
Она с опаской подходит, наклоняется к открытому окну.
– Покатаемся, мальчики? Недорого.
Открываю заднюю дверь и она мостится возле меня. Бедняжка, наверное, долго простояла на улице – дрожит от холода и у неё красный нос.
– Согрей меня, – она прижимается ко мне.
Дамочка далеко не первой свежести, когда-то красивое лицо помято годами, портвейном и ночными сменами. От неё пахнет сигаретами и перегаром. Но я не могу её оттолкнуть, она кладёт голову мне на грудь и бормочет о том, какой я тёплый и красивый. Рукой шарит по моей ширинке.
Кирилл, не оглядываясь, протягивает бутылку шампанского.
Открываю, полбутылки выливается на сиденья, на пол и на колени.
Дамочка отпивает, передаёт мне, но после неё пить не хочется.
– Допивай, – говорю я. – Как ты стала шлюхой? Расскажи, всегда было интересно. Исповедайся.
Она допивает, открывает окно и выбрасывает бутылку.
– Лучше тебе не знать, как кто кем становится. У тебя было такое, что в доме ни копейки нет, и в холодильнике хрен ночевал? У меня сейчас дома дочь одна. Ей одиннадцать лет. Мне её кормить надо. И одевать и образование дать. Я нянечкой в детском саду работаю. Знаешь, сколько нянечкам платят? – Она утирает пьяную слезу. – Ну что, работаем или высадите? Не надо было спрашивать меня, не надо было. Что ж вы всё в душу лезете?
– Да ладно, успокойся, прости, ну… – обнимаю её за плечи. – Мечта у меня есть – спасти хоть одну заблудшую душу.
– Ну, так спаси меня. Возьми меня в жёны. Ты после меня даже пить побрезговал, спасатель. Ладно, проехали. – Она выуживает из кармана полушубка презерватив и другой рукой пытается расстегнуть мне брюки.
– Да погоди ты, – мне противно происходящее, зря мы её подобрали. Кирилл подмигивает в зеркале заднего вида.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Света.
– Как? – меня внезапно накрывает волна хмеля. Я снова пьяный, снова тошнит и снова ненавижу весь мир. Эта нелепая женщина со святым именем становится вдруг олицетворением зла, порока, лжи, предательства. Даю ей пощёчину. – Я не расслышал, как тебя зовут, чучело??? – ору я.
– Света, – шепчет она испуганно, но видно, что ей не привыкать.
Бью уже кулаком, не сильно, но губу разбиваю. Дамочка утирает кровь, в глазах мольба.
– Отпустите меня, пожалуйста. Пожалуйста. Меня дочь ждёт. Пожалуйста.
– Останови!!! – прошу я Кирилла, и тот снова бьёт по тормозам. Машину крутит на скользкой дороге, прижимает к бордюру.
– Иди к дочке, сука, дерьмо вся твоя исповедь!!! Понятно, что сосать – не гайки точить. Бедная она. Вали на завод работать. – Выпихиваю её из машины, она падает, пытается встать, но поскальзывается и снова валится на колени. И так и застывает, скрючившись и закрыв лицо ладонями. Выбрасываю сумочку, из неё высыпаются расчёска, помады, деньги.
– И имя смени, триппер ходячий, – я закрываю дверь, – поехали!!!
Кирилл подаёт мне ещё одну бутылку шампанского.
– Ну, ты и придурок, – говорит он, – всё-таки правильно, что ты не пил столько лет. Ты пьяный страшен. Куда едем?
– По фиг. Туда, где наливают.
Оглядываюсь, но одинокая рыдающая фигурка уже давно скрылась из виду. Знаю, что будет стыдно, но это будет потом, а сегодня show must go on.
– Надо было ей денег дать, – говорю я.
– Вернуться?
– Ладно, почтой вышлю.
Следующая остановка – «Ночнушка». Пролетарский клуб с люмпенской публикой и ужасной музыкой. Но он ещё работает и там есть спиртное. Больше нам ничего не нужно.
Пьём уже водку, закусывая одним салатом на двоих. Народ танцует вяло, всё таки уже четыре часа. Кто-то спит, положив голову на столик, парочки тискаются по углам. С первой же рюмки проваливаюсь в пьяный омут. Кружится голова, слипаются глаза. Я устал пить. Кирилл на удивление свеж. Он постоянно толкает меня, чтобы я не уснул.– Смотри, какой чувак прикольный, – он кивает головой в глубину зала.
– Хрен с ним. Где прилечь можно?
– Да посмотри – вылитый пингвин.
Меня словно током бьёт. Пингвин? Это судьба, это карма и никуда не деться от неё. Даже глубокой ночью, в забытом богом месте меня находят мои неприятности. Ну что ж, я готов. И сейчас я готов более, чем когда – либо. Поворачиваю голову и вижу, что к выходу, лавируя между столиками, дефилирует странное существо. Вылитый Де Вито из фильма про Бэтмана. Пингвин. Короткие ножки, семенящая походка, длинный чёрный пиджак, белоснежная рубашка. Большой живот и гордо поднятая голова. Рядом, взяв его под руку, цокает каблуками девица, явно из местных проституток.
– Сиди, я на секундочку, – говорю Кириллу и иду наперерез парочке. Меня качает, но я упорен. Догоняю их почти у двери, хватаю «пингвина» за плечо.
– Можно Вас? – «Пингвин» поворачивается и я посылаю ему классический апперкот, вложив в удар всю силу. От такого удара он должен был лежать со свёрнутой челюстью, но… я не понимаю, что происходит. Кулак словно прошёл сквозь его голову, или он увернулся, или не знаю что. Меня по инерции бросает вперёд, лечу на пол, бьюсь плечом об открытую дверь. Вижу, что ко мне бежит с одной стороны Кирилл, с другой – клубный вышибала. «Пингвин» смотрит изучающим взглядом. У него странные зрачки – чёрные, глубокие и… мёртвые. Как полированный камень. Он слегка улыбается и мне мерещатся клыки, я уже не понимаю, где реальность, где пьяные фантазии. Страх заползает в меня и, если не справлюсь с ним сейчас, он вырастет до размеров паники.
Этот упырь уведёт девчонку и выпьет её в подворотне. И заколет потом как свинью. Нужно что-то делать. Кирилл перехватил вышибалу и что-то объясняет ему. Народ заинтересованно смотрит на нас. Драка. Все ждут драку. Конечно, это самое любимое развлечение пролетарских отпрысков. Будет вам драка. Я принимаю единственное правильное решение. Встаю – меня качает от выпитого, от страха, от падения. Я подхожу к парочке. Пингвин спокойно разглядывает меня, даже не сменив позу. У девушки остекленевший взгляд, наверное, под кайфом. Бью девушку сильно, но аккуратно, чтобы ничего её не сломать. Она падает как подкошенная. Бросаю прощальный взгляд на упыря и опускаюсь на колени, защищая локтями голову. Сейчас будет драка, и бить будут меня.
Но я спас девушку. Теперь он её никуда не уведёт. А для меня становится традицией спасать проституток, разбивая им лица.
Головная боль, сушняк, музыка, запах жареной картошки, смех и голоса – всё это разбудило меня одновременно. Я снова попал в этот жестокий мир, не дающий поблажки тем, кто перебрал намедни. Сразу нахлынула тошнота, во рту привкус умершего три дня назад хомячка, тело отказывается подчиняться. Надо мной в вате облаков летает нарисованный ангелочек с луком и пиписькой. Рядом со мной безобразно голая женщина, бесцеремонно вырванная из «Хастлера» и распятая