– Что это за писк? – спрашиваю Тадеуша.
– Это их язык.
– Ты понимаешь их?
– Конечно, теперь это и мой язык. Не тяни, вперёд.
Я разворачиваю кол. Это не просто заточенная деревяшка. Это явно предмет культовый, отполированная поверхность покрыта замысловатым мелким орнаментом, один край заточен как карандаш и выглядит угрожающе остро. Мы проходим мимо женщины, у неё под капюшоном совсем не видно лица – чёрная пустота.
Подхожу к бьющейся в злобе жертве. Ничего человеческого в нём не осталось. Лицо превратилось в морду то ли ящера, то ли жабы, с огромной пастью, с несколькими рядами острых, как иглы зубов. Он смотрит на меня с ненавистью и угрозой. Пот ручьём стекает по спине, руки не слушаются. Меня легонько подталкивают в спину.
Бей в средину груди, не бойся – кол войдёт легко, тебе не придётся пробивать кость. У них нет костей. Только один удар. Пробить сердце. Немного выше солнечного сплетения. Тадеуш провёл полный инструктаж, когда мы ехали на их конспиративную «малину». Радует одно – передо мной не человек. Убить человека я, наверное бы, не смог. А вот такую тварь – становлюсь на колено, крепко сжимаю двумя руками кол, замахиваюсь и бью в грудь. Кол заходит как в масло, со стуком ударяясь о мёрзлую землю. «Пингвин» выгибается, сучит ногами, кровь, чёрная и вязкая толчками вытекает на его белую рубашку. Крик его сверлит мозг, но вскоре стихает. У него лицо человека, спокойно уснувшего, ни одна морщинка не выдаёт его предсмертных страданий.
Я поднимаюсь и иду к машине. Через несколько шагов не выдерживает мой желудок, и меня тошнит желчью с привкусом коньяка. Это не останавливает меня и я продолжаю брести к спасительным Жигулям. Меня не останавливает окрик Тадеуша.
– Вернись!!! – я слышу, как он бежит за мной, но продолжаю идти.
Он догоняет меня, разворачивает к себе лицом и смотрит в глаза, пристально и сурово.
– Ты не закончил…
– Я не могу. Без меня…
– Ты не убил его. Он теперь стал другим. Он найдёт тебя, и ты пожалеешь о том, что родился.
– Я уже жалею. Оставьте меня.
– Прекрати, ты ведёшь себя как истеричка. Осталось совсем немного. Ты должен.
– Я никогда не рубил головы, даже курам. Отпустите меня.
Тадеуш крепко берёт меня за руку и ведёт к лежащему телу. В руку мне вкладывают то ли охотничий нож, то ли кортик, я в таких тонкостях не разбираюсь. Понятия не имею, как ножом можно отрезать голову.
– Вы бы ещё перочинный нож дали, – пытаюсь шутить я.
– Это специальный, серебряный.
Мы уже стоим над телом. Троица вампиров наблюдают за нами.
– Если он сейчас очнётся, тебе не сдобровать. Режь.
– Как? Пилить, что-ли?
– Хочешь – пили. Это твоя работа. Сделай её. Ради Светланы.
В гробу я видел Светлану и пингвинов и вампиров. Я хочу домой. Я снова становлюсь на колено, подношу нож к горлу вампира, и вдруг он открывает глаза, рот его открывается, обнажая клыки, но не два, а десятки. Руки хватают мою одежду. Я рефлекторно провожу лезвием по горлу. Всё оказалось намного проще – нож вошёл в шею, как в помидор – практически без сопротивления. Мгновение – и голова с раскрытой пастью и выпученными в гневе глазами лежит отдельно от тела.
Я смеюсь – всё закончено, всё было не так, как я представлял. Я смог, я сделал это. Это ли меня насмешило или рассудок мой не выдержал – не знаю, но я чувствую облегчение и лёгкую эйфорию. Всё!!! Всё закончилось.
Тадеуш отводит меня в машину. Ошеломлённый профессор смотрит на меня как на легенду. Мы едем, я понимаю, что у меня на лице идиотская улыбка, но любая попытка выглядеть серьёзным ещё больше смешит меня. Это нервный срыв. Боже, только бы не сойти с ума. Господи, сохрани мне разум.
– Куда вас отвезти? – спрашивает Тадеуш.
– Профессора домой, а я поеду с вами. Мне идти некуда. Я хочу увидеть Свету.
– Думаю, это не лучшая идея, куда едем?
Я не верю своим ушам. Меня использовали и выбрасывают, как клочок туалетной бумаги или презерватив.
– Что это значит? – у меня нет слов, чтобы высказать своё недоумение.
– Это значит, что Вы пока не можете увидеть Свету. Она позвонит Вам.
– Дерьмо!!! – ору я. – Ты совсем…
Развернуться негде. Даже замахнуться не могу по человечески.
– Поедемте ко мне, – подаёт голос профессор, – я вам так благодарен.
– А пошёл бы и ты в жопу!!! Остановите машину.
Я выдаю замысловатую матерную тираду. Жигули тормозит, я вываливаюсь из них прямо в сугроб, не дождавшись полной остановки. Машина отъезжает, снова останавливается. Из неё выходит профессор и идёт ко мне.
– Даже не знаю, как вас отблагодарить, – профессор носится по комнате, то подливая мне чая, то подсовывая под нос блюдо с чёрствым печеньем. Эмоции хлещут из него фонтаном. – Я даже мечтать не мог. Я, если честно, сам не верил в то, что вампиры существуют. Это же были вампиры, правильно?
– Наверное, – пожимаю плечами, – называйте их как хотите.
Я опустошен, мысли постоянно возвращаются к сцене расправы над «пингвином». Сейчас он вспоминается беззащитным, беспомощным и несчастным. Даже с его ужасающей физиономией и клыками – иглами. Одно дело – убить в драке, в пылу борьбы, в порыве ненависти и злобы. Но убить лежащего и осознающего, что ему пришёл конец, хладнокровно проткнуть деревяшкой, а потом ещё и голову оттяпать. Хотя, встреться я с ним один на один, он бы мне просто башку откусил. И не подавился бы.
Все оправдания – что он был нехороший, убийца проституток, кровосос и нежить, не срабатывают. Работа палача оказалась убийственной для моей совести.
Профессор не умолкая поёт мне дифирамбы, но я не слушаю – мне жутко обидно, что меня вышвырнули из машины, или я сам выпал – не помню уже. Главное, что от меня избавились, ничего не объяснив. Никто ничего мне не объясняет. Мною пользуются и выбрасывают, чтобы поднял кто-то другой, и потом опять выбросил за ненадобностью.
Единственное, что я хочу сейчас – разъяснить ситуацию, кто есть кто и почему меня не оставят в покое. Орешек знаний твёрд, нам расколоть его поможет киножурнал «хочу всё знать». Что мне поможет расколоть орешки?
– Вы заметили, что не было следов? Снег просто девственный. Эта троица совсем не натоптала. Словно висели в воздухе. Я до сих пор не могу поверить, что мне довелось это увидеть. Я понимаю, что вам сейчас не до моих расспросов, но всё же, скажите, за что его убили?
Он заглядывает мне в глаза в ожидании ответа, потрясая заварником.
– Ещё чаю? Чай чудесный – чабрец, мята, лаванда…
– Послушайте, уберите этот бурьян. У вас есть водка?
– Водка? Ах, да, конечно!!! А я, дурак, с этим чаем… Кто ж чаем стресс снимает? Сейчас посмотрю…
Профессор исчезает в лабиринте комнат, кладовых и коридоров.
Мне нужно действовать, внутри меня сжатой пружиной сидят вопросы, которые давят на меня, требуя движения. Достаю мобильник, набираю Звягинцева.
– Да, мать твою. Три часа ночи, – слышу сонный голос. – Что случилось?
– Ты что, спишь?
Матерная ругань оскорбляет мой слух.
– Хватит брюзжать. Просыпайся, у меня хорошая новость для тебя. Убийств палочками больше не будет.
– В смысле?
– Я казнил убийцу.
Звягинцев неприлично долго молчит. Или не проснулся ещё, или новость переваривает. Скорее всего, второе.
– Казнил?
– Да, я проткнул ему сердце и отрезал голову.
– Ты что, пьяный?
– Уже нет и пока ещё нет. Надеюсь, что сейчас буду пьяный.
– Ты где?
– Майор, спи спокойно, кошмар закончился.
Не став слушать майора, выключаю трубу. Заходит сияющий профессор, сжимающий в огромных кулаках четыре бутылки. Каждая начатая, даже можно сказать – недопитая. Ставит всё на стол: коньяк, водка, какая – то мутная жидкость молочного цвета. В каждой бутылке остатки на дне, грамм по сто. Мне должно хватить. Профессор снова исчезает, возвращается с рюмками и двумя апельсинами.
– Отлично, – резюмирую я и выпиваю коньяк прямо из горлышка.
– Вот рюмка…
– К чёрту, – я беру бутылку с водкой и выливаю в себя остатки. Бесцеремонно закуриваю. Очень хорошо. Проблемы легко решаются спиртным. Заливаешь глаза и проблема уже не существует, потому что на неё уже начихать.
– Это что? – Показываю на мутную жидкость. Так выглядит разбавленный водой тройной одеколон. Он становится похожим на молоко.
– Это мастика. Болгарская водка, крепкая, я её решил разбавить, а она побелела…
– Годится, – вливаю в себя мастику, гадкую и вязкую на вкус. Пытаюсь содрать с апельсина шкуру, но руки уже не слушаются и в голове беспорядок. Перед глазами плывёт, кресло, на котором я сижу, раскачивается на волнах коньяка, водки и мастики.
Профессор протягивает мне четвёртую бутылку.
– Дегустация окончена, – выставляю руку в знак протеста. – Себе.
Профессор смотрит на рюмку, но решает не отрываться от коллектива, прикладывается к горлышку.
– Вы, наверное, спать хотите? Уже скоро утро. Я точно спать не смогу. Давайте я постелю вам. – Говорит профессор, занюхивая так и не почищенным апельсином.
– Нет, спать я не буду, – говорю я. Знакомое состояние, забытое, но возродившееся тревожит мою душу. Состояние из моей бурной молодости – выпил, найди на жопу приключение. – Где тут у вас выход?
– Вы куда? Ночь же на дворе? – всполошился учёный.
– Надо куда. Есть у меня парочка незаконченных дел. Спасибо за гостеприимство. Можно будет к вам обратиться, если мне деться будет некуда?
– О чём речь? Мой дом – ваш дом.
– Я бы не отказался. Шучу. До свиданья. – Натягиваю секонд-хэндовские куртку и ботинки и выхожу на улицу.
Холодно, ветер обжигает щёки. Где ночью в такую погоду искать приключений? Знаю, я пойду к Светлане. Плевать мне на этих нафталиновых трёхсотлетних пуделей. Пёс, чтоб его. Если я вампира убил, то пёс мне точно должен быть по зубам.
Морозный воздух немного отрезвил, мир снова обрёл четкие очертания. Такси я поймал почти сразу. Ночью можно тормозить любую машину – не прогадаешь. Кто ещё будет разъезжать ночью по городу, если не таксисты. Сначала едем к моему дому, проезжаем медленно – в окнах свет не горит, моя машина стоит засыпанная снегом, но, вроде ещё на колёсах и не взломанная. Еле сдерживаюсь, чтобы не вызволить из плена моего самого близкого и преданного друга – мой фотоаппарат.