Батурин продолжал работать с пятой группой ремесленного училища, но результаты не радовали.
— С группой закончил. Приступаю к хождению по магазинам, — сказал как-то Леонид Александрович Волоскову, — попробую выяснить, где был куплен плавленный сыр, конфеты «Буревестник» и водка.
— А как с Яшей?
— Пока не нащупал, но поиски не прекращаю.
— Хорошо. Возьми себе в помощь оперуполномоченного Туганова. Он сегодня закончил все свои срочные задания.
— Есть!
Вечером, когда Волосков уже собирался уходить домой, к нему в кабинет вошли оживленные Батурин и Туганов. У смуглого и черноволосого Туганова только по глазам можно было заметить, что он очень доволен. У Батурина же радостью светились не только глаза, но и весь он, казалось, готов был плясать.
— Есть магазин и есть продавец! — откидывая рукой волосы выпалил Батурин.
— Подожди! — Волосков невольно улыбнулся.
Он взял со стола пресс-папье и постучал в стену. Через несколько секунд вошел следователь прокуратуры Ененков.
— Теперь рассказывай! — предложил Батурину Венедикт Михайлович.
— Побывали мы во многих магазинах и киосках и все впустую. Наконец зашли в гастроном на улице Сталеваров. Сначала к одному, потом к другому, потом к третьему продавцу. Показываем фото Герман, одна опознает и начинает рассказывать: «Взвешивала я этой женщине конфеты «Буревестник» и тут к ней подошли двое пареньков. Один симпатичный, в стильной куртке, а другой одноглазый. Симпатичный ей говорит: «Женщинам конфеты, а мужчинам водка!» Покупательница им в ответ: «Ну-ка докажите, что вы мужчины, а я докажу, что женщины и от водки не отказываются! К тому же я в долгу перед вами не останусь!» — и достает из кармана пустой стакан. Парнишки переглянулись. Выворачивают свои карманы, сложились и просят пол-литра водки и пачку плавленного сыра. Я отпустила, и они втроем вышли на улицу». И это было часов девять вечера, а утром Герман обнаружили граждане! — закончил Батурин.
— Да, действительно важные сведения, — оживился Венедикт Михайлович, — а что, Александр Ильич, среди ремесленников нет никого с одним глазом?
— Нет.
— А перочинный нож, изъятый с места происшествия, так никто и не опознал? — спросил Батурин.
— Нет, — отозвался следователь.
Утром, когда Волосков еще не успел войти в свой кабинет, раздался телефонный звонок.
— Венедикт Михайлович! — услышал он в трубке голос оперуполномоченного Кирсанова. — Яша Однорукий мной установлен! Участковый уполномоченный Арлашкин сейчас доставит его к вам. А я по вызову еду в Областное управление.
— Молодец, Кирсанов! — Венедикт Михайлович повесил трубку и заходил по комнате, возбужденно потирая руки.
Волосков постучал прессом в стену.
— Александр Ильич, сейчас тебе доставят Яшу Однорукого! Давай обсудим план его допроса.
Они начали обсуждать вопросы и последовательность, в какой их задавать, одновременно предвосхищая возможные ответы на них. Наконец план был готов, и Александр Ильич ушел в свой кабинет поджидать Яшу.
Участковый уполномоченный Арлашкин, высокий худой мужчина с бледным лицом, на пороге появился внезапно вслед за коротким стуком, на который Ененков не успел среагировать. Арлашкин пропустил впереди себя человека средних лет, в пиджаке с пустым рукавом, заправленным в карман.
— Разрешите?! Задержанный доставлен. Я больше не нужен?
— Пока нет! — отозвался следователь. — Спасибо!
Мищенко, как оказалась фамилия Однорукого, был спокоен, что не ускользнуло от внимания Александра Ильича.
— А ведь Лида умерла, — сказал Ененков, в упор глядя на Яшу.
— Ну что ж, все там будем, — меланхолично отозвался тот.
Ответ был одним из тех, который ожидал следователь, но все же внутренне Ененков возмутился безразличием Однорукого.
— Значит вы знали Герман? — следователь бросил на край стола фотографию умершей.
— Знал, — услышал он равнодушный ответ.
Давая и дальше такие же односложные ответы, Мищенко подтвердил, что действительно Герман ему назначила свидание, но не пришла, и он ее в этот вечер не видел, а на следующий день узнал, что ее обнаружили с резаными ранами в бессознательном состоянии. Кто мог это сделать, он не знает, других ее знакомых также не знает. Такого ножа с красной пластмассовой ручкой он не видел нигде.
Допрос ничего нового не давал, и следователь, невольно разглядывая одежду Мищенко, обратил внимание на какое-то темное пятно на пиджаке около кармана, в который был заправлен пустой рукав.
— Что это за пятно?
— Кровь.
Получив такой неожиданный ответ, Александр Ильич вначале опешил, но, стараясь не показать этого, спросил:
— Чья кровь?
— Моя, — невозмутимо отозвался Яша.
«Это мы еще проверим», — подумал следователь.
— Как и почему кровь оказалась на пиджаке?
— Она с того дня, как мне на производстве повредило руку.
Задав еще несколько вопросов, уточняющих происшедший с Мищенко несчастный случай, Ененков перечитал вслух протокол допроса и вспомнил, что не задал еще одного важного вопроса.
— Не видели ли вы Герман незадолго до происшедшего с ней случая с какими-нибудь людьми?
— Видел, — спокойно бросил Мищенко.
«Нет, этот Однорукий поистине похож на восточного фокусника, — подумал Ененков, проникаясь симпатией к Яше, — говорит коротко, но как скажет, так как будто живую змею из кармана вытащит! Как скажет еще, так словно эту змею проглотит, и все это с таким завидным спокойствием».
— Когда, с кем? — внешне равнодушно спросил Александр Ильич.
— Накануне нашей договоренности о свидании, вечером. Она стояла возле магазина «Кулинария» с двумя ребятами. Один из них был в стильной куртке. А когда они пошли, то тот, что был в куртке, заковылял ненормальной походкой, как будто у него не свои ноги.
— А другой не одноглазый был?
— Я не заметил.
Оставив Мищенко в кабинете, Ененков зашел к Волоскову посоветоваться. Решили запросить больницу, где лежал Яша, и, как он сказал, ему делали переливание крови, какая у него группа крови, а также изъять пиджак и направить его на экспертизу для определения состава пятна. Мищенко было решено отпустить домой и не терять из поля зрения.
— Причастен ли он к преступлению или нет? — проговорил Венедикт Михайлович, когда все в отношении Яши было сделано.
— Мне кажется, что нет, — высказал свое мнение Ененков, — во-первых, возраст не тот. Герман имела дело с юношами, как говорят все.
— Да, но все же назначила Яше свидание? — возразил Волосков.
— Это так. Однако вдобавок к возрасту можно еще сказать, что Яша слишком спокойно реагировал на мои вопросы. Все-таки убийца, если он не законченный подлец, переживает, когда совершит такое преступление, и это переживание всегда заметно. Да к тому же ведь Герман пошла пить водку с двумя пареньками. Куда же они девались, если Яша убил? Подвыпившие ребята так просто не отдадут постороннему да еще однорукому мужчине женщину легкого поведения. Тем более, что она сказала, что в долгу перед ними не останется. Свидание с ними она назначила около Дворца культуры, а от него до места происшествия каких-то сто метров!
— Логично! Да, забыл тебе сказать, — прервал Ененкова Волосков, — Батурин установил, что ни у кого из учащихся ремесленного училища стильной куртки никто не видел.
— Тогда эту пару, а я думаю, что и в гастрономе и около «Кулинарии» это одни и те же ребята, надо искать в другом месте. Что, если проверить артель инвалидов? Ведь один из парней кривой, а другой, как на протезах ходит?
— Ну что же. Вполне возможно. Нужно еще поговорить с соседями и друзьями Мищенко.
Волосков достал план оперативно-следственных мероприятий. День опять пролетел незаметно. Ененков ушел домой, а Венедикт Михайлович, поговорив с начальником райотдела о ходе расследования, вышел на улицу.
Уже начало смеркаться. Дневная жара спала. Было тихо и спокойно. Венедикт Михайлович решил, придя домой, уговорить жену выйти погулять. Он уже заранее предвкушал, как будет рада дочка, и у него стало так приятно на душе, что возглас капитана Паничука, подъехавшего на мотоцикле, не сразу дошел до сознания Волоскова, и он не сразу понял, что этот возглас относится к нему.
— Есть новости!
Паничук взял Волоскова за рукав и тихим голосом быстро заговорил:
— Сейчас я встретил председателя артели инвалидов, и он мне передал, что секретарь парторганизации артели Подкорытов, оказывается, подозревает в убийстве рабочих Перевалова и Соболева!
— Один из них кривой, а другой хромой! — также беря Паничука за рукав, быстро проговорил Волосков.
— Да! А вам откуда известно?!
— Ну это другой вопрос! Надо немедленно задержать этих рабочих.
Волосков вбежал обратно в помещение райотдела. Быстро были даны распоряжения, и мотоцикл, не успев остынуть, взревел, унося наряд сотрудников в сгустившуюся темноту притихшей улицы.
Когда утром следователь Ененков пришел в райотдел милиции, то вначале он заглянул к Волоскову. Понурив голову, напротив Венедикта Михайловича на стуле сидел юноша с тонким выразительным лицом. Он был бледен.
— Это Перевалов. И Лидия Герман его рук дело, — сказал Волосков следователю.
Хотя в голосе Венедикта Михайловича и слышалось торжество, но Ененков почувствовал в нем и разочарование.
— Это следователь, — обращаясь к Перевалову, произнес Волосков, — расскажи-ка ему все сначала до конца.
Перевалов мельком взглянул на Александра Ильича и, не поднимая головы, заговорил»:
— Купили с Соболевым водки. Пошли с Лидкой за Дворец культуры. Стали выпивать. Она выпила почти два стакана и стала смеяться над нами, а потом пнула меня между ног. От обиды и боли я ничего не соображая, схватил свой ножик, мы им сыр резали, и ударил ее в живот два раза. А Соболев стал чиркать лезвием безопасной бритвы ей по шее. А потом я ударил ее бутылкой по голове. Тут мы услышали, что идут люди и убежали.
Пораженный Ененков слушал этот бесхитростный рассказ и у него тоже появлялось разочарование. «Ну и убийца, — подумал он, — недоносок какой-то».