Агулов отошли в сторону, и Николай Иванович доложил подполковнику о плане работы по установлению причин недостачи.
— Хорошо! — сказал Агулов. — Действуйте!
На следующий день Николай Иванович долго разговаривал с Абрамовой. Она принадлежала к такой категории людей, которые считают, что лучше ничего не говорить, а то потом «затаскают по судам». Но в конце концов Николай Иванович добился, что она все же сказала, кто стоял за ней в очереди в кассу по обмену денег. Это была кассир из какой-то монтажной организации, как почему-то показалось Абрамовой. А почему ей так показалось, она сказать не могла. Одета кассир была в бордовое зимнее пальто и черный платок. Больше ничего Литвинов добиться от Абрамовой не смог.
На допросе у Ейриша Косматова, растерянная и дрожащая, также сказала, что после обеденного перерыва первой меняла деньги женщина в зимнем пальто бордового цвета и в черном платке. Меняла она новые деньги крупного достоинства, в том числе и сотенную, как она сейчас вспомнила, на более мелкие. Больше она ничего вспомнить не смогла.
Начальник отделения уголовного розыска Волосков, выслушав Ейриша, заметил:
— Косматову придется, видимо, допросить еще раз! Но старайтесь, чтобы она успокоилась. Тогда она сможет вспомнить какую-нибудь деталь. А какое значение имеют мелочи в нашей работе, говорить не приходится!
— Я к этому и стремлюсь. Мне показалось, что Косматова к концу допроса уже почти успокоилась. И при новом допросе можно будет ожидать от нее подробностей.
— Вот и превосходно! А сейчас пришлите ко мне Петрова.
Ейриш вышел. Вскоре в дверь постучали и вошел оперуполномоченный Петров.
— Так ведь мне пока нечего вам доложить, Венедикт Михайлович! — сказал он сокрушенно Волоскову.
— Я не для этого пригласил вас. Садитесь к телефону и обзвоните все бухгалтерии монтажных организаций. Кассир была в бордовом пальто!
— Есть! — обрадованный Петров выбежал из кабинета.
Оперуполномоченный достал из кармана список монтажных организаций и, войдя к себе в кабинет, нетерпеливо снял телефонную трубку. Однако разговор у него получался один и тот же и вскоре из радостного его голос превратился в сухо-деловой, а потом уже почти в мрачный. И наконец, поставив крестик в списке напротив последней организации, оперуполномоченный удрученно вздохнул и, волоча ноги, нехотя пошел к Волоскову.
— Опять ничего, Венедикт Михайлович!
Волосков помолчал, докурил папиросу, с ожесточением плюнул на нее, как будто она была в чем-то виновата, и швырнул в плевательницу в углу около стола.
— Ну вот что! Я дал задание Грозенок быть в банке. Идите завтра с утра и вы туда. Может, Абрамова увидит кого-нибудь в бордовом и будет сомневаться. Поможете Грозенок.
— Есть! А может, и не в бордовом пальто была кассир? Ведь существует же «птичья» фамилия Верблюденко! Помните анекдот!
— Помню! — Волосков усмехнулся. — Может, и не в бордовом! Но ищите пока в бордовом!
— Есть! Так зачем завтра? Я сейчас пойду в банк!
— Нет! Уже четвертый час и для клиентов он закрыт.
Николай Иванович Литвинов сказал тем временем Абрамовой, чтобы она с утра побыла в банке и попыталась опознать кассира из монтажной организации и, если кассир появится, то сказала бы об этом оперуполномоченному Грозенок, который будет находиться в банке.
Утром задолго до открытия госбанка Петров уже был на месте. Вот начали подходить бухгалтеры и кассиры. Хотя все они работали в разных организациях, но здоровались друг с другом, как старые знакомые. Да и немудрено, встречаются часто. Пришла Абрамова. И когда Петров увидел подходившую к зданию госбанка женщину в бордовом пальто, то подошел к Абрамовой, досадуя, что та не обращает внимания на эту женщину.
— Не эта ли? — прошептал он.
— Кажется, нет, — неуверенно и тоже шепотом ответила кассир.
Петров подошел к женщине в бордовом, чувствуя раздражение от ответа Абрамовой. День назад видела человека и уже не может точно сказать, она или не она.
— Где вы работаете и кем?
— На ремонтном заводе кассиром! — женщина широко открытыми глазами посмотрела на Петрова.
Пробурчав извинение, оперуполномоченный прошел в вестибюль столовой, расположенной в этом же здании. В углу вестибюля около телефона-автомата на цепочке висела растрепанная телефонная книга. Полистав ее, Петров нашел нужный номер и позвонил. Ему ответили, что кассир в предыдущие дни в госбанк не ходила. Да, не везет. Надо идти в госбанк.
Младший лейтенант Грозенок, атлетического роста мужчина, с выпуклыми глазами на чистом, как у ребенка, лице, подошел к банку, когда дверь открылась, и все ожидающие, теснясь, начали входить в помещение. Кроме одной женщины в бордовом пальто с красной клетчатой хозяйственной сумкой, других не было видно. Издали Грозенок увидел, что с ней коротко о чем-то поговорил Петров. Вот он пошел в столовую.
Грозенок вошел в госбанк последним и сразу же обратил внимание, что он своим светло-коричневым пальто резко выделяется среди посетителей «Как же я не подумал об этом?» — мелькнула у него мысль. Николай Андреевич хотел было, предупредив постового милиционера, сбегать домой и переодеться в более незаметную одежду, как увидел девушку в бордовом пальто. Грозенок перевел взгляд на Абрамову. Та кивнула головой.
Доставленная в райотдел девушка оказалась Пименовой Ольгой Григорьевной, работающей в одной из строительных организаций. Литвинов был занят, и Грозенок привел девушку в кабинет к дознавателю Ейришу.
«Да, недаром наши сотрудники сразу не установили ее. Ищут в монтажных организациях, а она работает в строительной», — подумал Лев Лазаревич, приступая к допросу. Пименова держалась уверенно, улыбалась и на вопросы отвечала, не задумываясь.
— Да, я была уже в банке. Приходила обменивать новые деньги пятидесятирублевыми купюрами на новые же только мелкими купюрами, чтобы можно было выдать нашим рабочим. Обменяла девятьсот рублей. Получила три пачки трехрублевого достоинства и ушла.
«Слишком уверенно отвечает и очень быстро, — думал Ейриш, глядя на кассира, — как будто заранее подготовилась, а ведь ее задержали внезапно, и я сразу же приступил к допросу. Ну, хорошо. Будем делать так, чтобы она приняла меня за недогадливого простачка».
Лев Лазаревич заметил, что Пименова, хотя и отвечает бойко, но все же смотрит настороженно, словно ждет чего-то. Дознаватель придал своему лицу выражение безразличия. Глянув в окно, он прищурился, скосив глаза на Пименову, и как можно равнодушнее спросил:
— Кроме пятидесятирублевых купюр вы какие-нибудь другие обменивали?
Когда Ейриш поворачивал голову к окну, то заметил, что Пименова бесшумно, как бы с облегчением вздохнула, но после вопроса дознавателя опять замерла. Однако ответила все же беззаботно.
— Нет! Ни сторублевых, никаких других. А почему вы меня переспрашиваете? Почему вы мне не доверяете?
«Упомянула сотку, — мелькнула у Ейриша мысль, — да и потом я ничем не показал, что не доверяю ей?! Почему она пришла к такой мысли? Потому что я переспросил, какие она меняла купюры? Но я же не спросил ее, меняла ли она пятидесятирублевые?»
— Где, когда и какими купюрами вы получили те новые деньги, что принесли в банк для обмена? — спросил дознаватель безразличным тоном, открывая ящик стола и начав там что-то не торопясь разыскивать.
— В областной конторе госбанка в тот же день. Получила тысячу пятьдесят рублей. Девятнадцать пятидесятирублевок и одну сотенную.
— Где эта сотенная?
— Отдала ее двум шоферам, которые торопились в командировку.
— Так вы даже пятидесятирублевые пришли разменять, а как же сотку отдали? Ведь логичнее дать шоферам каждому по полусотке?
— Вы что, не верите мне? Позвоните в райком комсомола, справьтесь, какая я! Там меня знают!
Она уже не улыбалась. Лицо ее побледнело. У нее уже был вид человека, который перед собой видит заклятого врага.
— Хорошо! Подождите в коридоре, а я позвоню.
Дальше нелепо продолжать допрос. Сейчас от нее ничего не добьешься. Ощетинилась, как еж. Нужны доказательства, которыми можно сломить ее упорство. Или приступить к длительному, неторопливому, с выяснением мельчайших подробностей допросу. Но на это нужно время.
Выходя из кабинета, кассир опять, но уже более спокойно спросила:
— Почему вы мне не доверяете?
«Что это она так назойливо твердит о доверии?» — подумал Лев Лазаревич, снимая трубку телефона. Но позвонил он не в райком комсомола, а к начальнику ОБХСС Литвинову.
— Николай Иванович! Вам Грозенок, наверное, сказал, что задержал кассира, которая меняла деньги первая после Абрамовой. У меня твердое убеждение, что она мне не все рассказала. Уж больно быстро отвечает и без конца твердит о доверии! Поговорите еще с ней вы!
Литвинов долго разговаривал с Пименовой. И также пришел к убеждению, что кассир рассказала не все. Заканчивая с ней разговор, Николай Иванович сказал:
— Вот что, Ольга Григорьевна! Мы легко можем проверить правдивость ваших показаний. Мы можем пойти к вам на работу и провести ревизию кассы и обыск у вас на квартире. Не добивайтесь этого. Не забывайте, что чистосердечное раскаяние по закону считается смягчающим вину обстоятельством.
Пименова сидела с опущенной головой. Во всей ее фигуре чувствовалась подавленность.
— Посидите еще немного в коридоре.
Пименова вышла из кабинета. Литвинов снял трубку телефона и позвонил следователю прокуратуры Ененкову.
— Александр Ильич! Я думаю пора тебе подключаться к расследованию. Сейчас придет Косматова. Нужно провести очную ставку с Пименовой, чтобы уточнить деталь со сторублевой купюрой. Если тебе некогда, то сами проведем. Придешь? Жду!
Через несколько минут пришел Ененков. Литвинов вышел. Вошла Косматова, она была чем-то возбуждена.
— Садитесь, Елена Дмитриевна, — сказал Ененков, доставая из портфеля бланк протокола допроса. — Ну как, может быть вы вспомнили, кому и как меняли деньги? Какие-нибудь подробности, детали, мелочи?