«Цвет машины предположительно кофейный, — думал он, сидя в кабинете автоинспекции, — кофейные у Санина и Петунина. Может, к ним, к первым пойти. А может, к тем, у кого пепельные? Дело было ночью и какой окраски машина случайные свидетели могли не разглядеть. Пожалуй, искать только кофейную машину будет неверно».
— Товарищ капитан! — обратился он к Лялину. — Поедемте со мной в Каштак и начнем с «Москвича» Обрезкова!
— А у него что, машина кофейная?
— Нет пепельная. Но это ненадежные владельцы. Не сам хозяин, а его сыновья.
Нескрываемое недовольство появилось на утомленном лице Лялина.
— Может, все-таки начнем с кофейных?
— Нет! Давайте с Обрезковых.
— Хорошо! — без энтузиазма произнес госавтоинспектор. — С Обрезковых, так с Обрезковых!
Записав себе несколько адресов, Пашнин вышел из кабинета и, пройдя по коридору, освещенному молочными палочками — лампами дневного света, заглянул в дежурную комнату.
— Клеменцов! Передали телефонограмму в другие райотделы о ночном происшествии? Передали? Хорошо! — Он перевел взгляд с дежурного на мужчину в милицейской фуражке и комбинезоне, сидевшего у окна с папиросой во рту. — Хватит скучать, Глухов! Бак полный? Поехали!
Глухов встал, взял с окна кожаные перчатки с длинными, расширяющимися к локтям раструбами и пошел вслед за Паншиным на улицу.
Сидя в подрагивающей люльке мотоцикла, Пашнин под ровный стрекот мотора вспоминал показания единственного свидетеля. Это была дежурная телефонистка с телефонной станции. Когда за Петром Алексеевичем приехали ночью из милиции, он уже спал. Как всегда, ему неприятно было ехать на происшествие. Опять в какой-то семье беда. Приехав на место ночного происшествия и глянув на сравнительно ровный асфальт дороги, облитый бензином, и исковерканный мотовелосипед, Пашнин не стал долго задерживаться здесь. Его потянуло к зданию за чугунным забором. В одном окне был свет. Дежурная была настолько взволнована, что человек подозрительный на месте Пашнина подумал бы, что эта женщина как-то причастна к наезду на велосипедиста. Но Пашнин не относился к таким людям. Телефонистка знала мало. Но и это «мало» было необходимо.
Услышав резкий звук работающего мотора мотовелосипеда, телефонистка посмотрела в окно. В застывшей, неживой позе велосипедист сгорбился за рулем. Вот его осветило сзади фарами. И «Москвич» на большой скорости, словно хищник, прыгающий на жертву, стремительно налетел на велосипедиста и, не сбавляя скорости, помчался дальше. А женщина, схватив телефонную трубку, некоторое время не могла сказать ни слова дежурному милиции, который вначале деловито, а затем уже раздраженно кричал в трубку, что он слушает.
Да, как всегда бывает вначале, данных очень мало. Но хорошо, что известна марка машины. Но «Москвичей» много. Пашнин поежился. На мотоцикле продувает основательно. Итак, здесь живет первый адресат. Одноэтажный дом с палисадником, где на длинном стебле, как маленькие граммофоны, густо расположились мальвы. Калитка закрыта изнутри. Наконец на стук кто-то идет. Калитка открывается, и Пашнин видит старую женщину с мокрыми руками, которые она неторопливо вытирает о выцветший фартук.
— Где хозяин?
— Вчера уехал на рыбалку.
— На «Москвиче»?
— А то еще на чем?
— Куда же?
— Не знаю!
Пашнин прощается и едет дальше. А старуха с опаской смотрит вслед синему с красными обводами мотоциклу. Так, этого владельца надо проверять и дальше. Уехал вечером, а ночью наехал. Возможно? Возможно! А теперь надо побывать и у другого. Другой живет в многоэтажном доме.
— Муж на работе, — отвечает Пашнину женщина, открыв дверь, — нет не на машине. На машине сын поехал в библиотеку. Да, вчера сын тоже ездил. Нет, не видела машины. Ведь гараж далеко от дома. Вы знаете, как это неудобно.
Женщина начинает выражать недовольство, но Пашнин ее уже не слушает. Сбегая по ступенькам, он торопится. Сына тоже надо немедленно найти и осмотреть машину. Выбежав на улицу, Петр Алексеевич прыгает в люльку.
В тесном дворе дома Обрезковых, рядом с гаражом, стояла машина «Москвич» серого цвета первого выпуска.
— Смотри! Стекла фар разные! — воскликнул Горбатюк. — Одно старое, все в пыли, а другое новенькое, аж блестит! А это что? Мелкие осколки в фаре!
Солнце казалось ликовало оттого, что может полюбоваться на новое стекло, а заодно и заглянуть во внутреннюю часть фары и осветить мелкие осколки, помогая тем самым сотрудникам милиции увидеть немых свидетелей преступления, красноречиво говорящих о происшедшем.
Старший лейтенант присел около левой фары и уперся рукой о крыло. Прикоснувшись к нему, Горбатюк сразу отдернул руку и машинально встал. Рука оказалась выпачканной свежей краской.
— И лобовое стекло новое! — быстро проговорил Лялин. — Букву «Л» не успели нарисовать, а на заднем стекле есть!
Глянув на руку участкового уполномоченного, капитан нагнулся и, бросив взгляд под крыло, добавил:
— На крыле была вмятина. Ее только что выправили и покрасили. И на крыле у лобового стекла слева тоже свежая краска! Тоже выправлена вмятина.
Открыв дверцу, старший госавтоинспектор заглянул в кабину и, сказал:
— Ну так и есть! Обшивка потолка еще не прибита. А на полу мелкие осколки стекла! Здорово нам повезло!
— Повезло? — задумчиво переспросил Горбатюк. — Может быть. Но я хорошо знаю владельцев в Каштаке. Сыновья Обрезковых отличаются от всех. Были такие случаи: один из них уж чуть было не наехал на женщину, а другой задел проезжего велосипедиста. Притом оба брата часто выпивают и садятся за руль поздно вечером, когда автоинспектора уже не встретишь. Ведь у них нет прав на вождение. Права имеет только отец Обрезковых!
Лялин подошел к Горбатюку, вытиравшему бумагой руку, и хотел что-то сказать еще, но, увидев выходившего на крыльцо из дома пожилого заспанного мужчину, только удовлетворенно кивнул головой.
— Здравствуйте, Игнатий Павлович! Где это вы вчера помяли свою машину? И к чему еще этот срочный ремонт? — обратился к вышедшему мужчине участковый уполномоченный.
— Это Васька на ней вчера ездил. Говорит в кювет заехал!
— А где Васька сам-то?
— Да к соседям за гвоздиками пошел. Обшивку к потолку в кабине надо приколотить, говорит. А что это вы к нам? По какому делу?
— Автоинспекция проводит дополнительный осмотр машин!
В это время во двор зашел одетый в форму ремесленника худощавый Василий. Он хмуро посмотрел на сотрудников милиции.
— Садитесь оба в машину! Поедем! — скомандовал Горбатюк.
Доставленный в райотдел «Москвич» поставили во двор. Оперуполномоченный отделения дознания Валиулин, среднего роста, круглолицый лейтенант, допросил Обрезкова Игнатия Павловича. Затем вышел во двор и тщательно осмотрел машину. Только после этого лейтенант милиции приступил к допросу Василия Обрезкова.
— Скажите, куда вы ездили вчера вечером на «Москвиче»?
— На картошку, полоть и окучивать.
— По какой дороге ехали?
— По свердловскому тракту.
Валиулин сразу вспомнил, что это в противоположной стороне от места происшествия с Тауфенбахом и усмехнулся.
— А как и где разбили автомашину?
— Это случилось, когда уже стемнело. Я ехал домой и встречный МАЗ меня ослепил и, чтобы не столкнуться с ним, я свернул резко вправо и налетел на березу.
На круглом лице Валиулина появилась улыбка. Дознаватель вначале тихо, потом все громче и громче начал смеяться. Наконец он захохотал в полный голос.
— Налетел на березу, говорите? — переспросил лейтенант, перестав смеяться, но все еще с улыбкой на лице. — Это в каком месте? Я Что-то не припомню, чтобы вдоль свердловского тракта росли березы. И почему лобовое стекло разбилось? Почему вмятина на корпусе над лобовым стеклом? Что-то ваша береза немыслимо изогнута. Да и кювет, что имеется вдоль тракта, на «Москвиче» не переехать!
Улыбка исчезла с лица Валиулина. Он уже холодно смотрел на Василия. Четко выговаривая слова, он добавил:
— К тому же погнуто левое крыло, разбита левая фара! Если вы свернули с дороги и ударились о ближнее дерево, то должна была разбиться правая фара и погнуться правое крыло! Будете еще отстаивать свою нелепую версию? Может, мы сядем в машину и съездим посмотреть на эту удивительно изогнутую березу? Ведь на ней остались следы! Или вы все-таки начнете говорить правду?!
Обрезков опустил голову. Немного помолчав, он хрипло произнес:
— Да, не успел я. Вовремя вы нагрянули, даже краска еще не высохла. Ладно, пишите. Это я сбил велосипедиста. Я был пьян и, сворачивая вправо от семнадцатого ремесленного училища на дорогу, идущую мимо телефонной станции, сильно закрутил руль направо и не сбросил газ. Не успел отвернуть. Он что, умер? Ну тогда все, тюрьма! И зачем я пьяный за руль сел?
ДВА СВИДАНИЯ
Венедикт Михайлович проснулся от стука в дверь. Вставать не хотелось. Он еще надеялся, что стук ему приснился и не открывал глаза. Но стук повторился. Венедикт Михайлович шепотом чертыхнулся и резким движением вскочил с кровати. Сна как не бывало.
Репродуктор молчал. «Еще нет и шести утра», — подумал Венедикт Михайлович, выходя в коридор.
— В кленовой посадке за улицей Ярослава Гашека обнаружена раненая женщина! — торопливо проговорил милиционер.
— Она в сознании?
— Нет! Видно много крови потеряла!
— Машину скорой помощи вызвали?
— Да!
— А следователя прокуратуры?
— Вызвали!
— Подождите меня! Я сейчас оденусь.
Венедикт Михайлович вернулся в комнату и поспешно начал одеваться, стараясь не шуметь. Но жена уже проснулась и с тревогой смотрела на мужа.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— А вот я сейчас и выясню, что случилось, — Венедикт Михайлович старался придать своему голосу беззаботность.
Хотя женаты они были давно, но Лиля никак не могла привыкнуть к довольно частым вызовам ее мужа, работника милиции, на службу в любое время суток. Знала она также и то, что бесполезно расспрашивать своего неразговорчивого супруга о том или ином происшествии. Муж, как правило, говорил столько, что иная соседка, которая никакого отношения к милиции не имела, рассказывала больше. Но сам Венедикт всегда с интересом прислушивался к словам жены, если она передавала ему разговоры всезнающих соседок.