Плечи парня опустились. Он понимал, что его подловили. Леви ждал, скрестив руки.
– Я не хотел еще ехать домой, поэтому послонялся по округе, потом припарковался. – Каттер потянулся вверх и сорвал яблоко с ветки, повертел в пальцах. – Покурил немного, послушал музыку.
– Где припарковался? – Шериф выхватил у него из руки яблоко.
– Не знаю, на какой-то гравийной дорожке, – пожал плечами Каттер. – Можно идти?
– Нет, – резко ответил Леви. – Сначала расскажешь мне, что ты видел на той дорожке. Из-за чего понесся потом по дороге со скоростью девяносто миль в час.
– Ничего я не видел, клянусь, – заупрямился Брок, но помощник шерифа пристально уставился на него. – Я услышал выстрелы, довольны? – бросил Каттер с дрожью в голосе. – Целую серию. И подумал: «Он это сделал, он и вправду это сделал». И я еще долго сидел там, твердил себе, что ошибся, а потом услышал очередные выстрелы, испугался и уехал. Я мчался домой, совершенно обезумев, и тут вы меня остановили.
– Что ж, хорошо. – Роббинс похлопал Каттера по плечу. – Разве ты не чувствуешь себя лучше, сказав правду?
Кажется, юноша лучше себя не почувствовал, но послушно кивнул.
– Что теперь? – спросил он. – Я могу идти?
– Извини, – усмехнулся Леви, швыряя яблоко на землю. – Теперь тебе придется рассказать мне все еще разок. С самого начала.
Джози услышала щелчок открывшейся дверцы автомобиля и приподнялась с пола: она увидела перед собой полицейского и дедушку.
– Можешь выйти, ты в безопасности. Она ушла.
Джози не хотела вылезать из машины. Мир снаружи был жестокий, он причинял боль. Девочка отвернулась.
– Давай же, Кыш, – устало поторопил дедушка. – Ты слишком большая. Мне тебя не донести. Вставай и пойдем.
Джози всегда считала деда старым, но в тот момент перед ней стоял совсем дряхлый человек. Кожа на черепе натянулась, лоб избороздили темные вены, глаза покраснели, а кожу под ними испещрили глубокие морщины.
Девочка вышла, оглядываясь в поисках мамы Бекки.
– Ее увел шериф, – объяснил Мэтью.
Глаза у Джози округлились.
– Миссис Аллен забрали в тюрьму? – изумилась она.
– Нет-нет, – сказал дед, обнял внучку и повел ее мимо навеса к дому. – Они пошли в тихое место, где смогут поговорить. Она очень расстроена, Кыш. Ее малышка пропала. Не будь к ней сурова.
– Но все думают, что Итан убил маму и папу и забрал Бекки! – крикнула Джози, не в силах сдержать слезы.
– Люди не могут мыслить здраво, когда им страшно, – пояснил Мэтью. Джози оперлась на его тощую руку, пока они шли. – И ты, возможно, услышишь от людей много плохих слов об Итане. Им надо кого-то обвинить, а твой брат сейчас самый подходящий кандидат. Но мы-то его лучше знаем, правда? Мы знаем, что Итан не мог никому причинить вреда. Так ведь?
– Да, – просопела Джози. Но она и сама не знала, верит ли в это. Она видела лицо Итана, когда тот выстрелил в воздух. Слышала гнев в его голосе, когда брат спорил с отцом. – Они заберут Итана в тюрьму, когда найдут? – спросила она.
– Мы ничего не знаем наверняка, – вздохнул Мэтью. – Нам надо быть терпеливыми, пока все не выяснится. Но знай: что бы ни случилось, все образуется.
Джози очень хотела поверить дедушке. Не обращая внимания на боль в руке, она побежала к хлеву, сгорая от желания увидеть коз. Внутри она посмотрела вверх на старые балки, пересекающие потолок, словно ребра огромного доброго зверя. Вдохнула запах свежей соломы, которую дедушка засыпал в кормушки: канавы длиной три метра и глубиной метр, расположенные в середине сарая.
Уголком глаза Джози заметила фигуру, появившуюся в хлеву. Сначала она подумала, что это дедушка пришел за ней, но человек был слишком высокий и широкоплечий и шагал более твердой походкой, чем Мэтью Эллис. Когда мужчина подошел ближе, Джози увидела, что это Рэнди Каттер, отец Брока.
Похоже, Рэнди не заметил, что Джози сидит всего в нескольких метрах от него. В выражении лица Каттера было что-то холодное и расчетливое, отчего девочке захотелось остаться незамеченной, спрятаться в собственном хлеву.
Джози оценила расстояние от загона до двери: совсем недалеко, но с больной рукой она не сможет бежать достаточно быстро. У нее не было конкретных причин бояться Рэнди, но она знала, что родители не любили его.
Джози вспомнила, как агент Сантос спрашивала, были ли у папы с мамой конфликты с кем-нибудь. Отец Джози не был поклонником Рэнди Каттера и его старого папаши, буйного, краснолицего мужлана, который скупал все выставляемые в округе на продажу земли. «Он не остановится, пока не заполучит тысячу акров», – повторял Уильям.
Но Рэнди Каттеру, как тот ни старался, не удалось наложить лапу на землю, к которой так лежала душа у Уильяма и Линн Дойл.
Кровная вражда, если можно так ее назвать, длилась много лет и стала частью их повседневной жизни.
Семья Дойлов не сомневалась, что Рэнди Каттер повредил часть их изгородей. Также шерифу поступали звонки о заблудившихся животных с фермы. И еще эта дружба Итана с сыном Рэнди Броком – она не нравилась ни одной из семей.
Рэнди стоял в центре хлева и медленно поворачивался вокруг, оценивая пространство. Он не должен здесь находиться, подумала Джози. Люди не заходят просто так, без разрешения, в чужие постройки. Каттер продолжал осматриваться, пока не встретился лицом к лицу с Джози. Их взгляды на мгновение пересеклись, и мужчина опустил глаза, словно смутился, будучи застигнутым врасплох.
– Извини, – сказал он. – Не хотел тебя напугать. Я искал твоего дедушку. – Рэнди стянул с макушки красную кепку с логотипом фирмы «Корма и семена Макдоноу» и теребил ее в крупных пальцах.
– Джози, – раздался хриплый голос Мэтью, – пора идти.
Тут он увидел Рэнди, и лицо его посуровело, а глаза с подозрением сузились.
– Тебе что-то надо? – спросил он Каттера.
– Нет-нет, – торопливо ответил тот. – Я просто заехал посмотреть, не нужна ли какая-то помощь. Может, надо подсобить с повседневными делами. Мне ужасно жаль, что такое случилось. Надо же, – он покачал головой, – даже представить себе не могу.
Отправив Рэнди восвояси, Мэтью занялся делами фермы, а Джози старалась держаться поближе к деду. Он подоил коз, а девочка дала им корма и воды. Пока она засыпала зерно в кормушки и добавляла в них свежего сена, над головой у нее кружили мухи.
Джози дошла до последней кормушки и начала сыпать туда зерно, когда в нос ей ударил мерзкий запах тухлятины. Она прикрыла лицо рукой. Козы пахнут довольно сильно, особенно козлы, но тут запах был другой, и весьма характерный.
Животные на ферме часто умирают. Будь то козы, цыплята или забредшие ночью опоссумы или еноты, запах их мертвых тел трудно с чем-то спутать. Джози знала, что нельзя позволять козам есть из кормушки, в которой лежит дохлое животное. Девочка осторожно разрыла кучку соломы на дне кормушки и увидела нечто странное: полоску темной джинсовой ткани. Джози замерла. Эта ткань была здесь настолько не к месту, что девочке понадобилось время осознать происходящее.
Джози потянула за ткань, но та не поддавалась. Она разгребла еще часть соломы, и появилось чуть больше джинсовой ткани. Мурашки поползли у Джози по позвоночнику, а запах стал еще сильнее. Она знала, что следует остановиться и позвать дедушку, но продолжала разгребать сено по всей длине кормушки, пока темно-синий цвет ткани не сменился бледным, чуть светлее раскиданного вокруг сена.
Все еще не уверенная в том, что это такое, Джози наклонилась ближе, чтобы рассмотреть получше. Из сена выглядывала рука с направленной вверх ладонью, сложенной чашечкой, словно человек просил подаяния или получал причастие. А потом Джози заметила шрамы. Они остались, когда брат в четырнадцать лет упал на изгородь с колючей проволокой и шипы разодрали ему ладонь в форме буквы Х.
Перед ней был Итан.
Глава тридцать вторая
Когда выпал первый снег, девочка встала на стул под окном и наблюдала, как танцующие снежинки падают на землю. Она мечтала протянуть руку сквозь стекло и поймать белые кристаллы в ладонь. Они напоминали сияющие звезды.
Весь свет надо было выключать после захода солнца, а смеркалось теперь рано. Девочка и ее мать проводили много времени в темноте, слушая шаги отца наверху и прижавшись к обогревателю, чтобы не мерзнуть.
Отец девочки теперь регулярно приносил еду, даже разные лакомства вроде кексиков и пудинга в маленьких пластиковых стаканчиках. И все же мама не доверяла отцу. Она делила еду на порции, всегда проверяя, что у них осталось достаточно банок с куриным супом и консервированных равиолей, арахисового масла и тунца на тот случай, если он снова надолго задержится.
И хотя мама каждый раз давала дочери порцию больше, чем себе, в желудке девочки не проходило ноющее ощущение: она чувствовала пустоту, которую ничем было не заполнить.
Мать оставалась молчаливой и вечно погружалась в свои мысли. Девочке то и дело приходилось повторять вопросы два-три раза, прежде чем мама отвечала. Мать часто ходила по комнате, останавливалась у подножия лестницы и смотрела вверх. Девочке оставалось только читать и рисовать, развлекая себя самостоятельно.
Однажды мать поднялась на несколько ступенек, но быстро спустилась. На следующий день она взошла на ступеньку выше. И так продолжалось долгое время. Четыре ступеньки, пять, шесть. Наконец мама поднялась на самый верх. Девочка затаила дыхание. Неужели она откроет дверь? Отец ужасно разозлится. Мать долго стояла наверху, но в конце концов спустилась.
Однажды вечером отец ворвался в дверь с пакетом в руках.
– Ко мне сегодня зайдут несколько человек, – заявил он.
Раньше к ним никто никогда не приходил. По крайней мере, девочка об этом ничего не знала.
– Кто? – спросила она, но отец предостерег ее суровым взглядом.
– Вы должны молчать, это очень серьезно. Ни звука, – велел он. – Они пробудут здесь совсем недолго.
Он полез в пакет. Девочка надеялась, что там коробка с клубникой – ее любимым лакомством. Но вместо этого отец достал упаковку клейкой ленты.