ерма – или то, что когда-то ею было. Владения больше напоминали двор с вторсырьем. Стена из шин мешала Сильвии увидеть всю территорию, а воздух наполнял запах паленой резины.
Юпитер внезапно рванул поводок влево, так что Сильвия чуть не свалилась, и пропал в канаве, заросшей густой травой, утянув хозяйку за собой вниз. Трава доходила ей до пояса, а сухие, грубые листья царапали кожу.
Внезапно поводок ослаб. Единственная причина, по которой Юпитер мог остановиться, – он нашел то, что искал.
Сильвия осторожно двинулась вперед, раздвигая рукой зеленое море травы. Мухи шумно жужжали над головой, пока она продвигалась вдоль обвисшего поводка. Она знала, что Юпитер достиг своей цели.
Когда Сильвия нашла питомца, он ждал ее, вытянувшись в струнку. Глаза у него были грустными. Рядом на земле лежал лоскут материи, пропитанный, как решила Сильвия, запекшейся кровью.
Она похлопала Юпитера по спине и достала из кармана угощение.
– Хороший мальчик, ты хороший мальчик, – пробормотала она, вынимая рацию, чтобы позвать на помощь.
Глава тридцать четвертая
Наши дни
Было почти четыре часа утра, и Уайли умирала от усталости, но не могла позволить себе отдых. Женщина с девочкой сидели рядом на диване, а Уайли при свете камина читала рукопись.
Книга была почти закончена, оставалось добавить совсем немного. Она размышляла, стоит ли включать в текст эпилог, где рассказывалось бы, что случилось дальше с основными персонажами. Но тут мало что можно было добавить: участники событий либо мертвы, либо не обнаружены, либо хотят оставаться в тени, ковыляя дальше по своему изломанному жизненному пути.
Когда этот кошмар закончится, буря прекратится, а женщина с дочерью окажутся в безопасности, Уайли уедет из проклятого округа Бёрден и отправится домой.
Она отвезет рукопись издателю и постарается наладить отношения с Сетом. И даже постарается чуть мягче общаться с его отцом.
Уайли подняла взгляд и увидела, что девочка смотрит на нее, не отрываясь. Мать малышки улеглась так, что здоровая часть ее лица лежала на подушке, а одеяло натянуто до подбородка.
– Как ты получила свое имя? – спросила девочка.
Уайли удивилась, что из всех вещей на свете маленькой гостье захотелось обсудить именно эту. Но вообще-то Уайли к такому привыкла: услышав ее имя, которое обычно считалось мужским, все хотели знать, как оно ей досталось.
– Это семейная традиция, – ответила она. – А у тебя какое имя? – еще раз попыталась Уайли, надеясь, что девочка проговорится.
– Мама сказала, нельзя вам говорить, – ответила та, вылезая из-под одеяла и садясь на пол возле Уайли.
Свет от камина озарил лицо малышки: большие карие глаза, липкий след от клейкой ленты возле губ. Уайли не представляла, через что бедняжке пришлось пройти.
– А как насчет фамилии? – спросила Уайли. – Моя – Ларк. А твоя?
– Вряд ли у нас есть фамилия, – замялась девочка, словно в первый раз задумавшись об этом.
Такого уж точно не бывает.
– А как зовут твоего отца? – не унималась Уайли.
Лоб девочки сморщился от напряжения, но она промолчала.
– Все в порядке, – заверила Уайли, покосившись на спящую мать, – можешь мне сказать.
– Он просто отец, – прошептала девочка.
– Ну ладно, – сдалась Уайли. – Ой, я собиралась отдать тебе кое-что сегодня, после того как постирала твою одежду. – Она поднялась на ноги и пошла через темную кухню за игрушкой, найденной в кармане девочки.
Выйдя из более теплой гостиной, Уайли поежилась, а потом осветила фонариком полки и отыскала игрушку.
Она присмотрелась внимательнее: не самый известный киногерой. Зеленая маска почти оторвалась, белые перчатки посерели, а пластмасса, из которой была сделана фигурка, покрылась царапинами и вмятинами за долгие годы, что с ней играли.
Уайли много лет не видела таких фигурок. Волна ностальгии нахлынула на нее, но она быстро от нее отмахнулась.
– Вот, держи, – сказала Уайли, вернувшись в гостиную и протянув игрушку девочке. И невольно улыбнулась, увидев, как засияло лицо малышки, а глаза зажглись радостью при виде игрушки. Потом улыбка на лице Уайли померкла. Она постояла немного, обдумывая кое-что.
– Спасибо, – прошептала девочка, крепко прижимая к себе фигурку. Она снова вскарабкалась на диван и залезла под одеяло к маме.
Уайли потянулась за фонариком, без дела лежащим на столе, и включила его. Потом зажгла еще один фонарик, и еще. Комната наполнилась светом. Уайли села напротив женщины с ребенком, не в силах подобрать слова. Огонь трещал и ворчал в камине, но согревал слабо. Фыркнул Тас.
Уайли сходила на кухню и принесла две бутылки воды.
– Вот, нужно попить. – Придерживая фонарь, она подошла к женщине сбоку и встала на колени.
Женщина, проснувшись, болезненно прищурилась от яркого света и вытянула вперед руку. Пальцы ее слегка почернели на кончиках: некроз тканей.
– Я принесла вам аспирин, – сообщила Уайли. – Поможет немного унять боль. Боюсь давать вам что-то посильнее: вдруг у вас сотрясение.
Она разломила таблетку пополам и положила кусочки на раскрытую ладонь женщины. И тут заметила у нее на коже шрам в виде подковы. Уайли инстинктивно схватила незнакомку за руку, уронив таблетки на одеяло.
– Ой! – вскрикнула женщина, отстраняясь.
– Извините. – Взбудораженная Уайли нагнулась, чтобы подобрать аспирин. – Вот, возьмите, – снова протянула она таблетки женщине.
Та взглянула на Уайли с подозрением, но положила таблетки на язык и поморщилась от резкого вкуса.
– Надо запить, – тихо сказала Уайли, осторожно сунула горлышко бутылки между губами женщины и налила воду прямо в рот.
Потом она осмотрела израненное лицо женщины. На нее недоверчиво смотрел здоровый карий глаз. Тогда Уайли взглянула на собственную ладонь: похожий шрам в виде подковы, пусть и ставший с годами менее заметным, пересекал ее руку.
Глава тридцать пятая
Ночью девочке часто снилось, что она тонет, а нос, рот и легкие заполняет ледяная темная вода. Она просыпалась, хватая воздух, а мать прижимала ее к себе и уверяла, что все хорошо, но ничего хорошего не было.
В подвале стало так холодно, что обогреватель не справлялся. Девочка ела суп, раскрашивала картинки, смотрела телевизор с приглушенным звуком.
Она никогда не знала, чего ждать от отца, когда тот спускался к ним. Иногда у него в руках снова была клейкая лента, иногда – кексы с розовой глазурью или пицца. Но даже в те дни, когда он приносил угощение и гладил девочку по волосам, говоря, что она красивая, отец мог через секунду шлепнуть ее, толкнуть или ущипнуть.
Еще хуже доставалось матери.
Однажды утром девочка проснулась и увидела, что мамы нет рядом с ней в постели. Она протерла глаза и осмотрелась. Комната была пуста. Девочка осторожно вылезла из кровати и толкнула дверь ванной. Там тоже оказалось пусто, а гардеробной или мебели, за которой можно спрятаться, в подвале не имелось.
Отчаяние охватило девочку. Она осталась совсем одна. Мама ее бросила. Тут раздалось шарканье ног наверху: отец идет. Он захочет знать, что случилось с мамой. Что ему сказать? Дверь скрипнула, и девочка бросилась назад в кровать, прижав мягкое потрепанное одеяльце к лицу, и сунула палец в рот.
Шаги приближались, и сердце у девочки забилось так сильно, что она испугалась, как бы отец не услышал.
– Радость моя, – прошептал мамин голос. – Пора вставать.
Девочку одолело любопытство. Куда она ходила? Что делала? Почему поднялась по лестнице?
Мама только прижала палец к губам и шепнула:
– Тс-с, помни, это наш маленький секрет.
Она принесла вниз пакет со всякой всячиной. Там было яблоко, несколько долларовых банкнот, а еще четвертаки и другая мелочь, звеневшая на дне пакета.
Мама протянула дочери яблоко, а потом завязала пакет и спрятала на дне мусорного ведра. Девочка грызла яблоко, пока мать ходила взад-вперед по комнате.
День тянулся медленно. Мать была чем-то озабочена. Встревожена. Девочка спросила, что случилось, но мама улыбнулась и сказала, что все в порядке. Беспокойство укололо девочку, и она побежала к шкафчикам посмотреть, сколько еды у них осталось. И вздохнула с облегчением: припасов было полно.
– Думаешь, он придет вечером? – спросила девочка.
– Не знаю, – ответила мама, пристально посмотрев на дверь. – Надеюсь, что нет.
Отец все же пришел в тот вечер и был в паршивом настроении. Он велел девочке пойти в ванную, и та нехотя повиновалась: взяла с полки книгу и закрыла за собой дверь ванной. Девочка не видела, что происходит, но все слышала. Кровать неистово скрипела, а потом мама так громко закричала от боли, что девочка прикрыла уши руками и сидела так, пока все не закончилось.
Следующие три дня, просыпаясь, девочка видела, что мамы снова нет. Но она всегда возвращалась, каждый раз с новым предметом, который прятала на дно мусорного ведра: парой острых ножниц, электробритвой, двумя бутылками воды, двумя ключами.
– Ты не боишься, что он вернется? – спросила девочка.
Мама покачала головой:
– Он всегда уходит в шесть. Едет в город выпить кофе с пончиком, – пояснила она. – И всегда возвращается в восемь. Я люблю тебя, – пробормотала мама вдруг.
Девочка улыбнулась в ответ, но в груди у нее поселилось беспокойство, потому что эти слова прозвучали как прощание.
Позже мама внезапно разбудила ее посреди ночи.
– Проснись, – сказала она.
– Который час? – спросила девочка.
– Просто вставай и делай, что я скажу. Нам надо поторопиться, – прошептала мама, натягивая через голову красный свитер. – Одевайся и иди в ванную.
Девочка послушалась. В подвале было темно, только мерцал телевизор. Диктор рассказывал о погоде: о слякоти, снеге и порывах ветра. Девочка пошла в ванную и натянула джинсы, серый свитер и спортивные туфли.
– Что происходит? – спросила она. – Отец идет?
Мама покачала головой: