[29].
Вложил в кобуру заряженный пистолет, проверил расположение запасных зарядных трубок — три обычных, одна с зачарованной пулей, и еще одну обычную он заменил на серебряную.
Ощупал Волей заклятие на лезвии меча — обновления пока не требовалось.
Повесил скьявону на пояс.
Спустился в конюшню и потребовал от сонного конюха оседлать серую кобылу. Ей он доверял гораздо больше, чем полумертвому каурому.
Выехал из поместья он в серой предрассветной мгле. Ему навстречу попались возвращающиеся от старого замка участники процессии. Капеллан, Датчс и Адлер, ожидаемо, остались в бдении у погребального алтаря.
Оттавио пропустил идущих, вежливо приподняв шляпу, поздоровался с дамами, и направил кобылу вниз, к реке.
4
Заречная деревня встретила Оттавио мычанием выгоняемых на стерну коров, запахами свежеиспеченного хлеба и плывущим по улицам дымом домашних очагов. К чести владетелей Брюнне, селение выглядело вполне зажиточно и солидно. Некоторые крыши наиболее богатых домов были даже крыты черепицей, а не соломой. По центральной улице были проложены деревянные мостки для пешеходов. Деревенский храм возносил к небу стеллу, оканчивающуюся черной шестилучевой звездой, на высоту фаддена.
В деревне была также и вполне прилично выглядящая бирштубе — пивная.
Оттавио привязал кобылу за железное кольцо к имевшейся у сельского колодца каменной поилке и, сняв шляпу, перешагнул порог пивной, из которой невыносимо притягательно пахло жареными сосисками. Хозяин, тощий мелкий мужик с испещренным оспинами бородатым лицом, повернулся навстречу неожиданному гостю.
— Чего изволит благородный господин? — в тоне хозяина слышалась некоторая неуверенность, однако не было ни капли подобострастия и лживого радушия, свойственного речам почти всех владельцев городских трактиров.
— Поджарь мне пяток яиц с беконом. Пива темного большую кружку. Сосиски давай. — Оттавио бросил мужику монету достоинством в три коппера, — и пошли кого-нибудь за вашим шуляйтером [30], у меня к нему разговор есть.
— Сейчас все будет, господин, — заскорузлые пальцы хозяина пивной привычно ощупывали края монеты, необрезанный трешник ему был явно в диковинку.
Оттавио расположился возле очага и привычно потянул в себя его благословенное тепло, но вовремя опомнился, пока не погасил огонь окончательно. Хмурая немолодая женщина принесла ему чугунную сковордку, на которой шкворчали пожаренные яйца и два солидных ломтя бекона. Во второй заход поставила перед Оттавио деревянную кружку пива, больше напоминающую малый бочонок, и тарелку, с горкой наполненную исходящими горячим жиром колбасками. Справа на постеленное почти чистое полотенце выложила ломоть свежего ячменного хлеба. Оттавио счастливо вздохнул запах горячей пищи и неторопливо принялся за еду.
Шуляйтер явился к концу завтрака. Он явно готовился к разговору с благородным, одел чистую рубаху и праздничный кафтан. На грудь он повесил оловянную бляху с оттиснутой на ней оленьей головой — бытовое тавро Брюнне, которое они ставили на принадлежащие им вещи.
Оттавио кивнул бауэру, приглашая его за стол. Несмотря на разницу в статусах, заставлять степенного, в годах, мужика стоять было невежливо. Ар Стрегон тщательно подчистил куском хлеба остатки яичницы со сковороды — дурацкая привычка оставшаяся со времен походной жизни.
— Пива, шуляйтер?
— Можно, ваша милость. Благодарствуем.
— Как твое имя?
— Ганс, ваша милость.
— Обращайся ко мне «господин». Я райхснайт, а не владетель.
— Хорошо, господин…
— Отто.
— Господин Отто.
— Дай шуляйтеру пива и оставь нас. И жена твоя пусть не заходит, у нас разговор на двоих, — обратился Оттавио к хозяину пивной. Тот молча кивнул, принес еще одну кружку и вышел через заднюю дверь.
— О чем хочет поговорить господин? — так же, как и хозяин питейной, без всякого подобострастия спросил Ганс.
Оттавио изобразил неуверенность, вильнув взглядом в сторону и якобы нервно облизав губы.
— Я гость замка Фертсайтхайт. И вот там, когда мне расседлывали коней, конюшие болтали, — он прервался, как будто вновь испытал прилив нерешительности, — ну, болтали, что в деревне, что за рекой есть Старая Женщина. Мол, много чего может и умеет — настоящая, мол.
Шуляйтер помолчал, внимательно глядя на гостя. Неторопливо отпил пива. Огладил густую спутанную бороду. Потрогал свой оловянный символ власти. Вздохнул.
— У господина есть нужда, в которой не могут помочь городские колдуны?
— Верно, есть. Все ты правильно понял, Ганс. Есть нужда. Нужда есть, а проблем от меня не будет. Слово даю.
Ганс перевел взгляд на очаг. Хмыкнул. Снова погладил бороду и прикоснулся к оловянному кругляшу. Отпил пива. Оттавио ждал. Бауэры здесь, на севере, все были такие. Спокойные, обстоятельные, неторопливые. Давить на них или пытаться ускорить разговор было себе дороже. Заработаешь репутацию не солидного человека — подозрительного торопыги. А кто будет с таким о серьезных делах говорить? Разве что деревенский дурачок.
— Есть у нас такая в селе, — наконец разродился шуляйтер. — Бабушка Ханна. Вы верно, господин Отто, мыслите, не всякую напасть можно мужским даром решить. Иногда беду отшептать-отвести лишь Старая Женщина может. Из правильных. Есть такая. Могу проводить вас, господин Отто.
— Не надо, почтенный. Скажи дорогу, я сам дойду до Бабушки. И про разговор наш, — Оттавио тоже солидно отхлебнул из кружки, — знать никому не требуется.
— Оно конечно, господин, — степенно кивнул бауэр, — мое дело маленькое. Рот на замок.
Ганс обьяснил заезжему гостю, как добраться до деревенской колдуньи, и, обсудив напоследок осеннюю погоду и виды на следующий урожай, высокие договаривающиеся стороны разошлись довольные друг другом. Оттавио даже положил на стол еще один коппер для хозяина пивной, но потом подавил ненужный порыв щедрости и забрал обратно. Разбрасываться деньгами — дурная привычка.
Едва Оттавио вышел на деревенскую улицу, со скамейки, врытой возле входа, навстречу ему поднялась незнакомая девица. Стройная, со слишком правильным для крестьянки абрисом скуластого лица, светлые волосы, заплетенные в толстую тяжелую косу, свешиваются до земли. Пронзительно зеленые глаза, цвета свежей травы. Одета она была в какой-то нелепый серый балахон с приметанными к нему черными рукавами. Она смотрела Оттавио прямо в глаза, что тоже было немыслимо для крестьянки, но он почему-то в этот момент на думал о таких мелочах.
— Пойдем, я проведу тебя к Ханне. Это недалеко. — Она повернулась к Оттавио спиной и пошла вниз по главной улице.
— Ты откуда знаешь…
— Я помогаю Ханне колдовать. Иногда.
— Понятно.
Двигаясь словно во сне, Оттавио миновал деревню, накинул на плетень указанного не представившейся красавицей дома повод… когда он успел отвязать и взять с собой кобылу, он не помнил. Вошел в дом бабушки Ханны.
Изба Старой Женщины изнутри была просторной и светлой. Выкрашенные известью стены из досок, пучки пахучих трав, висящие под потолочной балкой, большая кирпичная печь в центре. Когда ар Стрегон вошел внутрь, он словно очнулся. Камень в медной оплетке на груди превратился в осколок льда, однако Оттавио не видел никакой непосредственной опасности. Машинально прижав к груди ледяной кусочек Той Стороны, он вгляделся в сидевшую напротив входа женщину.
Бабушка Ханна действительно была старой. Она неопрятной, кажущейся чужой в этой комнате кучей сидела на табурете над деревянной бадьей и чистила брюкву. Сморщенная обвисшая кожа, редкие седые волосы, завязанные в узел на затылке, заплывшие жиром тусклые глаза, редкая щетина на подбородке и под крючковатым носом. Старая Женщина один в один походила на ведьму из сказок-страшилок, которые мать Оттавио рассказывала ему в детстве. Злобно зыркнув на коронера и не дав ему даже раскрыть рта, она пролаяла:
— Чужак пришел. Незваный, не предсказанный. Не нашего рода, под покровительством чужих духов. Силой светишь. Чужак. Уходи. Бабушка Ханна тебя не звала.
— эээ… — на мгновение Оттавио даже опешил от такого «теплого приема», настолько, что начал объясняться в стиле Барсука, — меня провела сюда… ммм ваша ученица….
— Марта, — рявкнула старуха басом, — сука драная, кого ты мне притащила, прошмандовка?
Из закутка, находящегося за перегородкой возле печи, появилась дебелая зим сорока от роду крестьянка, одетая в мятое домашнее платье. Оттавио и Ханна уставились на нее: он — в крайней степени удивления, она — с нескрываемой злобой.
— Бабушка, — неожиданно высоким голосом проныла Марта, — я все время здесь была, не ходила я никуда, чего вы лаетесь?
— Дддевушка, красивая, коса у нее такая… и глаза зеленые. Платье серое с ччерными рукавами… — от явного безумия этой сцены Оттавио даже заикаться начал.
После этих слов Оттавио, Бабушка Ханна и Марта замерли, глядя друг на друга. Оттавио тоже стоял, борясь с желанием развернуться и выскочить за порог, и молчал. Первой очнулась Старая Женщина.
— Марта, дура жирная, поди вон на улицу, — эти слова были сказаны уже без угрозы и надрыва, вполне спокойным тоном. — Ты, чужак, говори, чего надо.
— Хмммм. — Оттавио откашлялся, возвращая себе душевное равновесие и невольно провожая взглядом Марту, покидающую избу. — Вчера. Да, вчера я услышал два слова. Ночной Хозяин. — Бабушка Ханна насупилась и грозно засопела, но ничего не сказала, и он продолжил, — я хочу знать кто он и что он. Кто, как не вы, знаете все о здешних духах.
— Знать он хочет. Ну раз не сам ты пришел, а привели тебя, то слушай. Владетели Брюнне пришли в наши края одиннадцать или двенадцать сотен зим назад. А Ночной Хозяин был здесь всегда. Владетели Брюнне правят этими землями под взглядом Геллоса [31], Ночной Хозяин правит холмами милостью Селены. Ему кланялись и клали требы еще старые люди, древние люди, те, что делали оружие и утварь из кости и жили в пещерах, как дикие звери. Он тьма и свет звезд. Он возмездие и ненависть. Он азарт и рев хищника в ночи. Он ужас и паника в крови жертвы. Он тот, кто крадет детей, похищает мертвых и заставляет скот доиться кровью. Он темная суть нашей древней земли. Вот кто такой Ночной Хозяин. — старуха перевела дыхание, облизнула губы толстым обложеным языком, — а теперь у… уууу…