[45].
С фогтом, председателем окружной судейской коллегии Конрадом гер Хеймом, Оттавио связывали чисто служебные отношения. Они, хоть и принадлежали формально к одному сословию, на деле жили они в разных мирах.
Оттавио проводил свободное время в низкопробных кабаках, в кампании найтов, райхснайтов, нищих поэтов, художников, младших и побочных детей прелатов и мелких дворян. Все эти люди были беднее монастырских мышей, жили с клинка или оказывая услуги вышестоящим дворянам. Были они грубы, необузданны и горды, как иберийские гранды. Некоторым из них повезло, как, например, Оттавио, получить службу за регулярное жалование, но это были единицы.
Конрад гер Хейн принадлежал так называемому высшему обществу, был вхож в Серебряный Замок [46] в Гросс-Экберт, водил знакомство с главами родов, графами, герцогами, прелатами и высшими имперскими чиновниками. За те восемь лет, что Оттавио занимал должность имперского коронера при окружном суде, он едва перемолвился с фогтом вне службы двумя словами.
Тем удивительнее было, когда через две недели после окончания предварительного следствия Оттавио был приглашен в дом судьи Хейна:
«Обсудить некоторые подробности недавнего дела в частном порядке».
Надев свой самый лучший костюм, Оттавио явился в назначенное время в жилище судьи и был препровожден раздувшимся от важности лакеем, снаряженным в золоченую ливрею, к месту беседы. По правде говоря, лакей фогта был одет много богаче, чем сам ар Стрегон.
Здание, которое судья в своем письменном приглашении поименовал «моим скромных жилищем», хорошо, что не хижиной, оказалось двухэтажным дворцом, стоящим в глубине небольшого дикого парка.
Оттавио никогда раньше не был внутри, хотя неоднократно, конечно, проходил мимо этого места. Теперь он с любопытством оглядывался, следуя за широкой золоченой спиной вышагивающего по гравийной дорожке служителя. Ливрея слуги была украшена черной волчьей головой — семейным тавром Хейнов. Голова укоризненно смотрела на Оттавио алыми глазами, будто спрашивая:
— «И за какие такие грехи меня отрубили от семейного герба и перевели с боевого баннера на спину этого ничтожества?»
— «Терпи, брат, — мысленно отвечал коронер, — жизнь несправедлива».
Лакей свернул в сторону от дворца и привел ар Стрегона к дверям небольшого паркового павильона, у которого из трубы над крышей валил черный угольный дым.
Оттавио настолько незначительная персона, что его даже в дом пригласить не удосужились? Против воли он начал злиться. Оттавио был горд и с трудом переносил мелкие унижения, которые часто доставались человеку его положения от вышестоящих особ. Большинство крупных неприятностей, случавшихся с ним, происходило от его же несдержанности. Он знал об этом, пытался обуздать свой характер, но ничего не мог с собой поделать. Вот и сейчас на него накатила волна злости, так что внутрь павильона он зашел набычившись и плотно сжав кулаки.
Однако картина, которую он увидел внутри, сразу охладила его пыл.
В жарко натопленном деревянном зале находилось четверо человек, из которых ар Стрегон знал лишь троих, но эти трое были верхушкой округа Вестгау.
За длинным, уставленным разнообразными блюдами столом, лицом к вошедшему Оттавио сидели: Окружной судья, его честь Конрад гер Хейн, префект округа Вестгау, его светлость Геркхард гер Шлоссен маркиз Вестенброк и понтифик округа, его преосвященство Ромуальд.
Не хватало только его милости окружного маршала Асфельда гер Грау, третьего сына герцога Ландерконинг.
Впрочем, его род — Грау — был в ссоре с родом маркиза Вестенброка — Шлоссенами, и маршал с префектом редко появлялись вместе, только на официальных мероприятиях.
Четвертый из присутствующих, сухощавый пожилой человек, одетый показательно скромно, сидел наособицу от остальных, за торцом стола, боком к дверям павильона. Скромность одежды, впрочем, была весьма относительная. Только кружева, выглядывающие из-под рукавов темно-серого аби, стоили, наверное, больше, чем весь гардероб ар Стрегона. Не надетый на него сейчас а вообще весь. На одежде старика не было гербов, отсутствовали родовые цвета. Не было видно никаких инсигний и регалий, которые могли бы позволить определить его статус.
И еще от него, несмотря на царившую в павильоне удушливую жару, отчетливо тянуло на Оттавио холодком Той Стороны.
Итак, это не очередное унижение, а негласная встреча высокопоставленных особ, на которую Оттавио пригласили то ли как эксперта, то ли в качестве козла отпущения.
— Оттавио ар Стрегон, коронер на службе его императорского величества, округ Вестгау, — оттарабанил он, представляясь собравшемуся изысканному обществу.
— Добрый вечер, Отто, — тон гер Хейна был благодушным, хотя это могло объясняться обилием и качеством стоящей перед ним на столе пищи.
Присутствующие уже изрядно опустошили тарелки, но не съели даже трети из расположенных на столе яств. Более чем половине блюд Оттавио даже названия подобрать не мог.
— Прошу вас, изложите обстоятельства недавнего расследования, проведенного по жалобе Ренаты гер Брюнне.
— Надо ли, ваша честь, излагать подробности проведенных мной колдовских процедур и ритуалов?
— Нет, нет. Мы с вами не в судебном заседании, друг мой. Нам, — быстрый взгляд на сидящего в стороне старика, — достаточно будет кратко обозначить результаты. Facta loquuntur [47]. Можете говорить, так сказать, extra formam [48].
За стол его, конечно, не пригласили.
Стоя навытяжку, Оттавио начал говорить. За восемь лет судебных прений и устных докладов он поднаторел в ораторском искусстве, а имея от природы острый, склонный к систематизации, ум, умел выстраивать речь, выделяя главное и не теряя связности повествования.
Присутствующие реагировали на его доклад по-разному.
Понтифик так и не прекратил поглощать обильно уставившую стол жирную пищу. Он, казалось, совершенно не слушал Оттавио и полностью сосредоточился на еде.
Гер Хейн, откинувшись на высокую спинку кресла, задумчиво прихлебывал рубиново-красное вино из хрустального бокала — один такой, наверное, стоил больше годового жалования Оттавио. Судья казался рассеянным, хотя и кивал в определенных местах, но он был знаком с этим делом досконально и не мог сейчас услышать для себя ничего нового.
Префект, телосложением напоминающий огромную гору жира, слушал Оттавио внимательно, глядя прямо на него, не моргая и практически не двигаясь. Он напоминал Оттавио исполинскую жабу, которая сидит на листе кувшинки и ждет неосторожного движения жертвы, чтобы обхватить ее липким языком и потащить в пасть.
Пожилой господин, от которого все острее сквозил холодок Той Стороны, сидел слегка сгорбясь над столом. Лоб его прорезали глубокие морщины, и он беспрестанно барабанил по столешнице своими сухими пальцами, отбивая какой-то затейливый ритм, похожий на военный марш.
Оттавио уложился с изложением событий в половину часа.
— Неприятная история, — сразу после того, как коронер замолк, влез со своим ценным мнением понтифик. — Вам бы следовало тщательнее подбирать себе людей, гер Хейн. Этот ваш ар Стрегон наворотил дел. Сейчас мы вместо того, чтобы иметь полноценного владетеля, который обучен обращению с даром и подготовлен к правлению, имеем в качестве регента никому не известную бабу низкого происхождения и ребенка, который то ли родится, то ли нет. Господин Датчс ни на что не способен, как всем нам прекрасно известно. Мало того, что этот, — он ткнул измазанным в жире большим пальцем в сторону ар Стрегона, — застрелил правильного наследника владения, так он, я так понял, еще и с матерью будущего наследника умудрился рассориться. У меня лежит письмо от нее, в котором она подвергает сомнению сделанную ар Стрегоном экспертизу и просит поручить «выяснить правду» моим авгурам.
Оттавио стоял неестественно выпрямившись, уперев зрачки куда-то в пространство перед собой, и изо всех сил сдерживал клокочущую внутри ярость. При этом где-то внутри него некий другой Оттавио, благоразумный и спокойный, отметил:
«Ну все, допрыгался. Все же ты тут не эксперт, а козел отпущения».
Остальные пока молчали, не торопясь высказаться поперек пожилого господина, ради которого, собственно, и было, затеяно это собрание.
— Не мое, конечно, дело давать вам, гер Хейн, советы… — продолжил было понтифик
— Вот и не давайте, — неожиданно резко перебил его судья.
— Что вы сказали? — изумился Ромуальд.
— Я сказал, — гер Хейн четко выговаривал слова, словно декламировал официальный документ, Оттавио знал: это означает, что судья очень зол, — что поскольку давать мне советы в сфере моей компетенции не ваше дело, вам и не следует их давать. А также вы, в силу ограниченности ваших познаний в судебных процедурах и регламентах, не должны оценивать деятельность сотрудников окружного суда!
Наступила напряженная тишина, которую люди деликатные предпочитают именовать «неловкой». Префект широко ухмылялся, наблюдая за этой сценой, а судья и понтифик смотрели друг на друга, напыжившись, как мартовские коты перед дракой.
Оттавио слегка отпустило: его непосредственный покровитель не собирался его сдавать, по крайней мере не сейчас и не так дешево.
— Кхм-кхм. — откашлялся пожилой дворянин. Взоры всех присутствующих немедленно обратились к нему, напряжение заметно спало. Он вынул из-за обшлага рукава аби белоснежный носовой платок и промокнул бескровные губы. Положил левую руку на стол. Выбил пальцами барабанную дробь.
— Да ваша… ваше сиятельство? — спросил его гер Хейн. Никакой подобострастности или чего-то подобного в тоне судьи и в помине не было, только легкая предупредительность.
«Да кто же он такой, этот све… или сия…?» — удивился Оттавио.
— Зовите меня — граф Шпандау, — приказал старик, обратившись непосредственно к Оттавио. — Я здесь, хм, неофициально, — новая барабанная дробь.