— Разве нельзя запереться дома и приказать слугам кричать, что, мол, советник в ратуше?
— Дух, взявший верх над нашим бухгалтером, обмануть нуллумам невозможно. Если ваши люди будут в курсе, где вы, он почувствует ложь. Ad tertium. Стражу следует перевооружить. Немедленно. Выдайте им сети, все, сколько соберете. Веревки — к ним надо привязать камни и кидать с расстояния. Цепи. Из оружия — алебарды, протазаны. Бить в ноги и только в ноги, возможно, кому- то повезет нанести хороший удар, и тварь получится лишить подвижности. Добить его будет тогда вопросом техническим. Не колоть, только рубить. Арбалеты, луки и пистоли практически бесполезны. Чтобы попасть в одержимого, нужно быть исключительным стрелком. — Старшина стражи, внимательно слушавший Оттавио, торопливо кивал.
— Итак, summa summarum (в конечном итоге), тащите своих шеффенов в ратушу и запирайтесь там. Лейтенант, перевооружите своих людей и отправьте к ратуше дополнительные силы. Мы с вами пока остаемся здесь, — далее ар Стрегон обратился непосредственно к старшине стражи. — Распорядитесь упаковать и отнести в Стеклянный дом все бумаги одержимого. Вроде бы ничего не забыл.
— Все слышали господина колдуна? — спросил Ризенталь. — Выполняйте. Я в ратушу. Его прихлебатели зашевелились и расползлись из пивной наружу, под дождь.
— А чем займемся мы? — спросил колдуна гер Кройцберг, когда почтенные бюргеры и нобли покинули пивную.
— Будем пить пиво, есть суп из куриных потрошков и ждать, когда кончится дождь. Где-то через час я схожу проверить алтарь, но это быстро. Эй, хозяин! Пива нам с господином лейтенантом!
Под сенью основателя
Оттавио с Гансом торчали на ратушной площади уже почти три часа.
Дождь кончился к ночи. Сейчас ратуша была освещена фонарями, залитые светом ступени главного входа отчетливо просматривались с позиции, занятой служащими префектуры. Они расположились в тени статуи основателю города, которым в Эвинге считался Октавиан Август, предпоследний Лацийский император.
Какое отношение Октавиан действительно имел, если имел, к появлению данного населенного пункта, было не очень ясно, но бронзовую статую, уменьшенную копию той, что сохранилась в Вечном Городе, горожане оплатили из казны и установили на ратушной площади лет десять назад. Обычно возле статуи встречались влюбленные парочки.
Сейчас император служил прикрытием для засады и печально взирал на мерзнущих у его ног людей. Ему, похоже, тоже было холодно.
— Еще бы, постой тут в сандалиях и тунике, — прошептал Оттавио.
— Что?
— Тихо, Ганс. Со статуей разговариваю, — лейтенант округлил глаза и постучал указательным пальцем себя по лбу, мол: «Совсем у тебя, дружок, с головой беда».
На некоторое время в тени статуи вновь воцарилась тишина. А потом Ганс выкрикнул:
— Вот он, падла, — указывая в движущиеся по краям освещенного пространства площади тени.
Из ночной мглы выскользнул человеческий силуэт и на четвереньках понесся в сторону ратуши.
Бывшая до этого пустой и сонной площадь тут же вскипела деятельным движением.
Во-первых, со ступеней ратуши в разные стороны, как тараканы со внезапно освещенной кухни, начали разбегаться стражники. Один даже гизарму оставил прислоненной к стене, так торопился убраться.
Во-вторых, к одержимому с трех сторон кинулись ловцы. От статуи бежали ар Стрегон и гер Кройцберг с двумя вооруженными протазанами воинами, от правого крыла ратуши ко входу устремился основной отряд префектуры, вооруженный ловчими сетями, самодельными боло, алебардами гизармами. Из-за колонн левого крыла выбежали примерно так же вооруженные городские стражники, лично отобранные и ведомые в бой Удо ар Беккером.
И все они не успевали.
Одержимый не стал тупо ломиться в запертые ратушные ворота, он подпрыгнул и, цепляясь за резные элементы стены и статуи бывших правителей города, которыми был уставлен весь фасад ратуши, ловко полез наверх, к незащищенным ставнями окнам.
Оттавио на бегу сорвал с пояса стальные пластины фокуса к «Лезвиям судьбы», остановился и метнул заклятие вслед бегущей по вертикальной стене твари. Одно лезвие отрубило существу ступню, остальные бесполезно увязли в теле, даже кровь из ран не выступила.
Но одержимый прервал свой бег, сорвался и повис на одной руке, вцепившись в голову статуи восемнадцатого правителя города Ханса гер Грау по-прозвищу Железные трусы.
Судьба любит подшутить над теми, кто воображает, что все науки превзошел и все знает наперед. Несмотря на то, что Оттавио предупредил всех о бесполезности стрелков, лейтенант притащил на площадь десяток аркебузиров. И сейчас они выстрелили залпом в висящую на расстоянии фаддена от камней площади тварь. Неподвижно висящую. Один или двое попали. Этого оказалось достаточно, одержимый с визгом рухнул вниз, под ноги почти добежавшим до него загонщикам.
Встать ему уже не дали. Взметнулись сети, алебарды, протазаны. Каждый из доблестных бюргеров считал своим долгом нанести удар, расплачиваясь с одержимым за пятерых убитых членов сословия. Стражу префектуры пришлось использовать, чтобы отогнать разбушевавшихся лавочников и ремесленников от изрубленного на куски тела бывшего счетовода.
Восстановив относительный порядок в своем воинстве, Оттавио некоторое время внимательно оглядывал еще шевелящиеся останки одержимого. Внимание его привлек бронзовый амулет на обрывке цепочки, покрытый серебряными письменами. Амулет был необычно большим, с ладонь размером, и порядок расположения рунной вязи на нем был каким-то нестандартным.
Ар Стрегон было наклонился поближе, чтобы забрать странную находку, как его собственный аспект дернулся, предупреждая об опасности. Оттавио отшатнулся прочь с криком:
— Все назад!
И сразу ощутил явственное присутствие потустороннего. Таинственный амулет вдруг вспыхнул ярким зеленым огнем, от расчлененного трупа накатила волна ледяного воздуха, зло укусила открытое лицо и руки Оттавио.
Лужа крови, которая натекла из одержимого, мгновенно замерзла.
Раздался негромкий хлопок, — и амулет как будто вывернулся наизнанку, потек, меняя очертания.
Два удара сердца.
На земле остался промороженный труп, на котором лежал бесформенный кусок металла. Обитатель Той Стороны вернулся к себе, покинув смертную оболочку.
Когда Оттавио, совершенно обессиленный, вернулся домой, на кухне его ждала записка: «Я, в общих чертах, ознакомлен с произошедшим. Мясо в ларе. Ложитесь спать. Завтра во втором часу жду ваш доклад».
Он дотащился до своей комнаты, сбросил одежду и, рухнув на кровать, мгновенно выключился.
Дурные знамения
1
Спал Оттавио дурно. Ему приснился «Тот самый сон». Каждый раз, когда он во сне возвращался на поле битвы под Гарильяно, в его реальной жизни происходило что-то скверное. Первый раз он видел этот сон за два дня до расставания с Боженой.
Actum:
Он стоит за спиной алебардщика, высматривая промежутки в ровном строе стоящих напротив врагов. Баклер давно разбит, в правой руке зажата верная скьявона.
Все тело болит, бой длится уже три часа.
Их баталия делает шаг вперед!
Трещат длинные пики!
Хей!
Вздымается над квадратом пехоты слитный выдох тысяч глоток.
Пора.
Он, вместе с еще несколькими десятками легких бойцов, выкатывается из своего строя, подныривает под пики стоящих напротив франков. В спину, защищенную стальным наспинником, бьет тяжелое древко, и сделавший это stronzo тут же получет удар скьявоной в бедро. Н-на, козел!
Навстречу Оттавио из вражеского строя, пригнувшись, стремительно выскакивает белобрысый парнишка, ловко бьющий Оттавио мечом в живот.
В этой тесноте парировать удары клинком невозможно, и Оттавио ловит клинок противника левой рукой, одетой в боевую перчатку.
Лезвие вражеского меча, практически не встречая сопротивления, рассекает многослойную, обшитую кольчугой кожу, ладонь и пробивает нагрудник хорошей майланской стали, глубоко вонзившись в тело.
Зачарованная сталь! Bastardo! Оттавио, не в силах сделать в этой тесноте хороший замах, стоя на коленях, просто бьет урода тычком меча в переносицу.
Противник успевает приподнять свой баклер, и прямой удар приходится ему в лоб. Он опрокидывается назад, пропадает в водовороте битвы, а Оттавио откатывается из-под ног вражеских пикинеров, дожидается, пока мимо протопают его солдаты, и отступает к легкораненым, которые пытаются на своих ногах покинуть поле боя.
Он свое на сегодня отвоевал.
Он сидит на трупе рейтарской лошади и, матерясь от боли, плотно бинтует разрезанную зачарованным клинком ладонь. Рана под нагрудником кровоточит, но до нее еще дойдет очередь.
Кондотта Красных Дьяволов несет в этой драке просто чудовищные потери, но день сегодня, похоже, будет за ними.
Иберийские королевские пехотинцы, занимающие левый фланг их построения, уже опрокинули и погнали прочь цоригских наемников.
Их фланг пока просто держится, две измотавшие друг друга баталии топчутся на узкой полоске земли в пятнадцать шагов шириной, таская друг друга по нему туда и обратно. Не повезло раненым, которые не смогли оттуда выползти.
А вот ему — повезло…
В следующий миг Оттавио пронзает запредельный холод. Он выгибается дугой, беззвучно крича в ставшее внезапно близким синее лацийское небо. Изо рта бьет вверх струя пара.
Тело лошади под ним сначала покрывается инеем, а затем шкура начинается лопаться под напором взрывающейся замерзшей крови.
Та Сторона преподносит Оттавио непрошенный, незваный Дар.
Он еще этого не знает, но где-то там, посреди топчущих кости и плоть его боевых товарищей пехотных колонн, в этот самый момент умер его отец, получивший шальную франкскую пулю прямо в сердце.
Actum est:
Оттавио проснулся весь в поту с резко колотящимся сердцем. Плохой сон. Плохой знак. Левую ладонь свело резкой болью, как будто рана была нанесена только что.