ину.
Хартвин позеленел, склонился над помойным ведром, и его наконец-то вырвало.
— Ээ, сынок, привыкай. Если будешь при виде мертвого мяса блевать каждый раз, какой из тебя помощник?
— Я привыкну, ворст! — Хартвина трясло, но он выпрямился, утирая рот рукавом, и сменил цвет лица на светло-салатовый.
— Слушай, Хартвин, у тебя что, платка нет? От твоей одежды вонять теперь будет, а я тебе не плачу столько, чтобы ты мог себе стирку каждый день позволить. — Оттавио осекся, вдруг поймав себя на том, что говорит точь-в-точь, как говорили с ним отец, Секондино или Лоренцо, когда сам Оттавио был немногим старше Хартвина. И он помнил, как его бесил этот занудно-покровительственный тон общения.
Парень, между тем, заметался по комнатке, выплеснул на рукав жидкость из кувшина со стола, чтобы смыть рвоту. В кувшине, конечно, оказалось пиво, как подозревал Оттавио, тоже воняющее кислятиной.
Ар Стрегон только глаза прикрыл.
И рот поплотнее.
Хартвин застыл, брезгливо глядя на в конец испорченный рукав.
Оттавио подозвал его к себе, снова склонившись над отрезанной головой.
— Смотри сюда, юноша, — он провел пальцем по пластам шейных мышц, — гладкий аккуратный срез. Шею перерубили одним ударом, как и позвоночник. Но клинок был короткий, видишь, острый кончик измочалил здесь волокна? Да и не размахнешься там длинным лезвием, — Хартвин, внимательно наблюдавший за действиями Оттавио, кивнул и чуть не свалился, оперся на стол. — И какие мы из увиденного можем сделать выводы?
Вновь появились охранники, и Оттавио, подняв голову за волосы, передал ее им.
— Несите в оружейку. Так какие выводы, мой юный ассистент?
— Мммм… Выводы, ворст, такие, что, хм… ну… — Оттавио не торопил растерявшего красноречие помощника. Растирал занемевшую левую ладонь и смотрел в сторону. — Выводы, да, хм… Удар был очень сильный?
— Это мягко сказано. Перерубить человеку шею — одним ударом вместе с позвонками… я бы не справился. Тем более коротким клинком. Есть еще один вариант. Подумай.
— Еще вариант… вариант, кроме силы, вариант… — забормотал Хартвин, бегая глазами по комнате, как будто надеялся отыскать в ней ответ, — хм, вариантик, о! Зачарованная сталь, ворст!
— Верно. Есть и третья возможность, такой удар можно нанести некоторыми видами чар, имитирующих оружие. В этом случае тоже большая сила не требуется. Но это не чары, я бы почувствовал при непосредственном контакте. Остается…
— Или огромная сила, или зачарованный металл! — Хартвин вернул свой нормальный цвет лица и даже слегка порозовел, в основном ушами, наверное, от интенсивной умственной активности.
— Или и то, и другое вместе. И то, и другое исключает местных стражей из круга основных подозреваемых. Максимум — они сообщники, пустившие убийцу внутрь. Ладно. Пойдем осмотрим тело как следует. Доставай самописец, ас-си-стент. Будешь следить, чтобы бумага не заминалась, и новые листы подкладывать. Еще, после ритуала, научу тебя инфограммы рисовать.
2
Мертвый Вессель преподнес еще только один сюрприз. Ему вырезали язык. Вполне понятный намек — гер Вессель слишком много болтал. Язык нашли в камере в луже крови, растекшейся по полу.
В остальном, осмотр тела не дал никакой новой информации.
Кто-то проник в запертую камеру, находящуюся в коридоре, охраняемом двумя стражниками.
Одним ударом снес арестованному голову.
Вырезал Весселю язык.
Оставил в крови отпечаток своего сапога.
И исчез.
Ритуал познания в камере дал любопытные результаты. Все предметы были инертны, кроме стены, обращенной в сторону улицы.
— Запомни, вот этот отлив серого в синий цвет означает повышенный фон. Здесь был всплеск потустороннего. Однако временный, иначе цвет был бы интенсивнее, и направленность линий была бы другой, — Оттавио взялся прочесть Хартвину лекцию по чтению инфограмм. — Вон то радужное пятно на стене, скорее всего, замурованный амулет, подавляющий некоторые виды чар. Но самое интересное мы видим здесь.
На стене заклинательный порошок обрисовал силуэт человека. Силуэт был светлым, почти белым. Если присмотреться, создавалось впечатление, что фигура состоит из клубов дыма.
Справа от дымного абриса четко прорисовался отпечаток ладони, как будто человек шел, выставив вперед руку.
— Что у нас за этой стеной? — спросил Оттавио у Ханса.
— Если бы мы не были в подвале, я бы сказал, что улица.
— Ясно. Что говорят охранники?
— Следили друг за другом. Внутрь не заходили. Никого не пропускали. Я их пока поместил под арест, до дальнейших распоряжений, — Ханс гер Доннер пожал плечами и покосился на призрачный силуэт.
— Наш убийца проник в камеру с улицы, через стену, — Оттавио тоже разглядывал стену.
— Что это за чары?
— Подобные чары мне не известны, — Оттавио подумал и добавил, — и даже теоретически невозможны. Одаренный мог разрушить стену, прорыть проход… Но восстанавливать все за собой… нереально. Да и такой картинки, — он кивнул на силуэт, — не было бы. Если бы здесь поработал дар, тут все было бы во льду, ну или опалено огнем, если бы колдун черпал силы у летнего двора. Простое же перемещение через Ту сторону здесь блокировано амулетами, и они, — Оттавио ткнул тростью в цветное пятно на стене, — целы. Да и маяк для такого перемещения нужен. Здесь же такое ощущение, что этот ассасин сделал стену проницаемой, либо сам стал чем-то вроде призрака…
— Призрачный убийца! — воскликнул Хартвин, перо самописца зашуршало.
— Ты чем это занимаешься? Я тебе сказал измерить все и зарисовать цветовые градиенты!
— Я напишу о наших приключениях книгу! И первый рассказ назову «Призрачный убийца», ворст! Ну, когда состарюсь, напишу… А сейчас я уже рисую инфограмму, ворст. И провожу измерения. Ну что вы все на меня так смотрите?
Оттавио и Ханс перевели взгляд с Хартвина друг на друга и одновременно печально вздохнули. После чего Оттавио заржал. Через мгновение его поддержал Ханс гер Доннер.
Хартвин, сердито сопя, заштриховывал силуэты на картоне цветными мелками.
После того, как смех отпустил их, Ханс спросил у аудитора:
— Не могли ли охранники подложить маяк в камеру? Я так понимаю, это какой-то предмет. И нейтрализовать защитные амулеты?
— Очень сложно, — с сомнением ответил Оттавио, — но мы с вами сейчас это проверим. — И, обращаясь к Хартвину, — пока что придется тебе побыть художником, господин писатель. Мы с твоим братом навестим задержанных.
Оттавио покопался в своем рабочем саквояже, извлек оттуда тонкий круглый золотой амулет на черном шнурке и, взяв Ханса под руку, вывел его из камеры.
Задержанных стражников поместили в соседние камеры, одну из которых Ханс и открыл своим ключом.
— Принесите карбидный фонарь, Ханс, — попросил ар Стрегон, после чего обратился к стражнику, — Приятель. У меня есть к тебе очень великодушное предложение. Я сейчас зачарую тебя так, что ты не сможешь солгать. Задам тебе несколько вопросов. Если ты ни в чем не виноват, прикажу тебя отпустить сразу. Это, если ты не понял, вместо заключения в камере на несколько недель, пыток и обвинения в пособничестве убийце.
— От меня что нужно, господин хороший?
— Сиди спокойно, расслабься. Когда я наложу чары, ты не должен сопротивляться, иначе может быть плохо нам обоим. Это не опасно, — заключил он, противореча своим собственным словам.
— Я ни в чем не виноват, господин! Я согласный на чары.
Вернулся Ханс с фонарем. От его белого, режущего глаза света на стенах проступили четкие угольные тени.
Оттавио повесил фонарь на штырь для цепей, за головой стражника, сузив область излучаемого им света своим плащом.
— Так, начнем. Смотри сюда, — из левой ладони ар Стрегона выскользнул и закачался на шнурке золотой медальон, сверкая и разбрасывая по камере светлые блики, — смотри, на медальоне есть узор. Если ты скажешь мне, какой он, я дам тебе крейцер. Смотри на медальон, смотри, как он движется, следи внимательно… — голос аудитора постепенно понижался, ритмичное покачивание медальона завораживало…
Кто-то больно ткнул Ханса локтем в ребра.
— А, что? — в камере похолодало.
— Я не вам сказал всматриваться! Что у вас за семейка!
— Весьма почтенное и древнее семейство, — обиженно ответил Ханс. — Правда, без одаренных в роду.
— О Владыки, за что! Тихо. Молчите, — Оттавио повернулся к стражнику. Тот не отрываясь смотрел в одну точку, из приоткрытого рта вытекала струйка слюны. — Dio cane! Перестарался малость. Слушай меня, — Оттавио шагнул к стражнику и приложил указательный палец правой руки к его лбу. — Отвечай на мои вопросы правдиво и без утайки.
— Да, господин хороший, — заторможено ответил страж.
— Ты или твой напарник кого-нибудь пускали внутрь камеры?
— Нет, господин.
— Вы открывали сегодня наружную дверь?
— Нет, господин, пока вы не пришли, ни разу.
— Ты подкладывал в камеру какую-нибудь вещь, по чьей-либо просьбе?
— Нет, господин.
— За время вашего дежурства хоть один из вас заходил во внутренний коридор, к камерам?
— Я, господин. Духи-хранители, значит, забеспокоились, амулет наш, того, засветился, и я пошел посмотреть, ну, все ли в порядке.
— Дальше!
— В окошко увидел труп и лужу крови. Сразу, ну, вызвал старшего смены.
— Достаточно. Сейчас я уберу амулет и ты очнешься. И, кстати! Про крейцер забудь!
Оттавио перехватил качающийся амулет правой рукой и отошел в сторону.
Взгляд стражника стал осмысленным, он застонал и схватился за голову.
— Да, да — поболит немного, ничего страшного.
— Господин ар Стрегон, так это получается, так можно все допросы вести? — Ханс был явно под впечатлением от увиденного, — а зачем мы тогда людей на дыбу подвешиваем?
Оттавио тяжело вздохнул.
— Эти чары запрещено использовать для официального дознания. Я мог бы с той же легкостью, что заставил его говорить правду, вынудить его солгать. Это заклятие подчиняет волю, а не выясняет истину. Кроме того, если цель сопротивляется, возможна апоплексия у нее или у заклинателя. Пойдемте, Ханс, проверим второго. И, я думаю, на сегодня мы тут закончили.