В Ривельне Оттавио покинул карету через двадцать шесть часов после выезда из Эвинга. Совершенно вымотанный и разбитый дорогой, он направился внутрь почтовой станции, снял комнату, с трудом поднялся на второй этаж и, не раздеваясь, рухнул на кровать.
2
Ривельн — столица графства Вальде — маленький уютный городок, словно сошедший с лубочной картинки про Духов Праздник.
Ряды невысоких, опрятных, фахверковых домов глядят узкими оконцами тощих фасадов на мощеные серым булыжником улицы. Красные, островерхие, черепичные крыши, припудренные словно парик законника снежной пылью, не смеют подниматься выше, увенчанных звездами, стелл городских храмов.
Оттавио, покинув предместья Ривельна, в которых располагалась почтовая станция, стоял под сводами тоннеля городских ворот, и рассматривал открывшуюся его взору опрятную улочку. Ворота давно не закрывались и никем не охранялись. Городская стена нуждалась в капитальном ремонте, но очевидно граф Вальде и городской совет не считали важным содержание в порядке городских укреплений.
Оттавио был в некоторой растерянности, он собирался спросить о расположении городского дома Брюнне и местного отделения префектуры у стражи на воротах и сейчас, обнаружив полное отсутствие таковой, мялся на входе в город, раздумывая что ему предпринять. Молочники и зеленщики, обслуживающие квартал благородных, вполне могли жить в предместье.
Надо найти ближайший трактир. Трактирщики обычно самые осведомленные люди после жрецов. Но возносить жертвы Оттавио не хотелось. Хотелось выпить.
3
Оттавио сидел в гостинной городского дома Брюнне, и ждал уже почти час, когда его соизволят принять.
Открылась внутренняя дверь в комнату, где маялся ожиданием Оттавио, вошел пожилой, зим шестидесяти, мужчина. Лицо его пересекал застарелый косой шрам от удара, чудом не задевшего левый глаз. Он был лыс как колено и совершенно лишен бровей, его седые борода и усы — аккуратно подстрижены. Одет в скромный потертый колет, из-под которого торчали рукава простой льняной камизы. Боевой пояс оттягивал простой солдатский кальцбангер, справа висел боевой кинжал.
— Руперт Кригер, — представился он, — госпожа Рената не принимают. Было велено передать, что вы напрасно сюда приехали. Покиньте этот дом. И не возвращайтесь. Вам тут не рады.
— Мастер Кригер. Я так полагаю вы начальник охраны семейства?
— Да, господин ар Стрегон.
— Господин Датчс говорил вы знавали моего отца, Чезаре Стрегона?
На мгновение на хмуром лице Кригера прорезалась улыбка, впрочем тут же погасшая.
— Да, это так. Я и вас помню. Вы тогда только прибыли в лагерь отца на учебу. Малец четырнадцати зим от роду. Жутко гонористый и неуклюжий. Но здесь все решает госпожа Рената. Не мои прихоти или старые знакомства.
Кригер говорил так, будто кромсал на ломти колбасу своим боевым кинжалом.
Шмяк — фраза обрубок брошена собеседнику. Шмяк, шмяк.
— Если госпожа Рената не хочет меня принять, я переговорю с вами. Это не займет много времени, мы с вами можем даже пойти отсюда в таверну или кабак. Как захотите. Но выслушать то, что я хочу довести до сведения госпожи гер Брюнне в ваших, а, главное, в ее интересах. Клянусь именем отца, это очень серьезно.
Руперт нахмурился, собрав кожу лба в множество горизонтальных складок.
Погладил лысину.
Решительно шагнул к низкой кушетке, стоящей напротив Оттавио и сел, отстегнув меч и положив его рядом с собой.
— Не пойдем никуда. Мне отлучаться не след. Выслушаю вас, раз так. Все одно своего добьетесь ведь. Не мытьем — так катаньем. Если вы в батюшку пошли, то упертый как баран. А вы, Отто, в него, я вижу. Говорите, что хотели.
— Только не перебивайте меня и не возражайте мне. Не стоит нам время на препирательства терять, уважаемый мастер Кригер. Просто выслушайте.
Оттавио расстегнул камол, здесь было жарко натоплено, и задумался на несколько ударов сердца, с чего бы начать. С Кригером крутить-вертеть не стоило. Он был человек простой, что отнюдь не означало «дурак».
— У вас в Ривельне побывал некий гер Рахе. Наверняка он был гостем в этом доме. Госпожа Рената хотела отомстить за смерть своего мужа, его брату и золовке. Она знала, что они виноваты в смерти Владетеля не меньше Адлера. Гер Рахе исполнил ее желание, избавил от ненавистных родственников, — Руперт поморщился, но ничего на это не возразил, — я не знаю, предъявил ли он счет к оплате, или только собирается, но полагаю что госпожу Ренату попытаются вовлечь в заговор, против имперской власти. Заговор религиозный и политический. Она должна услугу одному из главных интересантов этого заговора, вернее его доверенному лицу. Я говорю о гер Рахе. Ей непременно напомнят о долге! А в Вестгау прибыл маршал Вальдштайн со своим экспедиционным корпусом. Слышали о таком, Руперт?
— Слыхал. Даже до нашей глухомани слухи доползли.
— А знаете, как он подавил восстание в Моравии? И что сделал с вышеградскими чашниками [123]? Сто пятьдесят лет империя ничего не могла поделать с этими еретиками. И тут Вальдштайн берет Вышеград штурмом. Пятнадцать тысяч казненных еретиков, только в Вышеграде. А во всем королевстве еще почти десять тысяч. Женщины. Дети. Дворяне и простолюдины. Говорят в Моравии чашника теперь днем с огнем не сыщешь. Знаете что здесь будет по весне!?
— Ну что?
— Пепелище, Руперт. И виселицы. Тысячи виселиц. Я. Не. Хочу. Чтобы на одной из них висела госпожа Рената. Не хочу, Руперт. Проследите чтобы она не вляпалась в это политическое и религиозное дерьмо, прошу вас! Уезжайте в поместье. Не ведите переписку с Ландерконингами или Вальде. Лучше всего, будет разместить у себя на постой ландскнехтов Вальдштайна. Если вы решитесь на это, напишите мне в Эвинг, я все устрою.
Дверь распахнулась, на пороге стояла Рената. Ее живот уже заметно округлился, черты лица заострились, кожа была нехороша. Руперт вскочил.
— Что вы себе… — начала она, голос у нее дрожал и прерывался, — зачем вы такое говорите! Зачем вы приехали, ар Стрегон? Я… я не хотела, — голос у нее внезапно сел, осип, она почти шептала, — Не просила этого… этого Рахе ни о чем подобном. Я сказала, что хочу чтобы они сдохли. Но я не просила… тем более Аделинда, она… я…
Рената судорожно стискивала платье у горла худой рукой, на которой от усилия проступили костяшки и тонкие жилки. На глазах у нее выступили слезы.
— Он был все время такой тихий, грызла его совесть, видать, Датчс. А, как вызов получил, от одержимого, повеселел сразу. Ходил, насвистывал. Утром поцеловал Аделинду, и мне говорит «Ну вот и все, отмучился. Хорошо-то как!», и ушел. А потом… Его привезли. Мертвого. А он улыбается. Я… Аделинда, как увидела, сразу начал считать что ей из наследства причитается. А утром ее нашли, всю в дерьме. Рожа синяя, язык высунут. В петле болталась… Я не просила. Не надо мне такой справедливости…
Оттавио встал, поклонился Ренате, кивнул Руперту, и направился к выходу.
— А ведь вы предупреждали меня Оттавио. Я, дура оскорбилась. Предупреждали меня. А мне Датчс снится теперь с вспоротым брюхом. И улыбкой его жуткой! И Аделинда с синей харей и высунутым языком.
— Сны надо заблокировать, на полгода минимум, — уже приоткрыв дверь, обернулся Оттавио к Ренате, — сходите к авгурам в храм, заплатите. Вам нельзя сейчас такие сны видеть. И уезжайте в имение, я прошу вас. Здесь очень опасно оставаться.
— Я, — Рената вдруг улыбнулась, сквозь слезы, почти прежней своей задорной молодой улыбкой, — обманула вас. Я буду рада вас видеть у себя. Летом. Приезжайте к нам, пожалуйста, на рождение сына.
Оттавио открыл рот, и вдруг услышал шелест песка, увидел колбу, почти пустую. И понял, что видит Ренату в последний раз в жизни. Это было четкое знание, взявшееся ниоткуда, но непоколебимое как скалы Мон.
— Конечно, госпожа Рената, — губы сами растянулись в лживой улыбке, — я непременно навещу вас летом.
Глава четвертая. Lex fati
Несомненно важнее, как принимает человек судьбу, нежели какова она на самом деле.
Пока не покорила нас судьба, надобно водить ее за руку, как ребенка, и сечь ее; но если она нас покорила, то надобно стараться полюбить ее.
Глава четвертая. Lex fati [124]
Жертва
1
Сержант префектуры Ривельна — Фриц Лангвейлен — встретил Оттавио в тесной захламленной комнатке, расположенной на втором этаже ривельнской ратуши. Он взял письма ар Моррисона и попросил Оттавио задержаться, пока он их прочитает. Вдруг понадобится передать ответ. Читал сержант долго, старательно, шевеля губами и водя заскорузлым пальцем по строчкам. К тому времени, как он закончил первое письмо, его широкий веснушчатый лоб весь покрылся мелкими капельками пота. Создавалось впечатление, что он не читал канцелярские циркуляры, а таскал мешки с песком.
Закончив с первым посланием, Лангвейлен утер рукавом трудовой пот, погладил рыжие густые усы и уставился на Оттавио слегка остекленевшим взглядом.
— Вы как хочете, господин аудитор, а у меня от чтения этого всего, — он взвесил солидную пачку листков в руке, — ум за разум заскакивает. Без стакана тут не разобраться. Так што зову вас в кабак. Там и не душно так, да и разговор у меня к вам есть. По службе разговор, но не на сухое горло. Вы как?
— Отличная идея, сержант, — откашлявшись, сказал Оттавио. Висящая в воздухе пыль уже забила Оттавио горло, так что он был бы рад выбраться из этого закутка в приличную таверну. — Но не слишком ли шумно в кабаке для изучения документов?
— Так утро же. Никого там нету сейчас. Зал уже убрали, так что выглядит все пристойно, да и пахнет нормально. Идемте тогда, чего ждать.
2
Оттавио с сержантом спустились вниз и вышли на городскую площадь.