При ходьбе в последнее время Оттавио постоянно направлял в ногу тонкую струйку силы, чтобы снять с нее нагрузку. Ко второму дню пребывания в Ривельне он почти перестал хромать. Давно пора было бросить трость.
Они с сержантом пересекли площадь, обогнули Храм Всех Святых (своего пантеона в городке, конечно, не было) и практически сразу уткнулись в двухэтажный дом веселого канареечного цвета с зеленой вывеской.
На вывеске была изображена отрубленная голова в короне, лежащая на том, что Оттавио принял сперва за блюдо. Однако, присмотревшись, он понял, что это не блюдо, а плиссированный круглый воротник, каковые были модны в прошлом столетии. Голова с надутыми красными щеками приникла губами к витому охотничьему рогу. Судя по щекам, неизвестного монарха пытались надуть через это устройство.
— «Королевский рог»! — С гордостью в голосе сообщил Оттавио сержант. — Лучшая таверна в городе. Тихо, чисто, напитки не разбавляют. Готовка — пальчики оближешь. Вам, господин колдун, понравится. Не хуже эвингских харчевен тут! Тут и господа из Вальде столуются, когда в городе бывают, не брезгуют.
«И цены тут, наверняка, соответствующие», — хмуро подумал Оттавио, решивший, что хитрый сержант хочет пожрать и выпить за счет приезжего. Впрочем, он тут же вспомнил, что ему положены «дорожные», и слегка придушил разбушевавшуюся жадность.
Как оказалось, с ценами тоже все было в порядке — всего за четыре медных пятака они получили кувшин вина для Оттавио, кувшин пива для сержанта, огромный кусок ветчины, здоровенную миску мелко нарезанной квашеной капусты, полкруга твердого козьего сыра, холодный бараний бок, буханку вчерашнего хлеба, лук и зелень на закуску. Ничего горячего еще не было, кухари не разжигали печей.
Когда они утолили первый голод, и сержант, все так же морщась и шевеля тараканьим усами, прочел наконец последний опус из канцелярии префекта, настала пора поговорить.
— Тута вот какое дело-то, господин ар Стрегон. Покойника мы в храме нашли, аккурат уже седмицу как. По виду обыкновенный бродяга, ничего такого. Грязный весь, в лохмотьях, обмотках. Но искалечили его перед тем, как убить, так, што жуть берет. Так-то мне бы его схоронить, да забыть про это дело. Но тут вы приехали. А у меня сомнения про энтот труп большие. Глянете, чего там, да как? Если нет, я его прикажу закопать завтра, да и дело-то с концом.
— Почему не посмотреть. Посмотрю. Я так понимаю, не опознали его еще?
— Никак нет. Не признал пока никто. Так у «Тибальта»[125] и лежит трупак-то в крипте для опознания.
— И заявлений о пропаже людей не поступало?
— Стражники графские говорят, што нет. Но тут такое дело, господин, последнее время мы с ними дружим — как кошка с собакой, значит. Вальде держат руку Ландерконингов, а про наше начальство слух такой, што с Мучителем спутались. А там вражда промеж них. Так что могли и соврать мне свиньи-то местные, запросто.
— Такая диспозиция, сержант. Предлагаю спокойно допить кувшины, а после пойти к св. Тибальту-Утешителю.
— И то. Чего нам торопиться. Трупак-то того — не сбежит никуда. Так што диспозиция ваша мне по нраву!
Спустя час времени и еще пару кружек пива в придачу к содержимому кувшинчиков имперские охранители направились, наконец, к церкви св. Тибальта.
3
Нарисованная на потолке ритуального зала гексаграмма не позволяла расположенным там телам разлагаться. Впрочем, сейчас в зале покоилось всего одно тело. Ар Стрегон и Лангвейлен стояли около сбитого из грубо ошкуреных досок лежака. Мешковина, закрывавшая труп, была отброшена в сторону.
— Да, покромсали бедолагу знатно, — сказал Оттавио, водя над телом фонарем.
Труп мужчины был весь вымазан грязью и кровью. Зим, наверное, тридцати, при жизни это был крепкий жилистый блондин. Ему исполосовали лицо до полной неузнаваемости и перехватили горло — лезвие достало до позвоночника. Кожу на предплечьях и правом плече содрали вместе с кусками мяса. Также срезали кожу с лопатки и правой груди. Труп был совершенно обескровлен, вены на запястьях и под коленями перерезаны.
— Много крови на полу было, где тело нашли? — спросил Оттавио у сержанта.
— Нет, совсем немного. Но это не удивительно, кровь, скорее всего, в алтарь ушла. Его вроде как в жертву принесли Владыкам. Наш местный каноник до сих пор слюной брызжет. Святотатство, осквернение-хренение… — сержант метко сплюнул на мешковину. — А у нас колдуна-то не сыщешь с фонарем. Я-то в этих делах дуб-дубом. А вот чего меня насторожило, гляньте-ка, господин аудитор.
Сержант взял покойника за кисть и поднес кончики пальцев поближе к фонарю.
— Гляньте-ка, какие ногти ровные!
Ногти были обрезаны чем-то острым, не обкусаны, не обломаны, а именно аккуратно подрезаны.
Сержант достал из рукава платок далеко не первой свежести, плюнул в него и начал оттирать грязь с лица покойника.
— У бродяг и быдла всякого грязь в кожу въедается обыкновенно а у этого — гляньте — просто по роже размазано! — Под платком обнаружилась более-менее чистая кожа. — Нету у его язв, гнойников, порезов мелких, такого, что всегда у отребья бывает. Только то, что изверги эти напакостили. Грю непростой мужик при жизни был. Туфту нам подсунуть хотят, грязь вся эта, лохмотья егоные. Я прикинул, на него эти тряпки и не налезли бы! Вы бы помогли чем, господин аудитор, колдануть тут надо, иначе правды-то не узнать.
— Темные духи! Все свои инструменты я оставил в Эвинге. Я ведь сюда не по делам службы приехал, а по личному вопросу. — Оттавио был действительно раздосадован. Да и помочь этому наблюдательному и неглупому сержанту хотелось.
— А для колдовства инструмент требуется? Вот не знал. Думал, колдуны все, ну, вот так рукой махнул и все делается как хотит.
— Инструменты мне нужны. Но кое-что можно сделать и с помощью подручных средств. Давай так:
In primo, надо попросить монахов отмыть труп от грязи и крови. И у них же взять немного чернил.
Duende, вот тебе три… два крейцера серебром и пятак. Пусть ближайший мастеровой сточит крейцеры напильником в мелкую пыль. Медь отдашь ему за труды. На крейцеры напишешь мне расписку, мол, использованы для нужд следствия.
Потом посмотрим.
Через полчаса все было сделано.
Тело отмыли, здесь же, в покое, тут даже были предусмотрены канавки для стока грязной воды и отверстия в полу.
Монахи принесли палочку хороших чернил, часть которой Оттавио растворил в воде.
Когда вернулся сержант с серебряной пылью, все уже было готово. Оттавио обложил тело железной цепью, взятой у тех же монахов, сам встал внутри получившегося круга.
— Как думаешь, сержант, зачем ему кожу срезали?
— Чего думать-то, господин колдун. Мыслю, убивцы партаки хотели скрыть. Шобы затруднить иди… индитеф…, тьфу ты, пропасть! Опознавание тела чтобы, значит, было сложнее. Вон как рожу изрезали еще.
— И я так думаю. А знаешь ли ты, что игла при нанесении татуировок входит довольно глубоко в мясо, и чернила остаются и там?
— Ну… а толку-то?
— Смотри. За цепь — ни шагу, даже если мне плохо станет.
Оттавио зачерпнул силу, наполнил ею пузырек с растворенными чернилами и, четко выговаривая слова, произнес формулы подобия, разбрызгивая чернила на лишенные кожи части тела. После каждого разбрызгивания татуировка, срезанная убийцей, четко проступала на сером заветрившемся мясе.
Предплечье левой руки — «Fideles post mortem». Надпись на старолацийском — готический шрифт.
Плечо правой — птичий силуэт на гербовом щите, перечеркнутый широкой полосой.
Остальное — картинки непристойного характера.
— Епта… — сержант резко втянул в себя воздух, — благородный! Ну я так и думал-то.
— Бастард, — отстраненно произнес Оттавио, — из рода Майеров. Щит пересечен полосой — признанный бастард.
— Так это што, господина Халблата ар Майера так изувечили? Он же пропал месяц назад, ежели не больше!
— Серебро. Просто брось мешочек в круг. Сам не пересекай цепь и руку не проноси.
Цепь начала изнутри покрываться легкой изморозью, в железном круге ощутимо похолодало.
Сержант торопливо кинул внутрь круга мешочек серебряной стружки.
Оттавио прямо из мешочка стал сыпать серебро на тело, речитативом повторяя одну и ту же формулу. Серебряные крупинки вспыхивали в воздухе, сжигаемые силой Той стороны. Те, что долетали до тела, образовывали на нем причудливый светящийся покров — ауру. Аура сияла чистым белым светом, а потом вдруг резко почернела и осела, схлопнулась.
— Он еще и одаренный был, причем довольно сильный, — резюмировал Оттавио, — правда, странный дар какой-то. Очень не характерная реакция. Придется полистать реестры. Зови писаря, сержант. Будем заводить дело. Этот случай по нашему ведомству.
4
Дело завертелось с неслыханной в этих сонных краях скоростью. Оттавио поставил на уши весь немногочисленный состав местного отделения префектуры. Он раздал задачи всем подчиненным сержанта, которых срочно выдернули на службу.
Сам он решил сперва опросить бывшую квартирную хозяйку бастарда, которая и заявила месяц назад о его исчезновении.
Сержант приставил к Оттавио стражника, который хорошо ориентировался в Ривельне, чтобы столичный колдун не потерялся в местных переулках, ну и для охраны конечно.
Когда они прибыли к дому, указанному в сопроводительных к жалобе документах как место проживания ар Майера, тот встретил следователей наглухо закрытыми ставнями и заколоченной дверью.
Оттавио отправил стражника расспросить соседей и самых разговорчивых и исполнительных привести к нему, а сам остался возле заколоченной двери.
Провел по ней левой рукой. Никаких следов чар.
Осмотрел доски, прибитые к косяку крест-накрест ржавыми железными гвоздями. Прошел вдоль фасада, рассматривая закрытые, — судя по всему, уже не меньше недели — ставни.
Проверил окна на следы заклятий.
Ничего.
Из дома не тянуло Той стороной, однако Оттавио при взгляде на это обычное фахверковое сооружение почему-то становилось не по себе.