Пора Оттавио возвращаться в Эвинг. Здесь, в Ривельне, он уже сделал все, что мог.
Заодно и Ар Хаас от владетеля Линген вернется, надо будет с ним обсудить, что он там накопал. А у Гимпеля стоит узнать подробности и географию предыдущих «несчастных случаев» с представителями рода Майеров.
На следующий день с утра Оттавио зашел в церковь Всех Святых и использовал открытый лист, выданный ему Ромуальдом еще перед поездкой в гости к господину «Легиону». Документ он предусмотрительно оставил у себя. Оттавио разослал от имени окружной Священной Консистории требование к приходским каноникам провести эксгумацию тел погибших Майеров. Ему был нужен мизинец каждого покойника, кости он потребовал прислать напрямую в особняк префекта «не считаясь с расходами». Чужих денег ему было не жалко, а дело было довольно срочное.
Обратный путь
1
Рыжеусый Фриц Лангвейлен проводил Оттавио до почтовой кареты. Вчера он пытался уговорить ар Стрегона взять с собой эскорт, хотя бы пару стражников, но Оттавио не счел необходимым обременять себя охраной. На всякий случай он попросил у сержанта мерку пороха и подвесил ее на пояс, в отделение где пребывали остальные фокусы заклинаний.
На почтовые кареты нападали крайне редко. Кареты были собственностью империи, поэтому к поимке таких неблагоразумных грабителей сразу подключалась префектура. И розыск велся не в пределах одного владения, а во всем округе Вестгау сразу. И что за навар с почтовой кареты, кроме груды писем?
Имперские орлы на дверцах, держащие в лапах почтовый свиток, были универсальным пропуском и через поместные таможни, на которых кареты пропускались без лишних проволочек и серьезного досмотра.
Оттавио тепло распрощался с сержантом Лангвейленом и погрузился в карету, приготовившись страдать от холода и тряски ближайшие сутки.
Первые четыре перегона [126] вытрясли из Отавио всю душу. Он так устал, что задремал, раскачиваясь в тесной холодной деревянной коробке.
2
Проснулся он от резкого толчка. Карета встала. Снаружи слышалась ругань кучера и несколько мужских голосов.
— А я вам говорю: вы не можете останавливать имперскую почту, да еще и на временном посту. Какие приказы, вашему капитану что, имперские регламенты не указ?
— Вот и зашибись, сука. Ща досмотрим твою карету, и дальше повезешь, сука. Генрих, глянь, кто у них в пассажирском сидит, а ты не ори, зубы, сука, растеряешь. Нашелся тута вояка шпак.
Узкая дверца пассажирского отделения открылась. В купе заглянула бородатая, покрытая шрамами и ожогами от пороха харя, замотанная в пуховой платок, под широкополой шляпой. К харе прилагалось укрытое зимним уппеляндом тело. Обнаженный кацбальгер в левой руке намекал на совершенно не мирные намерения рожи.
— Ты хто? — прохрипела рожа, при виде Оттавио.
— Аудитор имперкой префектуры, Оттавио ар Стрегон, — ответил тот. — А вы кто такие?
Оттавио быстро осмотрел окрестности. С его места было видно высокие обочинные сугробы, черные жидко проросшие стволы деревьев и еще двоих закутанных в зимние кафтаны мужиков, умело державших аркебузы с подожжеными фитилями. Тот, кто разговаривал с кучером, в поле зрения не попал. С другой стороны кареты, судя по звукам, находилось еще несколько человек.
— Ханс, тута какой-то судейский и все. Нету больше никого.
— Тащи его сюда!
Оттаво как можно спокойнее, глядя прямо в глаза роже, произнес:
— Кто. Вы. Такие? Подразделение! Звание! Отвечай, пес!
— Кровавые вороны мы. Армия маршала Валедштайна. Выходи давай добром, стручок судейский, не то выволоку! Слыш, тебя сержант требует.
— Пшел вон, быдло. Быстро пропустили карету, мрази. Или следующий разговор у вас с профосом будет.
— Ах ты ж блядь! Не хошь добром, будет, епанамать, по-плохому!
Рожа сунулась в карету, и ее обладатель ухватил Оттавио за рукав, явно намереваясь выдернуть аудитора из купе, как морковку из грядки.
Оттавио хладнокровно ударил его кинжалом, который он достал левой рукой во время предшествующей дискуссии, прямо в глазницу. Кинжал вошел хорошо, на половину длины лезвия, и застрял в черепе. Дав тяжелому телу свалиться на землю, под изумленными взглядами стрелков с аркебузами захлопнул дверцу и запер на защелку.
Никаких «Кровавых воронов» среди подразделений подчиненных Вальдштайну, не было.
Actum
Упасть на пол, спиной вперед, в узкую щель между скамьями.
Зажав левой рукой выпрошенный у Лангвейлена порох, повторить свой недавний фокус из Обители.
Правой нащупать рукоять своего пистоля.
Я порох. Сила Той стороны разбегается во все стороны невидимой сетью острых щупов, отыскивая подобную субстанцию.
Бах — одновременно с грохотом выстрела в дверце появляется отверстие на уровне груди сидящего человека, Оттавио осыпает щепками. Одна из них больно впивается в веко.
Ad ignis!
Бах! бах! бах! Бах
— АААААА СУКААААА!!!!
С улицы отдаленно, словно из-под воды, доносятся взрывы пороховых зарядов, маты, вопли бешенства и боли.
Ногами ударить в дверь, выпасть из кареты с другой стороны.
Правый глаз заливает кровью от попавшей в веко щепки.
Прямо в лицо Оттавио летит острие алебарды, которую сжимает еще один «кровавый ворон».
Аудитор отдергивает голову в сторону, одновременно вскидывая руку с пистолем.
Острие взрыхляет снег, вспарывает кожу на виске и вбивает снежную взвесь в ухо ар Стрегона.
Выстрел!
Наемника отшвыривает назад, на набегающего сослуживца, которого заливает смесью черной крови и мозгов, брызнувших из головы алебардиста.
Оттавио пытается вскочить, но от долгого сидения на холоде в одной позе все тело затекло, и получается только приподняться.
Тут же на него наваливается тяжелое тело, слепо тычущее кинжалом, и придавливает его к стенке кареты. Новый противник орет, слюнявая пасть его разевается в крике, борода и волосы догорают и дымятся. Шека изуродована серьезным ожогом.
Кинжал бьет в плечо, но удар слабый, клинок не пробивает зимнюю одежду.
В следующий миг Оттавио скручивает силу Той стороны в тугую иглу и бьет ей оппонента в глаз, стараясь достать невидимым клинком до мозга. Обожженый хрипит и заваливается на сторону.
Такие приемы жутко опустошают. Работа с голой силой, без формул, истощает даже повелителя довольно быстро.
Оттавио, опираясь спиной на стенку, делает рывок и поднимается.
Напротив него двое стрелков, только что погасивших одежду.
Получите, дети шлюхи — Лезвия судьбы. Одному отсекает голову, второму руку — по локоть. Отлично!
Тень слева, уклониться!
В дверцу кареты врезается солдатский цвайхандер. Свежий и, что досадно, не раненый наемник внимательно, без испуга, смотрит на Оттавио, и в глазах его смерть. Здоровенный сволочь, и меч он держит очень уверенно.
Два быстрых удара, рукоятью и острием клинка, от которых Оттавио чудом уходит, неуклюже отскакивая в сторону, не дают сосредоточится на чарах. И этот ублюдок стоит слишком далеко для использования голой силы.
Из-за кареты появляется еще один наемник, изрядно обгоревший, но с клинком в руке, видимо, тот самый сержант. А ведь где-то еще двое стрелков. С той стороны кареты.
Лезвие цвайхандера рассекает воздух — раз — и сразу обратно, крест-накрест. Вот же ушлепок, лось здоровый!
Отпрыгнуть.
Покойник, которому Оттавио выдавил глаз, вдруг встает на колени и встречает набегающего сержанта ударом подобранной алебарды в пах.
Тот, беззвучно разевая рот, начинает падать, а мертвец неестественно гибким змеиным движением разворачивается, одновременно поднимаясь на ноги, и с разворота наносит горизонтальный удар лезвием своей алебарды бойцу с цвайхандером прямо по шее.
Допльсолдер замечает движение сзади, но сзади могут быть только свои, ведь так?
Не так.
Голова, отделенная от туловища, со свистом врезается в стенку кареты и проламывает ее, такова сила удара.
Мертвец все тем же неестественно легким движением заскакивает на крышу кареты, с которой совершает длинный прыжок.
С той стороны раздаются вопли ужаса и боли.
Недолго раздаются.
Уже затихли.
Actum est
Оттавио, забрав из купе свою скьявону, обошел карету и увидел силуэт своего спасителя на самой границе колеблющегося круга света от каретных фонарей и воткнутых в снег факелов наемников.
Глаза у покойника и целый и выбитый Оттавио сияли ярко-зеленым светом. До боли знакомым жестом мертвец вытер клинок меча, который успел у кого-то забрать, об одежду валяющегося под ногами трупа. Потом, также в очень знакомой манере, отсалютовал Оттавио. Зеленые огни в глазах погасли. Труп мягко завалился на спину.
Меч исчез, упав в снег.
Наступила оглушительная тишина, и только сейчас Оттавио понял, что весь бой он слышал шуршание песка и треск тонких стеклянных стенок, покрывающихся трещинами.
И вот все стихло. Не слышно даже завываний наемника, потерявшего руку, — похоже истек кровью.
Оттавио выдернул щепку из века и достал атрибут из-под одежды. Обильно смочил его своей кровью.
— Я не просил мне помогать, о Неожиданный!
— Я не имею права вмешиваться без прямой просьбы или платы. Это был не я. Только что сработал Закон Судьбы. Я предупреждал тебя, и ты услышал. Но не послушал. Ночной охотник явился тебе. Теперь ничего уже не исправить. Тебе не свернуть.
— Толку нет от твоих объяснений, о Мутный! Кто это был? Что за охотник?
— Ты узнаешь в свой срок. Все узнаешь.
— Тьфу на тебя трижды, скотина бесплотная! А сейчас сказать?
Молчание.
— Ну и толку от такого хранителя?
— Я служу не тебе, а роду.
3
На удивление Оттавио оба кучера остались живы. Один вообще благополучно продрых весь бой, лежа на мешках с почтой. Второй успел нырнуть под карету, когда наемники начали самопроизвольно взрываться, и пересидел опасность там.