Не поднять тяжелых век.
В рыжих косах близкой старости
Первый снег.
Первая любовь – одежда золотая,
Затканная красным, не простая.
Да гнилая! Долго ль до греха?
Чуть зацепишь – и одна труха.
Плачешь, плачешь… Слезы станут сладки.
Ах, любовь вторая – нить с иглой.
Прочные поставлены заплатки.
Починил, заштопал, и долой!
Платье сбросишь на пол и веселой
Выйдешь на дорогу в правде голой,
Вся как есть, простая, без прикрас.
И тогда полюбишь – в первый раз!
Одушевлен тобою день,
Одушевлен рассвет кровавый,
И нераскрытая сирень,
И дождь, нанизанный на травы;
Шаги по ледяной росе
Сквозь сад серебряный и синий.
В моей запутанной косе
Сухая веточка полыни,
И зорьки легкий поясок,
Потерянный за рощей в поле,
И мокрых листьев терпкий сок,
И вкус весны, – всё – ты!
До боли!
Так бывает в жизни только раз,
Подойдет – и в вечность опрокинется…
Ночь была закутана до глаз
В одеяло с меткою гостиницы,
Ночь была совсем-совсем простой,
Некрасивой, переулочной,
Не звезда, не месяц золотой, –
Газовый рожок над булочной!
И слова откуда-то, со дна: –
Не проси у Бога невозможного
И сквозняк, игравший у окна
Складками плаща дорожного…
Расставаясь, набожной рукой
Нас крещу в далекий путь обоих.
Боже, со святыми упокой
Простенькие розы на обоях!
Светляк в руке моей – звезда,
Звезда зеленая, земная.
Я ухожу. Иду, не вспоминая.
Не вспомню больше никогда.
Так просто всё! Исчезла глубина
Вчерашнего. – Есть только запах сада.
Светляк в руке… Мне ничего не надо.
От светляка – звезда. И я – одна.
Это не розы влюбленных. Не бред.
Это – отчаянье. – Воздуха нет!
Это совсем не похоже на страсть.
Просто на грудь его молча упасть,
Руки на сердце ему положить…
Видишь? Мне больше не хочется жить.
Не утешай меня, не прекословь!
Всё на пути моем смутно и ложно,
Но одного пережить невозможно:
Знать, что кончается наша любовь.
Я возьму золотую иголку
И нитку тонкого шелка
Такой небесной окраски,
Какой не знали в Дамаске.
В белой одежде невесты,
У окна, на высокое место
Подниму раскрытые пяльцы
И жасмином омою пальцы.
Мой день печальный недолог:
Не платье, не брачный полог,
Не мантию шелком мечу:
Всё равно я тебя не встречу.
И звенят, и звенят запястья…
На мое спаленное счастье,
Без устали, без оглядки
День и ночь я ставлю заплатки.
Рожденье мое второе:
Раскрылись глаза, любя.
Люблю простого тебя.
Не демона, не героя.
Лицо твое дорогое
Развенчанного вождя,
И то, что совсем другою
Ты сделал меня, уйдя.
В красном, тропическом зное, –
Ничего никого кругом, –
Костенеет лицо родное.
Засыпанное песком.
Для тебя ли резцом навеки
В опаленной груди камней
Высекали орлов ацтеки,
Демонов и коней?
Для тебя ли в пустыне грозной,
В безлюдьи заклятых мест,
На цепи качается звездной
Бриллиантовый Южный Крест?
На вулканы, на черные скаты
Спускается ночь, вздохнув,
И птица Кветцалькоатль
Точит железный клюв.
Когти в сердце твое вонзила, –
В сердце пять огнестрельных ран.
В целом мире только – могила,
Молчанье и океан.
И где-то, за океаном.
Мне так страшно плакать одной
О нежном, о бедном, о странном.
Что было Тобой и Мной.
Приглажены волосы жесткие.
Пальцы в чернилах.
Мальчик в старой матроске,
Милый из милых.
Фотографии в стеклах
Наклонили желтые лица.
А эта, самая блеклая,
Почти что снится…
Знали воина, зрелого мужа.
Всё, что было потом.
Но никому не нужен
Мальчик с обиженным ртом.
Только я берегу наследство.
Уходящий последний след:
Его забытое детство,
Его одиннадцать лет.
Томиться над тетрадями пустыми,
Всю ночь не спать, и в папиросном дыме
От вздоха улетающее ими
Чертить остывшим пеплом
Знать, что ты умер, что тяжелым склепом
Задавлены незрячие глаза…
И падает холодная слеза…
Моих ночей опустошенных мука
Без музыки, без малого луча.
По мертвым клавишам стуча,
Скользит рука и не находит звука.
Из сердца твоего растет трава.
А я живу.
Но разве я – жива?
Жизнь уйдет, и ничего не даст она,
Как ни задыхайся, ни моли,
Только лента от венка распластана
В вековой, кладбищенской пыли.
Только ворох писем в яме мусорной
Да пустые ящики стола.
Всё, что было нежного и грустного,
В день уборки заметет метла.
Что нам души дымные и синие,
Распыленные в нирване сна?
Кто вернет нам просто утро зимнее.
Желтый снег на выступе окна?
Холодно сияет небо вешнее,
Холодно мерцает россыпь звезд…
Ах, любовь! – Она такая здешняя,
Горькая и теплая до слез.
Нас самих в пустыне жалят аспиды,
От венцов колючих лбы в крови.
Мы и сами проданы и распяты
На крестах заплаканной любви.
Как же Ты, в Твоей жестокой Вечности
Не опустишь виноватых глаз
Перед страшной смертью человеческой,
От которой никого не спас?
Я никуда не приведу,
Не помогу найти звезду.
Не жди ни близко, ни вдали:
Я только зеркало земли.
Тьму отражаю, свет ловлю,
Ни тьмы, ни света не люблю.
В холодном зеркале равны
И я, и ты, и боль, и сны.
Когда пройду (как всё прошло!),
Обрежешь сердце о стекло.
ЛИЛИТТретья книга стихов(Париж, 1955)
Лилит улыбалась в тумане зеркал,
Лилит появлялась в расселинах скал,
И падали листья, и время текло
В лесные пруды, в золотое стекло.
Был огненный вечер над морем разлит.
И в море купалась и пела Лилит.
Точеные рожки в багрянце кудрей
Изогнутой лирой сняли над ней.
Не Ева, не Ева, – сестра мне Лилит,
Она мне гореть, не сгорая, велит
В разливе пожара, а зверином зрачке,
В ночном светляке, в золотом угольке.
Во всем, что сверкает и брызжет огнем,
В живом, ослепительном горе моем.
Туман. Дожди. Потемки. Гарь.
И облетелых листьев клочья.
Как будто злая ведьма ночью
Стенной трепала календарь
И, четырем ветрам предав.
Метлой швырнула в непогоду.
В зеленом сумраке канав,
Последний раз гнилую воду
Позолотив огнем сухим,
Весь в паутине обветшалой,
Кораблик-лист, слепой и шалый,
Мне сердцем кажется моим.
В бутылке старого вина
Давно иссякла кровь густая.
Сок источившая до дна.
Она в пыли лежит, пустая.
Но замени в ней бывший хмель
Твоих стихов ночным дурманом
И к берегам иных земель
Отправь скользить по океанам.
Пусть буйный вал взметет ее
До облаков и кинет мимо,
Пусть имя бедное твое
Через стекло богам незримо, –
Из всех падений, всех неволь
Горящих слов спасутся души.
Твои стихи морская соль
Острее сделает и суше,
И благородством старины,
И дальних странствий ореолом
Они подернуться должны,
И станет каждый стих тяжелым.
Когда просящая рука.