– Дима, – вдруг на ходу обернулась к нему Валя. – А что у тебя с работой?
– Я ж тебе говорил, – отвлекся от своих размышлений Дмитрий. – Шамиль болеет. Может, придется мне новую собаку брать.
– А может, лучше бросишь ты это дело? – Валя посмотрела в глаза мужу серьезно и сосредоточенно.
– И что?
– Будешь мне помогать.
Дима от неожиданности остановился. Валя тоже остановилась.
– В чем помогать? – спросил он.
– У нас дитя будет, – прошептала Валя и улыбнулась немного глупой самодовольной улыбкой.
– О! – вырвалось у Димы. – Когда?
– Месяцев через семь.
Дима понимающе кивнул.
– Пока я рожать буду, ты за меня у автоматов посидишь. А потом будем по очереди! – произнесла она просящим голосом. – Место уютное, возле денег. И платят хорошо…
– Доживем – посмотрим, – задумчиво сказал Дима и вдруг совершенно новым, решительным взглядом посмотрел вперед, в сторону автовокзала, которого еще не было видно.
Они продолжили свой путь. И снова шли молча, потому что каждый о своем думал. Ведь об общем думать невозможно. Можно только говорить.
В зале автоматов Валя приняла смену у напарницы Сони. Подождала, пока она соберется и уйдет. А потом выдала Диме двадцать гривен полтинниками.
Он прошелся вдоль ряда игровых автоматов. Остановился у одного, который, казалось, при приближении Димы замер. Перестал огоньками по разным кнопкам бегать.
Дима опустил монетку в щелку автомата. Нажал кнопку старта. И забегали по трем дорожкам нарисованные бананы и лимоны с апельсинами.
Минут через пять зазвенели сыплющиеся в «корыто» для выигрышей монеты. Дима обернулся и встретился взглядом с женой, выглядывающей из окошечка кассовой будки. Она смотрела на мужа глазами, полными любви и спокойствия.
Ее лицо вдруг на мгновение исчезло из окошка. А монеты все сыпались и сыпались. Дима присел на корточки возле этого денежного потока. Рядом присела на корточки и Валя, державшая в руке небольшой банковский мешочек для мелочи.
– малышу будет! – кивнув на сотни выпавших из автомата монет, сказал Дима.
Сказал и ощутил в себе не полностью объяснимую гордость. То ли за выигрыш, то ли за свое будущее отцовство.
45
Киевская область. Макаровский район. Село Липовка
Утром запищал будильник, и Ирина, проснувшись, остановила его. Пальчиком на кнопку нажала, и замолчал он. Собиралась не спеша и как бы неуверенно. Воду вскипятила на кухне. Смесь «Малыш» кипятком развела. Целый литр. Поставил на бойлер. Себе чаю заварила.
За окошком еще темень зимняя, ночная. Решила Ирина выглянуть на двор. Воздух на морозность проверить. Засов железный из петли вынула. Дверь осторожно открыла. И упал ей под ноги сложенный вчетверо листок бумаги. Подняла она листок. Дверь снова закрыла, но успела на щеках укол морозца ощутить.
Развернула листок. Поближе к глазам поднесла.
«Ира, – прочитала написанное неровным почерком. – Ты уволена. Больше не надо тебе в Киев ездить. Утром, часам к 11–00, приеду и все объясню. Егор».
Озадаченная, с запиской в руке, вернулась Ирина на кухню. На стул присела. Деревянный пол босые ноги холодом гладил, но не обращала она на это внимание. Как проснулась от писка будильника, так и чувствовала, что не поедет она сегодня в город. И не хотелось ей ехать, и вставать не хотелось. Хотелось обнять рукой спящую Ясю и дремать, дремать, пока за окном светло не станет.
«Скоро Егор приедет», – подумала она, этой мыслью все свои сомнения разгоняя.
А тут Яся заворочалась, заворчала. «Кушать хочет!» – поняла Ирина. Взяла малышку на руки, ротиком к полной молока груди прижала. Яся схватила сосок Ирины в ротик, сжала до боли. Но Ирина зубы сцепила, притерпелась. Через мгновение Яся ослабила маленькие десенки, губками заработала, выкачивая из маминой груди драгоценное молоко.
Погладила ее Ирина, легла вместе с ней на кровать, да так, чтобы малышке удобно было. Накрыла и себя, и ее одеялом. И так незаметно для себя заснула.
А проснулась, как и хотелось ей, оттого, что свет в окошке появился. И оттого, что шум одновременно послышался. Двери захлопали, шаги по деревянному полу прозвучали. И, открыв глаза и повернувшись к окну, увидела она свою мать, прошедшую в ночной рубашке мимо ее кровати на кухню.
– А, не спишь! – сказала мать, остановившись у уже открытой двери. – А я думала сперва, что ты уже уехала.
– Я уволена, – сказала ей Ирина негромко, чтобы Ясю не разбудить.
– О боже! За что? – всплеснула руками мама.
– Мало ли за что, – грустно ответила Ирина, будучи все еще неуверенной: хорошая это для нее новость или нет. – Егор к одиннадцати приедет.
– К одиннадцати?! – переспросила мама. – Ой, а я в таком виде!
И исчезла она в дверном проеме. Дверь сама за ней закрылась. А Ирина, осторожно отодвинувшись от Яси, поднялась с кровати и стала одеваться. Мимоходом на часы глянула – половина десятого. Ну, со временем все еще в порядке. Спешить никуда не надо.
Отправилась следом за мамой на кухню. Та уже ломоть хлебного кирпичика себе маслом намазывала. На плите снова кипел чайник.
– Кофе будешь? – спросила из-за стола мать.
– А молоко есть?
– Нет, вчера кончилось. Но ты же никуда не едешь, так что можешь себе в кофе смеси «Малыш» налить.
– Нет, – твердо ответила Ирина. – Я чай буду.
– Как хочешь! – махнула рукой мать. – Только воду я кипячу, чтобы голову помыть. Если хочешь, поставь себе отдельно ковшик.
Правда, все-таки налила мама вторую чашку кипятка из чайника, а после этого вместе с чайником в ванную комнату пошла. Голову мыть.
Провожая ее взглядом, усмехнулась Ирина. А потом подумала, что и ей не мешало бы голову вымыть. Только вот вряд ли успеет она волосы высушить! Или успеет?
Взяла большую кастрюлю, наполнила водой из крана и на плиту греться поставила. А сама к Ясе вернулась. Малышка как раз глазки открыла и выискивала ими по сторонам знакомое лицо мамы.
К одиннадцати и мама, и Ирина успели вымыть волосы и причесаться. Только у Ирины волосы были гуще. А значит, высыхали они медленнее, тем более, что особенно тепло у них на кухне не было.
Оставив Ясю у мамы на руках, зашла Ирина в бойлерную, чтобы волосы быстрее высохли. В бойлерной всегда было жарко. Здесь любые выстиранные пеленки за час высыхали.
Чтоб просто так без дела не стоять возле бойлера, взяла она синее махровое полотенце и принялась кончики волос вытирать. В бойлерной ее стук в двери и застал.
Одновременно с мамой взялась она двери открывать. Но за дверью стояла в сером тяжелом пальто нянечка Вера с черной хозяйственной сумкой в руках. За ней по бокам – двое невзрачных бритоголовых и безликих мужчин в длинных черных кожаных пальто с утепленными коротким искусственным мехом воротниками.
– Ты извини, Ирочка, – заговорила первой старушка-няня. – Тут нас к тебе отправили…
Один из мужчин отодвинул Веру и в коридор прошел.
– Где у вас тут кухня? – спросил строго у Ирининой матери.
Она взглядом на закрытую дверь показала.
– Вы туда идите, – показал он рукой на кухонную дверь старушке-нянечке, а потом и Ирине на эту дверь кивнул.
Из комнаты плач Яси донесся.
Тот же мужчина взглядом указал Ирининой матери, чтобы она в комнату пошла. А сам, подождав, пока нянечка Вера с сумкой в руках и Ирина на кухню зайдут, снаружи у закрытой двери встал.
Не раздеваясь, уселась устало нянечка Вера за стол. На Ирину виновато посмотрела. Потом из сумки достала насосик для материнского молока со всеми причиндалами. Все соединила. Нашла взглядом розетку и воткнула туда вилку насосика.
– Ты прости, – прошептала. – Это ведь не Нелли Игоревна! Ей бы уже все равно! Это клиент скандал устроил, пообещал всех нас разогнать, если твоего молока не будет. Привык он. Видно, у твоего вкус особый…
– Клиент, – ошарашенно повторила Ирина, не совсем понимая, о чем речь идет.
– Ну да, – закивала Вера головой, протягивая прозрачную пластиковую присоску к уже оголенной левой груди Ирины. – На, прижми! – попросила.
Автоматически прижала Ирина присоску к соску. И почувствовала, как завибрировал стол под ее локтем. Как ненавязчиво, но уверенно вжалась присоска в ее грудь. Увидела, как капля за каплей ее молоко превращалось в тоненькую белую струйку, бежавшую по прозрачной трубке в приемник.
– Какой клиент? – тихонько спросила Ирина, медленно подняв взгляд на старушку.
Та вздохнула.
– Геннадий Ильич, – сказала. – Он такой важный. То с двумя охранниками, то с тремя приезжает. Вот и меня с его охранниками к тебе послали! Не знаю. Как оно теперь дальше будет! Может, уж лучше тебе вовремя приезжать?
Ирина отрицательно мотнула головой. В глазах слезы блеснули.
Минут через двадцать, когда грудь Ирины была выжата насосиком до последней капли, нянечка Вера собрала свой аппарат. Бутылку-приемник с молоком плотно резиновой пробкой закрыла. И уехала, не сказав ничего на прощание и стараясь вообще в глаза Ирине больше не смотреть. Следом за ней и мужчины вышли из дома. Один вложил в руки Ирининой матери пятьдесят гривен одной купюрой.
Мама вышла на порог, проводила взглядом их большую темно-синюю машину с номером, в котором подряд то ли четыре шестерки стояли, то ли целых пять.
Егор, приехавший через пятнадцать минут, застал Ирину в слезах, а ее мать непривычно бледной и напуганной.
Ирина ничего вразумительного Егору объяснить не смогла, только схватилась за его плечи, уткнулась мокрым лицом в грудь и задрожала. Ее мать рассказала, что произошло.
Егор нежно отстранился от Ирины, взглядом ее маму подозвал, чтоб та дочь свою обняла. А сам молча вышел.
За окном резко завелся двигатель машины.
46
Киев. Бехтеревский переулок
Семену казалось, что эта суббота, как и нынешняя зима, никогда не закончится. Еще полчаса назад он сидел с Володькой в кафе «Двери» и смотрел на фотографии, где были запечатлены его поцелуи и объятия с блондинкой, которая его совсем недавно не узнала. Точнее, сказала, что не знает. Зато он вспомнил ее имя – Алиса. Алиса из ночной страны чудес. Так он теперь ее называл для себя. Володька ушел, оставив Семена с этими снимками и с пятьюдесятью граммами коньяка.