Водитель открыл половинку тяжелых железных ворот и пропустил Семена внутрь.
Геннадий Ильич сидел в мягком раскладном «рыбацком» стуле за столиком, поставленном слева от иконостаса.
Семен обратил внимание на несколько тонких свечей, горевших под иконой, висевшей на одной из облицованных белым мрамором колонн.
– А, приехал! – гулко и многозначительно прозвучал в церкви голос депутата. – Проходи! Садись!
Семен увидел еще один раскладной стульчик по другую сторону стола. Уселся.
– Налей себе! – Геннадий Ильич показал рукой на рюмку и бутылку «мартеля».
Депутат был одет в спортивный костюм, и на ногах у него красовались новенькие футбольные бутсы.
– Так что там твоя жена? – спросил он.
– Вы же знаете, как у женщин бывает, – Семен вздохнул. – Сначала устроила мне скандал, а сегодня сама об этой девочке заговорила. Сказала, что не против…
– Вот как?! – протянул Геннадий Ильич и то ли устало, то ли расслабленно наклонил голову. Посидел так пару минут. Опять поднял взгляд на Семена.
Глаза Семена потихоньку привыкали к полумраку церкви. Он уже различал лики на иконостасе. Он уже видел, что лицо у депутата опухшее, оплывшее, несчастное.
– Эта дура, – произнес Геннадий Ильич, – она родила и оставила ребенка под дверью Парламента. И даже охране не позвонила! мне ни хера не сказала… Обычно охрана их сразу забирает и отвозит в Дом малютки в Вышгород. А тут… Не пойму, – он тяжело вздохнул. – Никто этого ребенка не видел…
– А кто эта дура? – осторожно поинтересовался Семен.
– А тебе это на хера? – Взгляд депутата на мгновение стал недобрым. – Главное, что девочка пропала… А это – важный ребенок, хорошие гены… Понимаешь, у политиков бывает много поклонниц… Да на хрена тебе это знать?!
Семен понял, что Геннадий Ильич уже крепко выпил. Понял и решил больше никаких вопросов не задавать, а только слушать.
– Короче, спиздили девочку, – Геннадий Ильич развел руками и снова уставился на Семена, только в этот раз взгляд у него был прищуренный и наполненный мыслью. – Если найдешь – твоя! Сразу твоя! Документы об усыновлении тебе на дом привезут! Тебе останется только памперсы менять и за молоком на молочную кухню ездить… Да и этого не надо будет! Тебе молоко сами будут привозить! Ты только найди!
– Надо с ней поговорить, – негромко сказал Семен. – С матерью…
– А чего с ней говорить?! Надо? Ладно! Щас поговоришь! – Хозяин церкви взял со стола мобильник, набрал номер.
– Что, спишь, выдра? – прорычал он негромко в телефон. – А я, блядь, не сплю! Я спать не могу! Из-за тебя! Расскажешь щас все человеку! Ясно?
Геннадий Ильич протянул телефон Семену.
– Алло, расскажите, что случилось! – попросил Семен невидимую собеседницу, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче.
– Я ее завернула в одеяльце, – зазвучал из трубки дрожащий от слез голос. – Отнесла. Положила на верхнюю ступеньку перед самой дверью, там где две статуи…
– Перед дверью чего? – захотел уточнить Семен.
– Мудак! – зазвучал рядом голос Геннадия Ильича. – Тебе ж сказали, что на ступеньках Парламента.
– Перед входом в Парламент, – ответила женщина.
– Когда это было?
– Пятого марта.
– В котором часу?
– Наверное, около трех ночи.
– А кто-то в этот момент рядом был?
– Я подождала, пока милиционер за угол не зашел… Больше никого не было.
Семену очень хотелось узнать, почему женщина выбрала такое странное место, но присутствие пьяного депутата удержало его от дальнейших расспросов. Перед тем как вернуть мобильник хозяину, он бросил взгляд на монитор, надеясь увидеть и запомнить номер телефона незадачливой матери. Но монитор высветил только ее имя – Оксана. «Значит, мать пропавшей новорожденной была регулярной собеседницей депутата! Может, это его ребенок? А почему «может»? Если он так по этому поводу напился, значит…»
Семен пристально посмотрел на хозяина усадьбы.
«А впрочем, какая разница, чей ребенок? – подумал. – Даже хорошо… Значит, здоровенький, нормальная кровь…»
– Так что, – перебил мысли Семена хозяин усадьбы. – Будешь искать?
Семен кивнул.
– Ну так иди и ищи! Скажешь Васе, он отвезет тебя куда надо!
Водителя Васю Семен нашел сразу за церковными воротами. Он стоял на мощеной дорожке, глядя себе под ноги. В его позе прочитывалась усталость и желание спать.
– Туда же, откуда забирал? – спросил он, когда оба уселись в машину.
– Да, – ответил Семен. – Только проедем мимо Парламента и там на минутку остановимся.
97
Киев. «Угол трех кафе»
После кладбища Дарья Ивановна, Вероника и Анна вернулись в центр. Такси отпустили у Золотых ворот, а сами пешком по Ярославову Валу дошли до угла трех кафе.
– Ну что, помянем? – Дарья Ивановна вопросительно глянула на Анну.
Та кивнула. Вероника чувствовала усталость. Она бы охотно отпросилась домой, тем более, что и живет тут рядом, в следующем доме. Но глубоко задумчивое настроение Дарьи Ивановны заставило Веронику остаться с подругами.
– Я бы пива выпила, – произнесла задумчиво Анна.
Дарья Ивановна бросила несколько пренебрежительный взгляд на «Кофе-хаус», более ласково посмотрела на кафе «Ярослава», но повела подруг в угловое кафе, на стенке которого со стороны Рейтарской висел веночек в память об убийстве аптекаря.
Внутри было тепло. С экрана телевизора, свисавшего на кронштейне с потолка, пела немецкая группа «Раммштайн». Из-за их мрачного, но ритмичного рева атмосфера показалась Веронике вполне уместной для их маленького грустного застолья.
Женщины взяли по бокалу пива и по котлете по-киевски.
– Вечная память, – проговорила Дарья Ивановна и приподняла свой тяжелый пивной бокал.
Отпили, не чокаясь. Как положено.
– Девять и сорок дней отмечать не будем? – спросила вдруг Анна.
– Да они же давно прошли, – Дарья Ивановна махнула рукой. – Мне вообще кажется, что мы их не сегодня утром похоронили, а еще два года назад!
– А зачем ты такой веселый костюм Эдику надела? – спросила Вероника, которая никак не могла забыть, насколько странным выглядел муж Дарьи Ивановны в гробу – легкий летний белый костюм в тонкую вертикальную синюю полосочку, да еще ярко-красный носовой платочек из нагрудного карманчика торчит. А под пиджаком – светлая футболка.
– Это ведь его любимый костюм! – Дарья Ивановна перевела взгляд с бокала на подругу. – Он ему идет! Разве нет? – и взгляд Дарьи Ивановны перебрался на Анну.
– Конечно, идет! – встала на защиту подруги Анна. – А ты видела, какой у него румянец был! мой Вася совсем бледный лежал, а у Эдика такой румянец!!!
– Ой, куда теперь всю его одежду девать? – вздохнула Дарья Ивановна. – У твоего Сени какой размер?
– Пятьдесят второй, – ответила Вероника.
– Да, но он у тебя повыше Эдика. И руки длиннее…
– Да отдай все бомжам! – посоветовала Анна.
– Бомжам? Ты что? Они же все испачкают, изорвут! Они ведь вещи хранить не умеют! – Дарья Ивановна после своих слов задумалась, но тут же мотнула головой и, бросив на своих подруг странный, озорной взгляд, таинственно улыбнулась.
– Так, – сказала она решительным голосом. – Мы не правильно пьем! От пива у нас будут мрачные мысли накапливаться! Допиваем и доедаем, и пошли отсюда!
Пятнадцать минут спустя они уже сидели в баре «Дали», до которого от «угла трех кафе» было десять шагов. Сидели и ожидали заказанной текилы.
В баре пел Фрэнк Синатра, за угловым столиком веселилась компания немцев, а над их головой по телевизору беззвучно выступал президент страны, видимо, с каким-то обращением к гражданам. Но граждане и гражданки в баре не нуждались в президенте.
Выпитая текила развеселила трех подруг. И действительно, говорили они теперь совершенно о другом. Ни слова о похоронах, о покойниках и о прошлом.
Веронике тоже стало легче на душе. И усталость куда-то исчезла.
– А мы с Сеней девочку удочеряем! – сказала она, дождавшись паузы в разговоре, паузы, своей длиннотой определявшей назревшую смену темы разговора.
– Еще три текилы! – радостно выкрикнула Дарья Ивановна, обернувшись к проходившей мимо официантке.
98
Город Борисполь. Вечер
Вечерний воздух, наполненный нежной, не холодной влажностью, бодрил кожу лица. Они шли с Валей под руку. Тяжеловатую хозяйственную сумку с банковским полотняным мешочком, полным полтинников, Дима нес в левой руке. Тяжесть была приятной, но навевала философские мысли. Мысли о том, что все хорошее, да и, наверно, все плохое тоже, в этом мире взаимосвязано. Вот сегодня он успел и детский сад разыскать, и священника. Все успел, только сюда, к жене, в зал игровых автоматов на десять минут опоздал. А оказалось, что сменщица Валина Соня, живущая около кладбища, как обычно опаздывает. «Поиграй пока!» – отправила его жена к автоматам. Он и пошел к тому автомату, у которого уже несколько раз выигрывал. И автомат словно узнал его. Поначалу никакой надежды не давал, а потом сразу три апельсина в одну линию! И полное корытце желтых, блестящих полтинников!
«Ну прямо как премия!» – думал Дима на ходу, ощущая немалый вес сумки.
– А ты хорошо по углам побрызгал? – вопросом отвлекла его от философских мыслей Валя.
Мимо, громко покачиваясь на ухабах неровной дороги, проехал грузовик – полный кузов мешков с цементом. В нос Диме ударил неприятный запах стройки. Он шагнул в сторону от дороги, увлекая Валю за собой.
– Да, хорошо. Если хочешь, можно еще разок – там, в бутылке, еще осталось, – вернулся он к разговору.
– Знаешь, твоя сестра уезжать отсюда хочет, – после паузы снова заговорила жена.
– Куда? – удивился Дима.
– Или в Канаду, или в Саратов.
– Как это? – Дима остановился и, задумчиво оглянувшись по сторонам, заметил работающий газетный киоск.
– Ну, муж попробует по баптистской линии в Канаду, а если не выйдет… Тут, в городе, анкеты раздают…