Егор стукнул костяшкой указательного пальца по двери и зашел. Та же женщина посмотрела на него.
– Вы? – она бросила взгляд вверх, к потолку, припоминая.
Егор ей вырванный листок из ее перекидного календаря показал.
– А! Вспомнила! Извините! У вас оба паспорта с собой?
Егор вытащил из внутреннего кармана кожаного пальто два паспорта. Она ему тут же бланк заявления на стол выложила, ручку.
– Заполняйте!
Егор присел. Пробежал взглядом бумажку. Обычное заявление на регистрацию брака. Заполнил все данные про жениха – про себя, перешел на Ирину, и тут растерялся.
– Извините, я ее отчества не знаю… Отец у нее умер!
Секретарь посмотрела на посетителя с сомнением во взгляде. Словно сомневалась: здоров ли он.
– У вас же паспорт невесты в руках! Оттуда все списывайте!
Егор почувствовал себя полным идиотом. Переписал все, что надо, из паспорта в бланк заявления. За себя расписался.
– И за нее черкните, как у невесты в паспорте, потом дату выберем!
Подпись Ирины была похожа на закорючку ребенка. Не то, что у Егора.
А секретарь тем временем перелистывала страницы перекидного календаря назад, в прошлое.
– Вот, поставьте 12 февраля! И еще одно заявление, всего пять предложений!
Она продиктовала ему, что он, такой-то и такой-то, просит зарегистрировать их брак не по месту прописки, а в Киеве в связи с тем, что районный ЗАГС на ремонте и потому, что на момент написания заявления сам заявитель работает в Киеве.
– Давайте паспорта! – скомандовала секретарь.
Взяла паспорта и два заявления и, попросив его обождать, вышла.
Не было ее минут пятнадцать. Егора тишина и теснота этой маленькой комнатки странным образом расслабили. Ему спать захотелось – видно, от перенапряжения чувств. Еще бы с полчаса, и задремал бы он здесь.
Но хозяйка кабинетика дверь раскрыла так энергично, что Егора одним движением потревоженного воздуха взбодрило.
– Поздравляю, – сказала она, передавая ему оба паспорта. – Вот тут еще за себя и жену распишитесь! И тут еще по разу! И вот тут!
Егор успевал за пальчиком секретаря следить и росчерки в указанном месте на документах ставить.
– Ну вот, это ваше свидетельство о браке. Копия остается здесь, в архиве. – Напряженный, пытливый взгляд женщины в деловом костюме не соответствовал ее спокойному тону.
– А! – вспомнил Егор. Достал две купюры по сто долларов и протянул ей.
– Оставьте на столе, – небрежно бросила хозяйка кабинета. – Желаю вам счастья!
Больше Егору в ЗАГСе делать было нечего. Он вышел. Оглянулся на ярко освещенный «МакДональдс», расположенный рядом. Стал со ступенек спускаться. А ему навстречу мужчина лет сорока с огромной коробкой конфет. «Интересно: разводиться или жениться?» – подумал Егор, чувствуя себя теперь более умудренным опытом, чем час назад.
Набрал по мобильному Ирину.
– Иринка! Ты теперь мне жена! – сказал.
– О господи! – выдохнула она в трубку. И задышала как-то натужно.
«Сейчас заплачет!» – испугался Егор.
– Я уже домой еду! Скоро буду! Целую! – и, не ожидая от нее никаких слов, дал отбой.
Все-таки телефон – не идеальный инструмент общения. Самые лучшие инструменты – это глаза, уши и губы и, наверное, руки!
Уже въехав в Липовку и поворачивая на улицу Щорса, Егор чуть не столкнулся, кажется, уже второй раз за неделю, с одной и той же «Волгой», за рулем которой сидел крупнолицый мужчина с невыразительным, направленным внутрь самого себя взглядом. Он словно и вперед, на дорогу, не смотрел.
Дал ему Егор выехать на асфальт, потом сам съехал на уже подсохшую от недавних дождей гравийку улицы.
А в доме его сюрприз ожидал. В проходной комнате, где Ирина жила, стол стоял, накрытый скатертью. На нем в вазе – букет искусственных цветов. Бокалы, вилки, ложки.
– Ну, сынок, покажи паспорта! – первым делом попросила Александра Васильевна.
Егор разулся, снял пальто, передал теще документы. Она с ними сразу под коридорную лампочку. Стала листать – на лице радость и возбуждение. Нашла в паспорте у дочки печать ЗАГСа о заключении брака. Посмотрела на Егора с благодарностью. Потом и в его паспорте печать ЗАГСа нашла.
– можно, они пока у меня побудут, паспорта ваши? – заговорила сбивчиво. – Подруге на соседней улице покажу…
Егор кивнул. Прошел в комнату. Ирину, нарядно одетую, увидел. Обнял. Поцеловал. И она к нему прижалась так, что он горячее тепло ее груди через расстегнутый пиджак, рубашку и майку ощутил.
– Садись, мама кролика у соседей купила. Стушила уже! – проговорила она мягко.
Что-то показалось Егору непривычным. Он осмотрелся, прислушался. Малышек не было ни слышно, ни видно.
– А девочки где? – спросил Егор.
– мама их у себя положила. Они сегодня там спать будут. Я их покормлю, а потом мы их приспим, – нежным голосом проговорила Ирина.
Стол Александра-батьковна привела в порядок за пять минут. Тарелки расставила, кастрюльку с вареной картошкой принесла, чугунную утятницу с кроликом. Бутылку водки, к которой тут же из буфетика стопочки нашлись, и недопитую зеленую бутылку кагора.
Егор тут же свой подарок жене вручил. У нее слезы на глазах.
Выпили сначала кагора за счастье, потом крепкой водки по стопочке за крепость семьи. Тут и аппетит разыгрался. Два раза баба Шура командовала «Горько!», чтобы повод для застолья лучше ощущать.
– Завтра вам часто кричать будут! – говорила она, и в ее глазах хмельной веселый огонек горел. – Сорок семь человек придет! Ну, может, и не все… А с самого утра к маме твоей поедем с шампанским! Там утро начнем! Потом здесь пообедаем! А к вечеру – в «наливайку»!
Егор был согласен. Ему даже понравилось, что главный день и так без него расписан и что про его маму не забыли.
Водки Александра Васильевна выпила больше молодых. Ирина – та вообще только пригубливала. Иногда поднималась и заглядывала в мамину комнатку. Наконец, вернувшись за стол, сообщила, что малышки проснулись. Пошла, покормила их. А потом налила в бокал кагора, взяла чайную ложечку и пошла их сладким вином присыплять.
Тут и мама Ирины собираться стала.
– Я сегодня у подруги на соседней улицы заночую. Мы с ней еще посидим за рюмочкой. А вы тут располагайтесь, – она кивнула на красиво застеленную полуторную кровать Ирины. – Вам никто мешать не будет! Детки до утра проспят!
Отнесла она посуду на кухню, загрузила всю мойку. Только бокалы, бутылки да стопки на столе оставила. Набросила пальто, влезла ногами в валенки, еще раз зашла в комнату, чтобы Егора поцеловать.
– Ну, сынок! Не забижай дочку! – попросила.
Дверь глухо за ней закрылась. Бросил Егор взгляд в темное окно. Теперь они сидели за столом вдвоем – он лицом к окну, а Ирина – лицом к мужу.
– Может, ложиться будем? – осторожно спросила она.
Егор кивнул.
Утром Егор проснулся от жары. В доме было тихо. Ирины рядом нет. Прислушался. Ее ласковый шепот едва доносился из маминой комнаты – она кормила малышек.
Электронный будильничек на тумбочке показывал половину седьмого. Егор ощутил в теле вялую тяжесть. Вспомнил ночь. Вспомнил, что когда засыпал, устав обцеловывать спину и полные молока тугие груди уже спящей Ирины, этот же будильничек косоватыми зелеными черточками начало пятого показывал. Значит, он почти не спал!
Не спал, но захотелось ему подняться. На порог выйти, новой, свежей жизни вдохнуть.
Сперва в ванной лицо умыл. Умывая, почувствовал, что от собственных рук Ириной пахнет. Терпкий, молочный, облепиховый запах. Облепиховый – это от ее крема для лица, а вот терпкий и молочный – это ее собственный аромат.
Вышел на порог и тут же краем глаза бабу Шуру увидел – она под окошком своей комнатки на маленькой скамеечке сидела. Сидела неподвижно, как будто уже давно.
– Александра Васильевна! Вы что, ночевали здесь? – шутливо крикнул он, думая, что теща вернулась от подруги, но стеснялась, пока они не встали, в дом входить.
– Ночевала, – кивнула она. – Ну и что! Ваше счастье стерегла. Счастье в первую ночь ой как стеречь надо, чтобы его не потревожили. Всякое бывает, а собаки у нас во дворе нет.
– Да заходите же быстрей в дом! – разнервничался Егор.
– А ты оденься сперва! – попросила баба Шура, показывая взглядом на трусы Егора.
Только в этот момент ощутил он освежающий холод бетонного порога и приятное влажное касание утреннего воздуха на плечах и груди.
Зашел снова в ванну. Облился холодной водой.
– Егорушка! Я завтрак сделала! – услышал голос Ирины.
Услышал перед зеркалом в ванной. Улыбнулся. Расчесал свой мокрый короткий ежик волос. За дверью, в коридоре, Александра Васильевна, кряхтя, валенки с ног стаскивала.
День обещал быть радостным и важным.
112
Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10
Три дня спустя Семен получил в руки маленький живой сверток. Это была самая радостная и самая аморальная сделка в его жизни. Настоящая сделка. Он сел в «фольксваген туарег» врача-акушера Валентина. Врач перегнулся назад и взял с заднего сиденья завернутого в толстую и теплую фланелевую простынку малыша. Протянул его Семену и, когда тот уже взял малыша в руки, приподнял с маленького личика уголок фланелевого «конвертика».
– Здоровенькая, черты лица правильные, патологий нет, – сказал он.
– А мать? – спросил Семен.
– Восемнадцатилетняя дурочка, студентка. Написала заявление об отказе. Заявление я оставил себе, адрес ее знаю. Если что, найдем возможность решить проблему. Вот справка о рождении. Имя и фамилию впишите сами.
Семен с благодарностью кивнул. Достал из портмоне две тысячи долларов. Протянул врачу. Тот, не пересчитывая, сунул их в карман короткой дубленки.
– Я вас подвезу, чтобы малышку не простудить? – предложил он.
Семен согласился. Назвал адрес.
Доехали быстро. Город готовился ко сну. На дорогах было просторно. Дождик заставил водителя-врача включить дворники.