Он поставил велосипед в гараж. Стало теплее, и он снова ездил на работу на велосипеде. Анита стояла на террасе и накрывала на стол.
— Еще пять минут! — крикнул он. — Я только приму душ. — Он был так возбужден, что почти надеялся, что она забудет на время про обед и последует за ним в душ.
Этого, однако, не произошло, зато она встретила его поцелуем в щеку и остатками вчерашнего красного вина в двух бокалах. Как это прекрасно, подумал он, значит, вчера вечером мы не успели даже допить бутылку.
— Импортная клубника! — воскликнул он, когда она поставила перед ним десерт. — Обман!
— Знаю. Она бельгийская. Но ягоды выглядели так заманчиво и так вкусно пахли.
— Но они и впрямь ничего, — признал он, отправив в рот полную ложку. — Владельцам клубничных плантаций в Валлсет придется попотеть!
— М-м-м… — раздалось в ответ.
— Послушай, — сказал он, — ты не помнишь, не было ли среди вещей на вилле Скугли детской фотографии Клауса в рамочке и с локоном?
— Ты что, опять на работе, Юнфинн? — спросила она, изучая ягоды в десертной чашке как раз столько времени, сколько потребовалось, чтобы испортить настроение.
— Я только задал тебе очень простой вопрос, — ответил он как можно спокойнее. — Ведь нетрудно ответить, помнишь ли ты такую фотографию или нет? Я ее очень хорошо помню. Она стояла на пианино. Маленький пухленький мальчик у мамы на коленях и тонкий светлый локон, прикрепленный к фотографии под стеклом.
— Ну, а если я помню эту фотографию?
— Тогда я бы попросил тебя принести ее мне на время.
— Как я тебе уже принесла эту металлическую штучку? Кстати, куда ты ее подевал?
— Отдал одному знакомому. Он должен кое-что выяснить. Завтра ты ее получишь.
— Будем надеяться.
— Да что с тобой, Анита? Это что, допрос? Я думал, что мы покончили с этой чепухой.
— Я тоже так думала.
— Ну и что?
— Зачем ты так стараешься раздобыть доказательства того, что Клаус Хаммерсенг мертв?
Она вдруг показалась ему подавленной и озабоченной и в то же время обиженной. Он никак не мог взять в толк почему.
— Ты что, думаешь, я не понимаю, зачем тебе нужна эта фотография? Ты вытащишь один волосок или два, сделаешь анализ ДНК и попробуешь найти доказательства того, что пытаешься доказать, а именно что мужчина в лесу — это Клаус.
— Ну, а если и так? Разве тебе это не кажется удивительным, что Клаус Хаммерсенг был убит в убогой избушке в двух милях от Хамара, где его родители погибли при неизвестных обстоятельствах в своей вилле на Сосновой горе? Ты что, и впрямь не видишь взаимосвязи?
— Между этими смертями никакой! А если ты думаешь, что мотивом убийства была месть, то против тебя очень важный аргумент, а именно время: ведь Клаус Хаммерсенг — если это действительно он был там в лесу — погиб почти на полгода раньше своих родителей!
— Спасибо за обед!
— Юнфинн… это не приведет ни к чему хорошему!
Он встал из-за стола.
— Я схожу обратно в контору и сам все сделаю, если у тебя эта просьба вызывает такие затруднения…
Валманн не умел ссориться. Он не знал, как себя вести. И в необычной ситуации произносил необычные для него слова: «…вызывает такие затруднения». Он чувствовал, что смешон, и в то же время был обижен ее тоном, недооценкой его аргументов. Видимо, это состояние называется справедливым негодованием. Однако это не убавило в нем уверенности и упрямства.
— Юнфинн, Клаус Хаммерсенг вовсе не мертв.
Она сидела и смотрела вниз, в тарелку.
— Откуда ты это знаешь?
— Знаю.
— А не можешь ли поделиться такой удивительной уверенностью?
— Подожди немного. Дай мне время.
— Время — это как раз то, чего мне очень не хватает в этом деле.
Он быстрыми шагами направился к двери, втайне надеясь, что она позовет его обратно и объяснит, что она имела в виду, говоря, что Клаус Хаммерсенг жив. Что она раскается и попросит прощения, заплачет. Но ничего такого не последовало. Из кухни не раздалось ни звука. Во всем доме стало как-то неестественно тихо, во всяком случае, пока он не захлопнул за собой дверь.
37
«Клаус X. Ответь. Пожалуйста».
Посуду Анита оставила на столе. Она хотела убедиться в том, что не потеряла связи с ним. Она понимала, что близится час, когда ей придется все рассказать, объяснить Юнфинну, чем она занимается на своем ноутбуке всю последнюю неделю. Она была совершенно уверена, что вошла в контакт с Клаусом, что-то в его тоне внушало доверие — его уступчивость, робость и внезапная резкость, как будто что-то вот-вот лопнет, как будто ему хочется выйти из своего укрытия и все объяснить, расставить все по местам, но одновременно не выставлять все напоказ. Неудивительно, ведь он скрывался от этой дьявольской семейки Хаммерсенг почти что двадцать пять лет, а теперь рискует оказаться замешанным в таинственной смерти своих родителей. Однако в конечном счете она могла положиться только на свою интуицию. Ей тоже нужны были доказательства того, что он где-то скрывается, стремится к контакту и в то же время боится. Ей надо было что-то у него выманить, что-то очень личное, то, что можно было проверить, что-то такое, что знал лишь он один…
«И кому я должен ответить, Юнфинн? Тебе и твоим друзьям из полиции?»
Это был его тон — ироничный и язвительный. У него тоже не получалось скрывать свои чувства.
«Ты же знаешь, что я имею в виду».
«И все это так срочно, что у нас уже нет времени, чтобы притворяться, что мы Шопен и Джордж Санд?»
«Плевать на это».
«Честно говоря, я тронут, что ты не оставляешь надежду меня найти, Джордж. Хотя тебе должно быть известно, что у тебя ничего не выйдет».
«Мы, полицейские, смекалистее, чем о нас думают. И терпеливее».
«Ха-ха».
«…кто смеется последним».
«Мне кажется, ты блефуешь».
«А я думаю, что ты блефуешь».
«И в чем же?»
Анита решила идти напролом. У нее не оставалось больше времени на игру в кошки-мышки.
«Я ведь даже не знаю, тот ли ты, за кого себя выдаешь».
«Ха-ха».
«Было бы проще, если бы ты мне что-то рассказал».
«Тебе бы это понравилось».
«Что-то известное только Клаусу Хаммерсенгу».
«То есть что-то известное только Юнфинну Валманну и Клаусу Хаммерсенгу?»
У нее мороз по коже пробежал. Его последняя фраза прозвучала как предупредительный сигнал. Ведь Юнфинн слегка приоткрыл тайну, намекнул на свои отношения с Клаусом. Думать об этом было неприятно. Теперь уже она не совсем была уверена в том, что хочет продолжать беседу. И в то же время она уже не могла остановиться, рискуя выдать себя и потерять контакт с ним навсегда.
«Именно так».
«Я любил тебя, Юнфинн».
«Ну, не преувеличивай…»
Она почувствовала, как ее прошиб холодный пот.
«Я любил тебя так, как мальчишка может любить другого мальчишку».
Надо было сохранять присутствие духа. Видимо, Клаус решился на провокацию, чтобы вывести Юнфинна из себя.
«Ведь мы были друзьями. Мне нравилось быть с тобой, если ты это имеешь в виду».
«Друзьями — пожалуй. Кое-что проще всего забыть, не правда ли, Юнфинн? Теперь твоя очередь».
«Моя?»
«Теперь ты мне скажи что-нибудь. Не должен же я раскрываться, не получая ничего взамен?»
«А что ты хочешь узнать?»
«Ну, к примеру, что ты обо мне знаешь».
«Я много чего знаю».
«Ну, например?..»
Анита снова рисковала. Ей казалось, что она забирается на высокое дерево, а ветви становятся все тоньше и тоньше.
«Ну, к примеру, что ты прошлой осенью жил в домике недалеко от Тангена с одной женщиной».
«Браво! Тогда ты, наверное, также понял, что мы оттуда съехали».
«А ты не скажешь мне, кто эта женщина?»
«Ты что, ревнуешь?»
«Нет, Клаус. У нас есть причины интересоваться ее персоной».
«У вас в полиции?»
«Да».
«Она, что, в розыске?»
«Нет, но мы хотели бы с ней поговорить. А что, у нее есть причины не хотеть этого?»
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
«Назовем ее, ну скажем, Еленой. Прекрасная Елена не хочет вмешиваться в дела, к которым причастна полиция. А кроме того, она не имеет к этому никакого отношения. Кстати, мы с ней расстались».
«Ах вот как? Что же случилось?»
«Как обычно. Она меня обманула».
«Досадно».
«Да, если уж на то пошло, то жалеть не о чем. Как обычно».
«Похоже, тебе не очень-то везло с дамами».
«Эта последняя была хуже всех. Я узнал, что она ждет ребенка от другого».
«Круто».
«Особенно если этот другой был моим отцом».
Прошло несколько секунд, прежде чем до Аниты дошли его слова.
«Неужели такое возможно?»
«Для него все было возможно. Ты ведь помнишь его, Юнфинн? Никто не мог отказать Георгу Хаммерсенгу».
«Ну, я не знал его так близко».
«Ну да, ты превозносил его, как и все остальные».
«Когда тебе семнадцать, ты не слишком хорошо разбираешься в людях».
«Ну и не лучше, когда тебе тридцать пять, очевидно».
«Ты имеешь в виду прекрасную Елену?»
«У нее хватило глупости попросить его о помощи. Попросить денег. Мы переживали тяжелые времена, а он все-таки был моим отцом. Я ничего не знал. Она же понимала, что я ни за что не соглашусь его просить, перед ним пресмыкаться».
«И ничего не вышло?»
«Она получила деньги, но взамен…»
«Продолжай».
Прошло несколько секунд. Целая минута. Анита вдруг испугалась, что потеряла его, когда все уже как будто складывалось неплохо. Она написала:
«Мы можем сделать паузу, если тебе трудно об этом говорить».
«Эта свинья получила по заслугам! И вовремя!»
Эти слова так и застыли на экране компьютера. И все стихло.
Анита пыталась возобновить беседу, но безуспешно. Она была потрясена и в то же время возбуждена. У нее даже слегка дрожали руки, когда она решила сохранить эту переписку, и она боялась, что нажмет не ту клавишу. Юнфинн одновременно оказался прав и ошибался. У нее было доказательство того, что Клаус Хаммерсенг был жив, и одновременно стала совершенно очевидной связь между парой в лесной избушке и убийством — или убийствами — на вилле! Но она пока не могла себе представить, как она расскажет ему это, не разрушив больше того, что она сумела создать своим отнюдь не ортодоксальным расследованием. Она могла способствовать аресту убийцы, но одновременно потерять человека, которого любила. И такая сделка не казалась ей особенно удачной.