— И много среди них детей коммунистов? Партизан? Евреев?
— Кто их ведает! — растерянно призналась Ефросинья Тихоновна. — Мы же не считали... Документов не спрашивали.
— Так вот что, госпожа директорша, — Преловский поднялся из-за стола, давая понять, что прием окончен. — Представьте в управу список ваших воспитанников и подтвердите документами. Мы проверим. А пока продолжайте проявлять инициативу и на нашу помощь не рассчитывайте.
Поддерживаемая тетей Лизой, Ефросинья Тихоновна с трудом добралась до детского дома.
— А я еще надеялась... Интеллигентный человек, просвещенец, детей пожалеет. Да у него же не сердце, а каменюка в груди. Старая я, старая дура! — Она в сердцах сорвала горжетку, сняла кольца, серьги и все это сунула тете Лизе. — Неси на базар... Меняй. Хоть что-нибудь раздобудь для ребят.
Таню и Анну Павловну особенно встревожило сообщение Ефросиньи Тихоновны о проверке документов детдомовцев.
В этот же день Таня с учительницей засели за составление списка и личных карточек на каждого детдомовца.
Со многими дело обстояло благополучно, но было с десяток фамилий, которых никак нельзя было оставлять в списке: сыновья секретаря обкома партии, заведующего гороно, начальника милиции, дочки лекторши Фоминой, дети евреев.
— Что же делать-то? — озадаченно спросила Анна Павловна.
— Придется, видно, кое-кому срочно поменять фамилии.
Весь остаток дня Таня, Анна Павловна и Ефросинья Тихоновна по очереди вызывали ребят, подбирали им новые имена, фамилии и вновь составляли на каждого личное дело, потом общий список детдомовцев, в котором не осталось ни одной вызывающей подозрения фамилии.
Вечером Таня собрала в спальне всех ребят и объяснила, почему кое-кому даны новые фамилии.
«Я от Лесника»
Поздно вечером, когда Таня пробиралась в свою комнату во флигеле, ее неожиданно окликнули:
— Скворцова, обожди-ка!
Замерев, Таня остановилась. Вынырнув из-за угла флигеля, к ней приближался Барсуков.
— Вы зачем? Что надо? — хрипло выдавила Таня.
— Ну, здравствуй, Татьяна... Может, все же руку подашь?
Таня, сжав кулаки, молча сунула их в карманы.
— Понимаю, — усмехнулся Барсуков. — С холуем и шкурой лучше не разговаривать. Но все же меня послушай... Есть для тебя новость. — Он оглянулся, помолчал и, наклонившись к Тане, совсем тихо добавил: — Не нуждаешься ли в дровах?
Таня продолжала молчать. Пароль был правильный, тот самый, что ей сообщил Виктор, но как-то не укладывалось в сознании, что этот опустившийся, обросший неаккуратной, клочковатой бородой человек в рваном полушубке, с кровоподтеком под глазом мог быть связанным с партизанами.
— Я от Лесника. Он жив-здоров. Спрашивает: не нуждаешься ли ты в дровах? — повторил Барсуков. — Да ну же... Очнись...
— Нуждаюсь, особенно в березовых, — с трудом проговорила Таня.
— Ну, это — другое дело, — кивнул Барсуков. — Можно и поговорить. Лесник интересуется, как у вас дела в детдоме.
— Ой, Иван Данилович, — внезапно ослабев и прислонившись к перилам крыльца, шепнула Таня. — Что ж вы так долго не объявлялись? Совсем у нас плохо стало...
— Знаю, все знаю. — Барсуков отвел Таню за угол флигеля и сообщил, что по заданию Лесника он старался помочь детдомовцам, давая им возможность стащить с подводы кое-что из продуктов.
— Так вы знали об этом? — удивилась Таня. — И о картошке и о крупе с макаронами?
— Еще бы не знать. Только уж подмога-то мизерная. На ваши восемьдесят ртов разве столько надо? А больше у меня не получается никак. Но сейчас есть новости. От Лесника пришло сообщение, что партизаны отбили у немцев машину с продуктами, с солью и часть соли передают детскому дому.
— Соль! — Таня от радости даже приглушенно вскрикнула. Ведь соль теперь дороже любых денег! На нее можно выменять все что угодно: сало, муку, керосин, спички. — Где же она?
— Соль спрятана в лесу, в Зосимовском овраге. И теперь вся загвоздка в том, как ее переправить к вам.
— Это мы сумеем, — заявила Таня. — У ребят тележка есть. Они перевезут.
— Нет, так не годится! — Барсуков объяснил, что после нападения партизан на машину с продуктами немцы выслеживают и забирают каждого, у кого обнаруживают соль. — Да и не выпустят ребят из города без пропуска. Давай лучше так. Я достану тебе пропуск из комендатуры, и ты поезжай с ребятами в лес за дровами. — И он рассказал, как добраться до Зосимовского оврага.
— А где мы лошадь достанем?— растерянно спросила Таня.
— Жужелицу вы у меня можете взять. Только чтобы тихо. И вроде без моего ведома. А потом опять ее во двор ко мне загоните.
— Все понятно, Иван Данилович! — кивнула Таня, и на душе у нее потеплело. Значит, там, в лесу, помнят о них, не забыли.
Она доверительно посмотрела на Барсукова.
— А вы, Иван Данилович, Леснику передайте... Наши ребята тоже кое-что для них приготовили. — Она назвала место в лесу, где было спрятано собранное оружие. — Партизаны могут себе забрать.
— Уже забрали, все чин по чину, — усмехнулся Барсуков. — Лесник просил спасибо вам передать.
— Как забрали? — удивилась Таня. — Кто ж им сообщил?
— Леснику, конечно, я сообщил, — помолчав, признался Барсуков. — Такая уж моя работа... На то я здесь и оставлен. А мне про тайник с оружием Виктор рассказал.
— Значит, вы с ним... — начала было Таня, но Барсуков остановил ее:
— Много об этом говорить не будем. Дело вроде ясное. Все мы одной веревочкой связаны.
В этот же день Таня собрала в Шатровой башне Шуркину компанию и сообщила, что собранное ими оружие и патроны партизаны переправили к себе в отряд.
Мальчишки просияли.
— А еще какое задание будет? — спросил Шурка.
— Есть задание... Самое неотложное. — Таня рассказала, что партизаны в Зосимовском овраге приготовили для детдома три мешка соли.
За солью
Утром, взяв с собой Шурку, Родьку и Витола, Таня отправилась с ними в лес. Все было сделано так, как они договорились с Иваном Даниловичем. Она получила пропуск для поездки за дровами, а мальчишки по ее совету увели у Барсукова Жужелицу.
— Ну и пентюх этот Барсуков! — сообщил довольный Шурка. — Вывели лошадь со двора, запрягли в сани, а он так и не проснулся. Может, и не возвращать ему больше Жужелицу?
Но Таня сказала, что к вечеру лошадь надо обязательно вернуть обратно. Так будет лучше.
— И вообще вы не привязывайтесь к Барсукову.
— А что... он тоже, как Виктор?
— Что да как, сказать не могу, но он человек хороший, помогает нам.
Часа через полтора Таня с ребятами добралась до Зосимовского оврага.
— Теперь будем искать трехпалую сосну, — сказала она. — Соль где-то около нее.
Найти сосну оказалось не так уж трудно. Она действительно была приметная, с шероховатым, темным, неохватным стволом, из которого, как вытянутые пальцы, тянулись к небу три медно-бронзовых ствола. Недалеко от сосны высилась припорошенная снегом куча хвороста. Раскидав ее, ребята обнаружили три грузных мешка.
Как по команде, их руки легли на грубую мешковину, и сквозь нее пальцы нащупали хрустящие зернистые комочки.
Это была соль! Лица мальчиков просияли. Так теперь же детдомовцы настоящие богачи! За эти хрустящие комочки они сумеют выменять, раздобыть все что угодно.
Перетащив мешки с солью в розвальни, ребята прикрыли их соломой, а сверху принялись накладывать хворост, жерди, бревна.
— Посуше дрова выбирайте, — предупредила Таня. — Чтоб лошадь не замучить.
Но воз все же получился высоким, тяжелым, раскидистым. Его туго перевязали веревкой, потом наломали охапку рябиновых веток с мерзлыми красными ягодами и тронулись в обратный путь. Таня вела Жужелицу под уздцы, а мальчишки шагали вслед за подводой.
Перед въездом в город лошадь на минуту остановили и решили, что Тане лучше забраться на воз, Родьке с Витолом идти позади подводы, а Шурке впереди.
С полчаса ехали спокойно.
Встречались хмурые, неулыбчивые горожане. Они волокли санки с мешками, катили самодельные тележки. Иногда подводу перегоняли грузовики с немецкими солдатами, вихрем пролетали мотоциклисты.
«Только бы не патруль... Только бы про соль не догадались», — поеживаясь, думала Таня. Неожиданно Шурка, шагавший впереди подводы, остановился.
— За поворотом патруль... — сообщил он. — Офицер и три солдата. Чего делать будем?
Таня посмотрела по сторонам: мостовая шла в глубокой выемке, сворачивать было некуда.
— Давайте ко мне! — Придерживая Жужелицу, она махнула мальчишкам рукой. Те забрались на воз.
— Глядите веселей. И давайте лучше споем, — предложила она и, взмахнув рукой, высоким голосом затянула:
— «Эх, полным-полно моя коробушка ... »
Переглянувшись, мальчишки подхватили. Пели усердно, громко, хотя и не очень в лад.
Подвода поравнялась с патрулем. Подняв руку, рослый, щеголеватый офицер заставил остановить лошадь.
Оборвав песню, Таня протянула пропуск и, путая немецкие слова с русскими, принялась объяснять, что сейчас зима, дети замерзают и они ездили в лес за топливом.
Офицер окинул взглядом порозовевшее лицо девушки и, кивнув на ребят, усмехаясь, спросил, неужели юная фрау уже имеет трех сыновей.
Сделав усилие, Таня заулыбалась — нет, она еще очень молода и не замужем, а это ее братья. Она назвала каждого по имени: Александр, Вольдемар, и Родион.
Теперь заулыбался и офицер. Он молодцевато козырнул девушке и вернул пропуск — можно ехать и можно петь. Очень приятная песня.
Подвода приближалась к деревянному мосту. Около него расхаживали два полицая. Вглядевшись, Таня узнала одного из них: Семенов. Этого улыбочкой не возьмешь. Говорят, что он старается почем зря: роется у прохожих в корзинах, сумках, не пропускает ни одной подводы.
Таня попридержала лошадь.
— А хотите, мы полицаев отвлечем, — шепнул Шурка, заметив ее растерянность. И он кивнул Родьке и Витолу: — Затевайте драку! Налетайте на меня. Будто мы с базара идем.