Ночной охотник. История серийного убийцы Ричарда Рамиреса — страница 38 из 113

Одним быстрым движением Майк поднял пистолет и в упор выстрелил Джесси прямо в лицо. Пуля вошла чуть выше губы и вышла из затылка. Она замертво рухнула на пол, из раны струей хлынула кровь, а ее тело забилось, затряслось и задрожало в последней предсмертной конвульсии.

В маленькой тесной квартирке 38-й калибр прогрохотал как пушечный выстрел, и у Ричарда зазвенело в ушах. В комнате запахло порохом и кровью. Два сына Майка заплакали. Майк велел выпучившему от страха глаза Ричарду уходить и никому не рассказывать, что он тут был, когда это произошло. Он не хотел, чтобы Ричарда в это втянули.

– Никогда не говори, что ты это видел! – сказал он. – Понял?

Оцепеневший, потрясенный, Ричард вышел из дома и поехал обратно в Ледо по одной из множества веток железной дороги Санта-Фе и Южно-Тихоокеанской железной дороги, пересекающих большую часть Эль-Пасо. День был серый, пасмурный и ветреный. Из-за облаков пыли было трудно что-то разглядеть.

Ричард был потрясен, но по возвращении домой ничего не сказал ни Рут, ни Мерседес, ни отцу. Прямо перед ужином зазвонил телефон. Это сестра Хулиана, Виктория, рассказала об убийстве и попросила приехать в полицейский участок, чтобы помочь. Хулиан поехал посмотреть, что он может сделать. Отец Майка ушел много лет назад, и Хулиан помогал племяннику.

Ричард молча слушал, как отец рассказал Мерседес о стрельбе, смерти и аресте двоюродного брата. В ту ночь Ричард остался дома, угрюмый, тихий и замкнутый. Все приписали это тому, что Майк сидел в тюрьме по обвинению в убийстве. Ричард хотел его навестить, но для этого был слишком молод.

В тюрьме Майк чувствовал себя хорошо. Он стал старостой отделения тюрьмы, в котором сидел в ожидании суда. Жесткость тюрьмы Эль-Пасо хорошо известна, но Майк получил все, к чему стремился. В тюрьме, как и на войне, торжествовал понятный, хорошо усвоенный им принцип: или ты, или тебя.

* * *

Через несколько дней после того, как Майк убил Джесси, Ричард вернулся в «Труф Апартментс» со своими родителями. Майк позвонил Хулиану из тюрьмы и попросил его забрать кое-какие украшения из квартиры. Близился вечер, ярко светило солнце, и день был очень жарким.

Когда Хулиан открыл входную дверь и увидел на полу лужу крови, он сказал Мерседес подождать в машине, но позволил войти Ричарду, чтобы он помог ему найти вещи Майка.

В этот миг Ричард, возможно, впервые осознал, что с ним что-то не так. Недавно он рассказал: «В тот день я вернулся в эту квартиру, и это было сродни мистическому переживанию. Там было спокойно, тихо и жарко. Стоял запах засохшей крови. Я посмотрел на то место, где упала и умерла Джесси, и у меня побежали мурашки. Это было очень странно. Тогда отец сказал мне поискать в ее сумочке драгоценности, которые просил мой двоюродный брат, я бросил сумочку Джесси на кровать, открыл и заглянул внутрь. У меня возникло странное чувство – я имею в виду, что я знал ее, и это были ее вещи, и она была мертва. Убита. Ушла. А я трогал ее вещи. И я ощутил… контакт с ней».

Ричард никогда никому не говорил, что видел, как убили Джесси. Очень впечатлительному двенадцатилетнему мальчику следовало пройти курс терапии, но этой роскоши ему так и не предоставили.

Хулиан нашел пулю, убившую Джесси: она прошла сквозь ее голову, ударилась о стену и упала на пол. Вычислив траекторию, он нашел пулю за две минуты. Он показал ее Ричарду, – оба подивились ее разрушительной силе, – и Хулиан положил ее в карман. Они взяли вещи, и вышли из неподвижной жаркой тишины места совершения убийства.

Семь месяцев спустя Майк предстал перед судом по обвинению в убийстве. Защита настаивала на состоянии аффекта. Адвокат утверждал, что Майк слишком долго воевал, никогда не проходил терапию и не был юридически вменяем. Прокурор утверждал, что, независимо от участия в войне, Майк преднамеренно хладнокровно убил жену и потребовал заключить его в тюрьму, а не в психиатрическую больницу, откуда он может быть освобожден, если врачи признают его излечившимся.

Присяжные, сочувствующие Майку – герою, доблестно сражавшемуся за свою страну против ужасных коммунистов, – признали Майка невиновным на основании невменяемости, и он был помещен в психиатрическую больницу штата Техас.


После убийства Джесси жизнь Ричарда начала кардинально меняться. Его все меньше и меньше тянуло в школу и все больше и больше – накуриться травки, воровать и накуриться снова. Он часто ругался с отцом, но Хулиан никак не мог вернуть сына на правильный путь, которым тот шел до убийства Джесси. Позже Джозеф скажет:

– Папа говорил Ричи: «Просто оставайся здесь, в доме. Тебе не нужно ничего делать. Просто дай мне спокойно пойти на работу, зная, что ты здесь и у тебя все хорошо. Пожалуйста».

Ричард отрастил длинные волосы и вместе с Рут они днем и ночью изо дня в день курили травку.

Тем летом Ричард Рамирес впервые уехал из Эль-Пасо и отправился в Лос-Анджелес, проведать брата Рубена.

Глава 23

Героин Рубен начал употреблять в Эль-Пасо и перетащил привычку в Лос-Анджелес. Ради своей зависимости он угонял машины и грабил дома. Рубен был высоким, худым и стройным и двигался с плавной грацией прирожденного спортсмена. Он умел незаметно и тихо входить в чужие дома и так же тихо из них выходить.

Когда Рубену было двадцать, он и жена, женщина из Эль-Пасо по имени Сюзанна, запрыгнули в автобус компании «Грейхаунд» и отправились в шестнадцатичасовое путешествие до автовокзала Лос-Анджелеса. В 1972 году вокруг автовокзала уже процветала преступность, свободно продавались наркотики и секс. Рубен и Сюзанна хотели уехать из центра и сняли квартиру в Уоттсе, где жить было даже дешевле, чем в центре Лос-Анджелеса.

Вскоре Сюзанна забеременела, и, приехав погостить, Ричард оказался дядей маленького Хуана. После рождения сына героин Рубен употреблял редко, но продолжал курить марихуану и пить. Рубен никогда не доходил до края, всегда на некоторое время останавливался, полностью завязывал, а потом начинал сначала. Это был замкнутый круг, замутненный героиновой реальностью.

Рубен сдружился с другими грабителями-мексиканцами, тусовавшимися на автовокзале – паршивыми овцами, слетевшимися в Лос-Анджелес пощипать систему и получить кайф. Они ежедневно грабили десятки домов по всему Лос-Анджелесу, а добычу быстро продавали скупщикам, стоявшим перед автовокзалом семь дней в неделю, включая Рождество и Новый год. Для профессионального грабителя Лос-Анджелес – как манящий издалека маяк в ночи. Воры знали, что мегаполис состоит из девяноста шести разных общин, во многих из них собственные полицейские силы, поэтому постоянное перемещение снижает вероятность попасть в поле зрения конкретного полицейского управления и быть пойманным.

Хулиана Рамиреса тревожило, что Ричард будет в компании Рубена без присмотра взрослых. Знай он, насколько в Лос-Анджелесе все скверно, он наверняка запретил бы Ричарду ехать. С тех пор как Ричард стал свидетелем убийства Джесси, он сделался очень тихим и угрюмым, и Хулиан и Мерседес подумали, что ему было бы неплохо вырваться из-под дурного влияния Эль-Пасо и провести лето в солнечном Лос-Анджелесе.

Поездка на автобусе в Лос-Анджелес была некомфортной и выматывающей. Ричард не мог заснуть. Он был слишком взволнован тем, что окажется в городе кинозвезд, красивых женщин, роскошных домов и большого богатства. Даже тогда Ричард чувствовал, что единственный способ получить хоть толику такого богатства – это украсть его. Он считал это своей судьбой и сомнению не подвергал.

Вламываться в дома людей он начал незадолго до того, как Майка арестовали за убийство Джесси. Ему понравилось находиться в чужом доме, когда нет хозяев, просматривать их личные вещи, брать, что хочется, придумывать сценарии сексуального господства. Это давало ему ощущение власти. Большую часть украденного он отдавал Майку. Тот, в свою очередь, продавал добычу, а затем давал Ричарду его часть за вычетом своей доли посредника. Ричард быстро сообразил, как получить быстрые деньги. Это было определенно лучше работы.

Он знал, что воровство – это неправильно, что это противоречит учению Церкви, но он видел, как его братья и другие мальчики регулярно в течение многих лет воровали, и отлично умел входить и выходить в дома людей, незаметно и не оставив следов.

У автовокзала Рубен встретил Ричарда. В тринадцать лет он был 175 сантиметров ростом и весил сорок килограммов.

Ричард равнялся на Рубена, потому что тот противостоял тирану-отцу. Он был сам себе хозяином, и ничто, даже избиения Хулиана, не могли помешать ему, делать то, что хочется. Рубен пообещал матери в церкви Святого Сердца Иисуса, что будет присматривать за Ричардом и следить за тем, чтобы он не попал в беду.

Ричард привез из Эль-Пасо немного марихуаны, и братья вместе курили косяк, пока Рубен проводил Ричарду экскурсию по центру города. Он с гордостью представил его нескольким скупщикам как своего младшего брата, только что приехавшего из Эль-Пасо. Ричард не мог прийти в себя от всех высоких зданий в центре над Мэйн. Рубен рассказал ему, каков Лос-Анджелес на самом деле и что кинозвезды и по-настоящему красивые дома – в Беверли-Хиллз, Малибу и Бель-Эйр, далеко от того места, где они сейчас.

Тем летом Ричард впервые увидел океан. Он считал Тихий океан одной из самых красивых вещей, которые он когда-либо видел. И его глаза почти вылезли из орбит, когда в Санта-Монике он увидел множество стройных, почти обнаженных красавиц. Бикини были для Ричарда открытием, и он не мог оторвать от женщин глаз.

Очаровали Ричарда и лос-анджелесские проститутки, предлагавшие себя столь открыто, нагло и бесстыдно. Он и раньше в поездках с друзьями видел их в Хуаресе, однако мексиканские проститутки не были такими смелыми, как их лос-анджелесские товарки. В Лос-Анджелесе они были полуобнаженными, улыбались, подмигивали, крутили бедрами и водили языком по накрашенным кроваво-красной помадой губам.

Ричард увидел, что все кинотеатры крутят жесткое порно и, широко раскрыв глаза, смотрел на порномагазины. Он был слишком молод, чтобы заходить в них легально, но он был высоким и выглядел старше своего возраста, поэтому его оттуда никто не выгонял. Вид такой жесткой сексуальности возбуждал его. Он впервые осознал, насколько в действительности общество пронизано сексом – и что его давние интимные мысли и фантазии по меркам центра Лос-Анджелеса нормальны и даже банальны.