Он думал о матери, Рут и семье. Что они подумают, что скажут? Он боялся мысли, что ему придется лицом к лицу встретиться с отцом.
Он обернулся и увидел, что за ними следуют телевизионщики.
Когда они добрались до участка, их уже ожидали репортеры, но Ричард пригнулся, и они не смогли сделать пригодных для газеты снимков. Когда он проходил мимо сотрудников департамента полиции, те смотрели на него с серьезной торжественностью: если действительно Ночной охотник, то они схватили одного из самых жестоких серийных убийц всех времен, настоящую суперзвезду убийств. Но Ричард опустил голову и никому не смотрел в глаза.
На втором этаже, в комнате детективов, Кайзер и Родригес усадили Ричарда на вращающийся стул и приковали его руки наручниками к стулу. Ричард попросил воды. Погоня привела к обезвоженности, и внезапно он почувствовал сильную жажду, тошноту и легкое головокружение. Полицейский Кайзер принес ему воды и держал стакан, пока он пил.
Полицейский Родригес продолжал проверять наручники. Считая своего арестанта самым опасным человеком на Земле, он боялся, что тот выскользнет, и решил приковать ноги Ричарда наручниками к стулу. Как они утверждают, Ричард внезапно сказал: «Автоматический пистолет 32-го калибра лежит в шкафчике автовокзала «Грейхаунд», и я храню его именно там. В моем бумажнике квитанция от ячейки».
Прибыли детектив департамента полиции Лос-Анджелеса сержант Джордж Томас и его напарник Пол Джой. Вместе с Лероем Ороско и Полом Типпином они марафонскими сменами работали в оперативной группе «Ночного охотника». Первым делом их взгляд упал на ботинки Ричарда: не «Авиа Аэробик», но такого же большого размера.
Лучше, подумали они, изолировать Ричарда от вызванного его арестом переполоха, и, сковав его руки за спиной, поместили его в зеленое производственное помещение размером два на три метра окон с деревянным столом и шестью деревянными стульями. Детектив Джой остался снаружи и проинструктировал прибывших детективов оперативной группы и начальство.
– Я сниму с вас обувь, – сказал Ричарду Томас.
Он наклонился и развязал шнурки его черных низких кроссовок «Стадиа». Зная, что на обуви могут быть улики, – кровь, волосы и грязь, – он положил их в угол для детективов, которые фактически вели дело, Каррильо, Салерно, Типпина и Ороско. С Ричардом он не разговаривал. Его работа заключалась в том, чтобы наблюдать за ним и записывать то, что он сказал. Ричард положил голову, отвернулся от сержанта Томаса и начал тихонько биться ею об стол, напевая «Ночного бродягу» группы AC/DC.
Как Сатана мог позволить всему этому случиться? Он решил, что это произошло из-за того, что он чем-то ему не угодил, ведь Сатана был мстительным, требовал строгого послушания и не терпел слабостей.
– Какой сегодня день… пятница? – спросил он.
– Нет, суббота, – ответил сержант Томас, вытащив блокнот и ручку.
По словам Томаса, дальше Ричард сказал:
– Я хочу электрический стул. Они должны были застрелить меня на улице. Понимаешь, это сделал я. Вы, парни, поймали меня – Ночного охотника… Эй, я хочу пистолет, чтобы сыграть в русскую рулетку. Я лучше умру, чем проведу остаток жизни в тюрьме. Прикинь, меня поймали не полицейские, а люди.
Он помолчал, засмеялся и продолжил:
– Думаешь, я сумасшедший, но ты не знаешь Сатану. Да, я сделал это, ну и что? Дай мне свой пистолет, я о себе позабочусь. Ты знаешь, что я убийца, поэтому пристрели меня. Я заслуживаю смерти. Ты видишь Сатану на моей руке.
В этот момент Ричард поднял глаза и увидел, что Томас пишет.
– Ты записываешь то, что я говорю?
– Да, – сказал сержант.
После этого Ричард, как сообщил Томас, больше не произнес ни слова.
В шесть утра от беспокойного сна проснулся Каррильо. Когда он открыл глаза, первая мысль, пришедшая ему в голову, была о Ричарде Рамиресе и о том, где он и когда его уже поймают. Он встал, принял душ, оделся и через полчаса вышел из дома. Выпив по пути кофе, он двинулся на Индастри Стейшн, планируя встретиться с Салерно в офисе на Темпл-стрит в 9:30.
Пока Каррильо смотрел на карту центра Лос-Анджелеса и координировал действия армии детективов, готовых его заполонить, он услышал, что Рамиреса заметили недалеко от автовокзала. Каррильо не удивился. Понятно, что, если Рамирес в Лос-Анджелесе, его увидят, если только он не залезет в яму и не остается там навечно. Его фотографии были повсюду.
Двадцать минут, прошедших с момента первого обнаружения Рамиреса до его захвата на Хаббард-стрит, Каррильо нервно расхаживал взад и вперед, как будущий отец. Когда до него дошли слухи о том, что заместитель шерифа действительно арестовал Рамиреса, его лицо расплылось в широкой улыбке. Наконец он сможет встретиться лицом к лицу с человеком, который, казалось, уже всю жизнь был его заклятым врагом. Он выбежал из полицейского участка, вскочил в машину и помчался в сторону подразделения шерифа Восточного Лос-Анджелеса. Там ему сказали, что Рамиреса умыкнули у департамента шерифа и доставили в участок в Холленбеке. Эта новость его ничуть не расстроила и не разозлила. Главное, Рамирес под стражей, и так или иначе скоро он окажется в руках у него и Салерно. Он поспешил обратно к машине и помчался в участок Холленбек, очень заинтересованный в разговоре с Ричардом Рамиресом с глазу на глаз.
Удивительно, но Рамиреса Гил уважал: Гил знал, что в своем деле он очень хорош, и к нему нельзя относиться пренебрежительно, как к очередному умалишенному убийце. В машине Гил решил, что Рамиресу понравится тактичное обхождение. Он явно не из тех, кого можно запугать или воздействовать силовыми методами. Рамирес был с улицы, и он просто замолчит, если на него слишком сильно надавить. К тому же Каррильо воспользуется тем фактом, что сам он мексиканец, что у них общая культура, корни.
Когда Гил доехал до участка, перед ним уже собралась огромная разъяренная толпа. Репортеры сразу поспешили к нему. Он заявил им, что ему нечего сказать, и поднялся наверх.
Ороско и Типпин были уже там. Рамирес дал уличающие показания и, похоже, хотел признаться. Они показали ему черный рюкзак и рассказали о багажном талоне «Грейхаунда». Глаза у Гила загорелись. Рамирес сказал, что в сумке должно быть оружие.
Они решили дождаться Фрэнка и войти сразу вчетвером, – так казалось правильнее. Тем не менее Гил должен был увидеть Рамиреса: он приоткрыл дверь и посмотрел на него издалека.
Это он, сказал он себе. Человек, прогнавший из дома его жену и детей. Каррильо беззвучно закрыл дверь.
Прибыло руководство департамента полиции Лос-Анджелеса, а также полицейские из департамента шерифа. Начались поздравления, рукопожатия и громкие похлопывания по плечу. Они это сделали. Они поймали сумасшедшего мясника, месяцами выставлявшего их всех неумелыми идиотами.
Все закончилось.
Они победили.
Добро восторжествовало над злом.
Фрэнк прибыл на десять минут позже Гила. Машину он смог припарковать только в двух кварталах от участка Холленбек, – настолько разрослась толпа. Репортеры окружили Салерно. Но он сказал им, что знает не больше, чем они, и поднялся по лестнице. Каррильо ввел его в курс дела. Прежде чем они войдут и поговорят с Рамиресом, Салерно приказал доставить в офис шерифа сумку с автовокзала. Ее можно было открыть только после получения соответствующего ордера. Салерно позаимствовал у полиции Лос-Анджелеса портативный магнитофон, и они вчетвером обсудили стратегию допроса.
Детективу департамента полиции Лос-Анджелеса Деннису Ли отправили сообщение, чтобы он забрал сумку на автовокзале «Грейхаунд». В тот момент он с еще тремя другими детективами дежурил на автовокзале, когда Ричард приехал из Тусона, вразвалочку прошел через автовокзал и вышел в парадную дверь.
Они достали черную кожаную сумку с плечевым ремнем и на застежке-молнии. Не открывая, они положили ее в полицейскую машину без опознавательных знаков и доставили в офис шерифа на Темпл.
В 10:10 Каррильо, Салерно, Ороско и Типпин вошли в комнату для допроса. Подойдя к Ричарду, Салерно нажал кнопку записи на магнитофоне. По приказу Салерно Томас снял наручники.
– Я сержант Салерно из отдела по расследованию убийств департамента шерифа. Это заместитель шерифа Каррильо из отдела по расследованию убийств департамента шерифа. Это детективы Типпин и Лерой Ороско из департамента полиции Лос-Анджелеса.
– Я знаю, кто ты, – ответил Ричард. – Ага… ты поймал Бьянки и Буоно, верно? О тебе писали.
Это признание застало Салерно врасплох. Он знал, что его фотография была в газете, но услышать, как Рамирес знает о нем все, произвело леденящий, отрезвляющий эффект: «Как будто ты попал под холодный душ», – скажет он позже.
Четыре детектива сели. Фрэнк спросил Ричарда, не хочет ли он что-нибудь съесть или выпить.
От еды он отказался, но попросил колу. Детективы решили действовать дипломатично и доброжелательно. У них создалось впечатление, что Рамирес хочет признаться, и, если он захочет поговорить, они, насколько возможно, ему эту задачу облегчат. Фрэнк спросил, не нужен ли Ричарду врач из-за разбитой головы, тот отказался. Рамирес был застенчив и уважителен, больше смотрел в пол.
Фрэнк сообщил Ричарду о его конституционных правах. Закончив, он спросил:
– Вы с нами поговорите?
– Мне нужен адвокат, – сказал Ричард, удивив и разочаровав детективов.
– Итак, вы не хотите говорить?
– Мне нужен адвокат.
Салерно и остальные встали.
– Что ж, думаю, нам не о чем говорить, – сказал он.
Они пошли к выходу, и вдруг Ричард сказал, что поговорит с ними, но только не о преступлениях.
Все опять сели: Каррильо напротив Салерно, Ороско напротив Типпина, Ричард во главе стола. Фрэнк начал задавать Ричарду вопросы о его семье и Эль-Пасо, на которые Ричард свободно отвечал. Минут через сорок Гил заговорил с Ричардом по-испански. Ричард быстро ответил: казалось, по-испански он говорил увереннее. Гил годами работал с уличными бандами и умел «разговаривать по-уличному», – мягко, с юмором и даже с уважением.